– Ты должен мне кучу бабла, шакал неблагодарный! Какую-то деревенскую шваль ставишь выше меня! Той, благодаря которой ты до сих пор сидишь в этом кресле! Или сегодня бараны управляют президентом?

Наталья оттолкнула президента и в этот же самый момент почувствовала укус в правую ягодицу.

Она вытаращила глаза и завизжала, но крокодил крепко вцепился в неё и не собирался отпускать добычу.

Прибежала охрана и аккуратно оторвала животное от гостьи. Вызвали скорую, и в приемной настала долгожданная тишина.

– Продолжим? Принесите нам чаю с медовиком! – попросил президент секретаршу. – Подсластим наши неугомонные нервишки! Мне кажется, татушки герба на рогах – очень даже эстетично. В этом же стиле сделаем тюбетейки и жилеты. На них вышивкой: «Мин булдырам», «Без булдырабыз». – Оскар Мурович как ни в чем не бывало сел за стол и продолжил совещание.

– А мне думается, что «Мин булдырам» надо выжечь на груди. Заметно и ярко, черно-красным или черно-зеленым. Если сделать жилет покороче, то расстегнутый – он покажет нашу тату.

– Точно. Плюс нужно придумать, как начесать хвосты и шерсть. Есть у меня модный стилист. Я вас к нему направлю! – засиял президент и хлопнул в ладоши.

– Спасибо! Панде – бой! – расплылась в улыбке Айгуль и отхлебнула чай.

– Нация умирает не от голода, а от лени и позора. Мы этого не допустим! – Президент с Айгуль чокнулись чашками, крокодил заполз на стол и разом оторвал половину медовика.

– Отатарился бразилец. Теперь ты наш, Жантеш. Как он кубинскую змею на место поставил, а? Как разбазаривать национальные деньги за рубежом, так президент не нужен… Устаешь быть бараном, которого доят. Только ты мне и служишь бескорыстно, по любви…

Оскар Мурович погладил друга по хвосту, а тот довольно щелкнул пастью.

В Гузели, первой любви, бывшего премьера, Рашида Нуриевича, все было устроено идеально: ладная спортивная фигурка, удлиненное каре, падающее на лебединую шейку, аристократичные музыкальные пальчики. Даже грудь была совершенной – ее можно было захватить широкими ладонями в заложники и не выпускать.

Мозг любимой брюнетки Рашида мог работать сутками напролет, если она была увлечена любимым делом.

Китайский Гузель знала в совершенстве, но считала жителей Поднебесной угрозой для республики и всего мира. «Мы достаточно могущественны и разумны, чтобы понимать и сдерживать аппетиты китайской моли», – щебетала она в камеру, защищая национальные интересы на телевидении. При этом девушка излучала такую уверенность и обаяние, что никто не догадывался ни про перепады ее настроения, ни про страх перед бывшей женой Рашида.

В минуты встречи с Натальей Гузель жалела, что осталась сиротой. Ей хотелось уткнуться в родительскую грудь и пожаловаться на свои тягостные сомнения.

Рашид закручивал и напрягал все шестеренки, винтики и шурупы своего железного характера с целью создать безопасную и красивую жизнь для Гузель. «Пост премьера, мои связи и деньги – или любовь в убогой деревне! Выбирай!» – поставила ультиматум Наталья, и Рашид выбрал. Уютная, спокойная жизнь с любимой оказалась ценнее насиженного места среди сильных мира сего, где главным гестаповцем была его бывшая.

Так он и начал новую жизнь в деревне, где открыл свою ферму, что стала лучшей в мире по удою и рогатому скоту.

Рашид устало крутил баранку на мосту Милениум, когда по радио сообщали о травме Натальи.

Гузель поначалу сосредоточенно слушала, а потом вскрикнула:

– Гуси! Смотри, гуси! Они вернулись! – Девушка открыла окно и старательно всматривалась в чернеющее небо.

– Тебе показалось. Ты в каждой вороне видишь гусей. Хватит уже! – проворчал Рашид.

– Большую любовь сложно забыть, – прошептала Гузель.

– Это намек на Наталью? – Рашид бросил на неё хмурый взгляд.

– Она ж звонила… – Гузель вздохнула, развязала шелковый платок с изображением голубых гусей и погладила рисунок.

– Любить – не люблю, отвязаться не могу. Ты думаешь, она хочет меня, как мужа вернуть? Ей деньги нужны! Метлу бы ей, и подальше! Как всегда некстати! Без нее – полный рот хлопот! – Зазвенел телефон и Рашид отозвался: – Слушаю. Знаю, что подала в суд. Будем судиться, что тут еще скажешь! Дозвонился до них? Пробивай дальше.

– Что случилось? – Гузель взяла мужа за руку.

– Одна деваха из соседнего колхоза на мою школу подала в суд. Утверждает, что я обучаю там ложным технологиям. Типа удой коров под Бараката не такой крутой, как под Мишку Бякшина.

– И что?

– Вот хочет доказать, что я шарлатан и обманываю и без того нищий колхоз. Они ж на обучение отправляют своих доярок. Уверяет, что даже куры не несутся под мой плейлист! Мои техники устарели, зато цены – выше университетских! – Рашид закурил и остановился на Бауманке.

Через дорогу переходила толпа скоморохов, ярких девиц в кокошниках, акробатов и гармонистов.

– Не жизнь, а бесконечно шоу «Тупой, еще тупее», – задумчиво ответила Гузель. – Есть надежда на решение?

– Конечно! – Рашид взял ее руку и поцеловал, – Думаю, устроить ринг. Баракат против Мишки Бякшина. Посмотрим, кого коровы любят сильнее. Это и будет доказательство для суда.

– И они на это согласились? – Гузель вытаращила глаза, едва сдерживая смех.

– Ведем переговоры. Им это на руку. Реклама, как-никак. Куда денутся?

– А если колхозница выиграет? – Гузель рассмеялась, когда один из акробатов сделал сальто прямо на дороге. Машины яростно сигналили, поддерживая его.

– Будем проводить ребрендинг, – пожал плечами Рашид.

Они проехали светофор и направились к Пирамиде.

Башню Сююмбике постепенно поглощала ночная мгла.

В Кремле было безлюдно, голуби тихо укладывались спать. Хромой дворник с длинной бородой посвистывая шел к башне.

Гурьям Потворская поставила чайник, включила телевизор, достала иголки для вышивания и нитки.

Набор иголок был большой. Гурьям взяла самую длинную, воткнула ее в средний палец. Потекла кровь.

Старуха подошла к огромной картине напротив стола.

На холсте была нарисована царица Сююмбике в золотом платье, черно-голубых ичигах и красно-янтарном платке. Она держала в руках тонкую ткань и с умиротворенной улыбкой вышивала.

– Не такая уж ты и святоша! – Гурьям воткнула в грудь женщины окровавленную иголку. – Но я, твоя сестра, помогу тебе!

Хранительница злобно посмотрела на картину, но услышав звук закипающего самовара, отвлеклась. Подошла к столу, открыла ящик, достала варенье.

Послышался стук в дверь.

– Доброго вечера вам, – прохрипел старик и вошел.

– Ты еще здесь? – Гурьям бросила на него недовольный взгляд, села за стол, достала чашку.

– Решил составить вам компанию. Страшно, небось, одной.

– Страшно, когда покойники рядом летают. А здесь только духи воют, – оскалилась Гурьям и зловеще посмотрела на бородатого.

Зубазга Мозгарович поправил приклеенную бороду и достал из кармана плитку шоколада.

– Где сладкий шоколад, там и лад. – Глаза его горели.

– Блат, вы хотели сказать. Купить меня хочешь, старый пердун? Не успел устроиться, как лезешь под юбку! – грудь Гурьям дымилась, глаза задорно бегали.

Она манерно и плавно достала вторую кружку.

– Слаб до красивых баб – виноват стократ. – Прокурор выдохнул, взял чашку и притупил к заветной беседе.

Зубазга Мозгарович принимал в своем кабинете мать погибшей девушки. Он неустанно снабжал ее чаем и бумажными салфетками.

Ежик навострил ушки и то и дело выглядывал из коробки, на которой крупными буквами было написано: «Заколю и зафукаю!»

На вид женщине было лет пятьдесят. Низкорослая блондинка, стриженная под мальчика. Она прижимая платок к носу и верещала:

– Резеда мечтала быть популярной. Хотела славы Мадонны, Бийонсе и всего этого американского шлака. Она верила, что если пойдет по стопам знаменитостей, то, без сомнения, придет к цели. Об этом же говорят все современные коучи! Бездушные твари! Угробили мою девочку!