Лев ходил из стороны в сторону по отсеку, с каждым мигом раздражаясь все больше. Он уверился в том, что существо не пытается его обмануть. Спустя несколько часов он покинул зал Тухулхи, но знал не многим больше, чем когда вошел. Единственное, в чем примарх был уверен, — это в неопределенности и в том, что затянул своих братьев на извилистую тропу.

Тень коснулась и Кровавых Ангелов. Первым под удар попал примарх, и через него она распространилась на остальных. Сангвиний медитировал в уединении в Санкторуме Ангелис, пытаясь понять собственную судьбу. Вместо этого он ощутил, как Хорус наносит ему смертельный удар. Ангел резко втянул воздух и упал на колени. Мраморный пол под ним не залило кровью, но каждая рана казалась настоящей. Клинок брата рассек его сердца. В глазах потемнело от боли. Массивная фигура в черной броне проступала перед примархом, а стены «Красной слезы» дрожали, готовые превратиться в оскверненные коридоры «Духа мщения».

Темнота. Чернота. Ночь. Все вокруг поглотила тьма, и такая же тьма растекалась по венам Ангела. Это была не кровь. Нечто неосязаемое. Но не жажда. Это было что–то другое, столь черное, что никакой свет не мог пробиться наружу. И все же эта чернота была его частью. Это был он сам.

Ангел закричал, пытаясь отогнать незримого врага. Голос примарха прокатился по залу, отражаясь от мраморной облицовки и золотых украшений. Сангвиний свернулся на полу, обхватив себя руками, удерживая тьму внутри. Тьма хотела вырваться наружу, но он пока был сильнее, и призрачная боль затихла, а вместе с ней затихла и тьма. Он снова мог четко видеть мир перед собой. Санкторум перестал таять. Примарх поднялся на ноги, не понимая, одержал ли он победу или же пропустил очередной удар.

На всех кораблях флота Кровавые Ангелы, занятые подготовкой к войне, замерли, пораженные приступом острой боли, прокатившейся по легиону.

Тень не рассеялась на рассвете. Она затаилась среди потаенных мыслей и страхов, ядовитой пылью осела в темных уголках каждой души на поверхности Триноса и на орбите. Смертные, легионеры и примархи — все чувствовали ее и вынуждены были ей противостоять.

Но космодесантники были готовы к войне и могли выжечь из себя тень пламенем праведного гнева. Смертные на поверхности не могли похвастаться тем же, Они видели, как их спасители покидают Тринос. Даже Железные Руки ушли, бросив крепость. Никто не радовался, когда три флота подняли якоря. Люди смотрели на корабли, которые сверкали, будто звезды, даже при свете дня, затмевая собой кошмарное зрелище Гибельного шторма. И эти звезды начали удаляться.

Свет надежды покинул Тринос, и великий плач раздался среди его обитателей.

Барьер появился на навигационных экранах «Непобедимого разума» за секунду до выхода кораблей из варпа. Лев со своего трона успел заметить, как датчики всех систем наблюдения внезапно стали передавать только черноту и помехи. Все органы чувств корабля отключились одновременно, как будто наткнулись на нечто абсолютно непроницаемое, раскинувшееся через эмпиреи. Это было единственное, что свидетельствовало о переходе в реальное пространство.

Колоссальная сила гравитации вцепилась в структуры «Разума». Завыли сирены, предупреждающие о возможном столкновении. Пикт–экраны замерцали и задергались, пока когитаторы пытались обработать внезапно обрушившийся на них поток данных.

— Открыть ставни! — крикнул Лев.

Защитные экраны, закрывавшие громадный окулус корабля, разошлись, и примарх смог увидеть то, что выбросило корабли из эмпиреев.

«Непобедимый разум» приближался к стене крепости невероятного размера. Лев смотрел перед собой в течение нескольких секунд, пытаясь осознать масштабы конструкции. Если бы примарх видел ее из кабины «Громового ястреба», размеры потрясли бы его, а уж с мостика боевого корабля они просто превосходили все ожидания. Лев рассматривал заостренные зубцы и башни из латуни и железа. Они поднимались над стеной, протянувшейся слева направо, насколько хватало диапазона датчиков. Барьер ощетинился тем, что с расстояния казалось шипами и крючьями. Странный, неестественный свет вырывался из бесчисленных бойниц, создавая впечатление звездного неба. Облака цвета крови и ненависти плыли над стенами, будто обрывки какой–то кошмарной космической туманности.

Крепость заполнила собой весь окулус. Стены уходили далеко вниз. Не было видно ничего, кроме зубчатых парапетов, не с чем было сравнить размеры невероятной структуры, но Льву наконец удалось осознать, насколько громадной она была. Крепость окружала звездную систему. Высота стены измерялась десятками миллионов километров. Длина — миллиардами. И хотя флот приблизился на опасное расстояние, до невероятного объекта все еще оставались многие миллионы километров.

Корабли попали в гравитационный колодец. Их тянуло сквозь пустоту навстречу столкновению, будто облако пыли, которое вот–вот разобьется об отвесный утес.

— Право руля! — приказал капитан Стений. Он подался вперед на командном троне, стоявшем чуть ниже кресла примарха, натянув механодендриты, связавшие его с «Непобедимым разумом», так, будто мог придать кораблю прыти своими движениями.

Лев открыл общий флотский вокс–канал и услышал, как капитаны других звездолетов эхом повторяют ту же команду. Было слишком поздно включать реверсивные двигатели, но катастрофы все же можно избежать, выполнив поворот и двигаясь параллельно стене, вырваться из ее хватки с помощью пертурбационного маневра. Лев постоянно переводил взгляд с чудовищной стены, уже заполнившей все пространство окулуса, на экраны когитаторов, где отображалась траектория движения объединенных флотов. Расчетные графики медленно менялись. Крепостная стена приближалась куда быстрее. Нос «Непобедимого разума» подрагивал, великолепные конструкции в готическом стиле, установленные на корпусе корабля, могли разрушиться в любой момент, уступив могучей силе притяжения.

— Сигналы с «Красной слезы» и «Самофракии», — объявил вокс–офицер.

— На закрытый канал, — отозвался Лев. Братья хотели с ним поговорить. Как и ожидалось.

— Куда ты нас привел? — потребовал ответа Жиллиман.

— Я не знаю, Робаут.

— И я тоже. Мы не можем идентифицировать систему.

— Если это планетарная система, то она переместилась, — сказал Сангвиний. — Но местоположение не так важно, как природа того, что мы видим перед собой. Это сотворил не Хорус. Никто из живущих в материальном мире не смог бы создать подобного — ни люди, ни ксеносы.

— Наверное, это и к лучшему, — заметил повелитель Ультрамаринов.

— Да, пожалуй, — согласился Лев. Если легионы–предатели научились делать подобные вещи, войну можно считать оконченной.

Он посмотрел на траектории движения кораблей и нахмурился.

— Часть наших малых кораблей не успевает развернуться, — сказал он, — Строй с левого фланга нарушился и растянулся в направлении крепостной стены.

— Да, у некоторых из наших кораблей тоже проблемы с маневрами, — откликнулся Сангвиний. — Их двигатели работают на пределе возможностей.

— Они смогут завершить маневр, — вставил Жиллиман. — но окажутся очень уязвимы для атаки.

— Тогда нам надо надеяться… — начал было Сангвиний и тут же замолчал. Лев услышал, как он пытается успокоить дыхание. Когда Ангел заговорил, его голос звучал как пророчество: — Те конструкции между башнями…

Лев снова развернулся к окулусу. «Непобедимый разум» уже разворачивался бортом к стене, уходящей в бесконечность космоса, мерцающей и пульсирующей неестественным светом. Между зубцами на разном расстоянии друг от друга виднелись какие–то конические конструкции размером с газовые гиганты. Они никак не могли быть тем, чем казались.

Но Сангвиний подтвердил безумную догадку.