Во двор выбежали сыновья попинать мяч. Захар затушил окурок в пепельнице, одним глотком допил чай и вернулся в дом. На столе дымился свежеприготовленный завтрак. Инна второпях допивала кофе и избавлялась от фартука.

– Ты опять не поела? – недовольно спросил он, усаживаясь за стол. Дотянулся к начатому маннику, стал пальцами выковыривать изюм и отправлять в рот, разглядывая жену. Инна покосилась на варварски кромсанный манник и на нетронутый мытый изюм в чаше рядом.

– Потом поем, на работе, сейчас некогда: детей повезу к школе, там у них место сбора. Сегодня последний день учебного года и на родительском совете приняли решение посветить его развлечениям.

Последние слова прозвучали приглушенно из-за стаскиваемой через голову футболки, когда она вышла за кофточкой. Его футболки. Его старой, заношенной, растянутой, с пятнами моторного масла футболки. Захар любил, когда она носила его футболки или майки на голое тело. Особенно майки, из несоразмерно глубоких вырезов которых обольстительно выглядывала грудь. Очень любил. Раньше. Еще до появления детей, когда она могла себе позволить щеголять в таком фривольном виде по дому. И когда вещь еще была похожа на вещь, а не на ветошь для мытья пола, как сейчас. Где та женщина, которая когда-то его пленила? Где та красотка, от которой он терял голову?

– Потом на работу, после за детьми, а вечером заеду в парикмахерскую, – Инна вновь появилась на кухне, убирая длинные волосы натурального русого цвета в небрежный пучок на затылке. Захара зацепило одно слово:

– В парикмахерскую? Решила сменить образ? – неприкрытая надежда проступила в голосе – он уже смотреть не мог на этот дурацкий пучок, – которая так и осталась незамеченной.

– Да нет, концы подравнять, как обычно, – отмахнулась она и сосредоточилась на поисках своего мобильника. Захар выковырял весь изюм из одного куска, отодвинул его в сторону и принялся за другой. Инна метнула на него еще один сердитый взгляд.

– Ты помнишь, что мы сегодня приглашены в бар на празднование дня рождения Глеба?

Инна продолжала двигаться по инерции и лишь когда информации с запозданием дошла до нее замерла и с досадой взглянула на мужа.

– Не-е-е-ет! – протянула она, и глаза наполнились вроде бы неподдельным сожалением. – Я совсем забыла! Вот зараза! – матюгнулась себе под нос. – А ты можешь сходить один? Мне, правда, кровь из носа нужно доделать и сдать проект сегодня! Свинтить пораньше не удастся и я боюсь, что никак всего не успею! Мне дико неудобно! Извинись за меня перед ребятами, ладно? Хотя нет, лучше я сама позвоню. А ты оторвись, как следует! Как в старые добрые времена! – подмигнула она, нашла, наконец, сотовый и резво удалилась.

Когда за ней захлопнулась входная дверь, Захар не донес до рта очередную сушеную ягодку, а зажал ее между пальцев и раздраженным щелчком отправил куда подальше. Ну, здорово! Сначала она отодвигала его на задний план, потому что дети. Потом стало не хватать времени на дом. Теперь вот еще работа выходит в лидеры списка ее приоритетов. Всякие там парикмахерские, подружки, творчество, самореализация. А он, выходит, на задворках после всего этого?! Даже как-то стрёмно стало чувствовать себя на последнем месте в ее жизни.

Он услышал, как отъехала машина. Взгляд упал на ее чашку возле раковины. Она в который раз ни черта не поела, забив не только на мужа, но и на себя. И так худющая стала, скоро совсем одни кости останутся! Снова надела эти бесформенные дурацкие джинсы, которые он терпеть не мог. Кофту на тридцать три размера больше ее собственного. Он и забыл, когда видел ее в приталенном, облегающем туалете; когда последний раз она пользовалась косметикой или укладывала волосы в прическу. А о сексе вспоминал, как о чем-то эфемерном. Да еще сон этот так раздразнил его! Да, уж, задалось у него настроение на весь день, ничего не скажешь…

Инна допивала чай, по привычке щуря один глаз, когда подносила кружку ко рту и торчащая из нее ложка оказывалась в непосредственной близости от него. Она задумчиво глядела в окно над монитором компьютера. Она успела сдать эскиз в отведенный срок и теперь дожидалась решения руководства, а мыслями вернулась к утренней сцене. И вроде все как обычно, по давно отложенному распорядку, но что-то было не так. А вот что именно – она никак не могла понять.

Отношения с мужем волнообразно протекали в их жизни. Бывали ссоры и сближения, разногласия и перемирия. Всякое бывало, как и у всех семейных пар. Не так давно было совсем тяжко, но Инна пережила тот кризисный период, справилась с собой и вскоре опять все стало ровно. Слишком ровно. Чересчур. Аж до тошноты. Никаких эмоций, волнений, переживаний. Ни-че-го. Живут себе, как два знакомых человека под одной крышей, стараясь друг друга лишний раз не трогать. Так что же означал задумчивый испытующий взгляд темных глаз супруга? Неужели мысли о разводе мутили и его чашу спокойствия, как когда-то ее?..

Вскоре ее вызвали в кабинет начальства и обрадовали двумя новостями. И если первая принесла ей лавры почета и с полным правом позволила возгордиться собой: именно ее идею среди нескольких утвердили для воплощения; то вторая новость привела в полнейший восторг! Ей, Инне, поручено перенести свой шедевр с бумаги на стену детского развлекательного центра в натуральную величину. Она больше любила создавать рисунки красками, вживую, чем в компьютерной графике. Окрыленная своим успехом, в возбужденном состоянии и радостном настроении она поехала за детьми. По дороге домой неугомонные сорванцы таки упросили заехать к дяде Яну. Для детей это всего лишь несколько раундов «данеток4», а для Инны крюк в сто километров: брат жил за городом. Доро́гой набрала его.

– Сумасшедший дом Ростовских слушает, – раздался в трубке голос брата на фоне оглушительного визга детских голосов.

– Ого! Да у вас там весело! – рассмеялась в трубку Инна. – Наверное, мы будем лишними… или нет? Мальчишки в гости просятся.

– Не вопрос. Приезжайте. Когда вас ждать?

– Да, собственно, мы уже едем.

– А, ну да. О чем это я? Когда это ты заранее предупреждала? – добродушно подколол старший брат. Инна скривила потешную моську, хоть он и не видел:

– Не ворчи! А лучше ставь чайник, мы скоро будем!

Сказать, что Инну чуть не сбили с ног племянницы, когда она подходила к дому – это не сказать ничего. Маша и Настюша бросились ей на шею, обнимая и целуя. Стали наперебой громко рассказывать о своих важных детских делах, пытаясь забрать внимание тёти каждая на себя. Они застеснялись старших двоюродных братьев, как это водится у детей при встрече, но вскоре увлекутся в водовороте игр и тогда уж им станет не до взрослых. Так и вышло: они все вместе дошли до летней веранды, где сидел Ян за накрытым столом и возился с самой младшей трехлетней дочерью Олей. Племянники поздоровались с дядей и умчались куда-то вглубь двора с девочками.

– Кто тут самый красивый на свете? – улыбнулась Инна пухлощекой малышке, но Ян был бы не Ян, не прими удар на себя:

– Красивый? – фыркнул он. – Бери выше – совершенство!

Инна тихо рассмеялась этой нелепости. Один только безобразный шрам, что пересекал щеку от разорванной брови и терялся в щетине, придавал ему диковатый, совсем не располагающий вид. Прямой неломкий взгляд серых глаз из-под низко нависших бровей с годами приобрел стальную твердость. Взлохмаченные светлые волосы, припорошенные сединой, добавляли первобытного колорита его суровой внешности. Но Ян относился к той удивительной породе мужчин, которая сочетала в себе не сочетаемое: обладая отпугивающей наружностью, при этом он имел любящее преданное сердце и доброжелательный нрав. Но эту изнанку своей натуры он показывал только самым близким.

– Привет, совершенство! – поддразнила сестра, нагнулась и поцеловала его в колючую щеку, заодно погладив девчушку по голове. – Опять что-то строишь? – отметила на нем рабочие джинсы и рубаху с закатанными до локтей рукавами. Каждый год на просторной придомовой территории появляются новые постройки. Брат строитель не только по профессии, но и по призванию.