Тем же летом деревню прислали нового священника. Молодого, энергичного с такой же молодой и энергичной женой. Поначалу миссис Пимберли ласково отнеслась к сироткам, восхитилась их стойкостью, расспросила о местных жителях и доходах. Но выяснив, что деревня небогата, а все, что есть в доме принадлежит семье Амели, начала попрекать их каждым куском, лазить по сундукам и намекать, что они с мистером Пимберли не так богаты, чтобы содержать чужих детей. Вот когда девушка возблагодарила привычку матушки помечать монограммой все свои вещи – от нижнего белья, до столового сервиза! В противном случае, миссис Пимберли просто отобрала бы все, что принадлежало семейству Фонтен!

А уж когда священник попытался защитить их перед супругой, сказав, что Амели многое делает для местных жителей, даже бесплатно уроки ведет для девочек, миссис взвилась, и заподозрила девушку в кокетстве со служителем церкви! По селу поползли неприличные слухи, от мисс Фонтен стали шарахаться прежние хорошие знакомые.

Зиму в такой обстановке они пережили с трудом. Амели распродала почти все, что уцелело в сундуках, и поняла, что у нее не осталось выхода. Нужно ехать в столицу, искать своего нечаянного супруга, и просить его о помощи! Последнее сокровище – серебряный кубок, девушка продала трактирщику. На дилижанс нужны деньги.

Багажа с собой было мало – один маленький сундук с книгами, памятными безделушками и кое-какой одеждой, перешитой из родительской. Самой большой ценностью были вот эти самые бумаги и пачка пожелтевших писем – у матушки в столице все же были родственники, и если мужа найти не получится, придется обратиться за помощью к ним.

Последний раз окинув взглядом знакомый с детских лет пейзаж, Амели убрала бумаги в сумочку, поправила ленты шляпки и двинулась к стоянке. Там уже приплясывали от прохладного весеннего ветра Илана и Брис. Сестра очень вытянулась за зиму, ее темные глаза стали просто огромными на бледном худощавом личике. Брат, напротив, словно остановился в росте, и старательно прятал покрасневший нос в потертый отцовский шарф.

– Сейчас сядем в дилижанс, и согреемся! – пообещала им девушка, услышав цокот копыт.

– Скорее бы! – буркнул Брис. Ему только-только исполнилось восемь, но он считал себя мужчиной и защитником сестер.

Илана просто поежилась и спрятала руки в муфту. Девочке двенадцати лет хотелось быть красивой, и Амелия не стала убирать в сундук милую вещичку, пошитую, когда-то для нее самой. Отдала, обходясь перчатками домашней вязки.

Стук копыт приблизился. Заметив пассажиров, кучер натянул поводья:

– В город, барышня?

– В город!

Старик спрыгнул с облучка, и поставил сундучок на груду другого багажа. Амели отдала деньги за проезд, и втиснулась на скамью за спиной кучера. Детям пришлось сесть на узкие возвышения в центре экипажа. Неудобно, тесно, трудно держаться, но других вариантов не было. Дилижанс ехал медленно, но все же быстрее чем идущий пешком человек. В тесной коробке сидела парочка хмурых мужчин – по виду рабочих, выбиравшихся в деревню к семье, пожилая дама в черном платье, и женщина непонятного возраста, в черном капоре и сером платье.

Амели сдержала вздох. Ее собственное платье тоже было черным. Точнее бурым до черного. Война изрядно выкосила провинцию, но экономя на крепе вдовы просто красили свои повседневные платья чем придется, и продолжали носить, штопая локти и подолы. Заливаясь слезами, девушка сварила, когда-то любимое голубое платье в отваре ольховой коры. Цвет получился скорее грязным, чем черным, поэтому детские вещички она перекрашивать не стала. Нашила кое-где траурные повязки, да запаслась парой черных лент, зная, что детям пренебрежение трауром простят, а вот ей – нет.

До ближайшего городка добрались часа через четыре. Там сделали остановку, попили ледяной воды из колодца, съели по пирожку и снова забрались в дилижанс. Дорога до столицы должна была растянуться на несколько недель, но Амели понимала, что дети не выдержат непрерывной поездки, поэтому планировала маленькие остановки в тех городах, где располагались портальные станции. Увы, на портал у нее попросту не было средств. Это колдовство до сих пор было слишком дорогим и даже при наличии магических стабилизаторов требовало от мага большого умения и сил. Путешествие в дилижансе втроем, стоило дешевле, чем один переход от границы в столицу.

К вечеру дети так устали, что даже ныть и капризничать не было сил. Амели решила, что пора сделать остановку. Она попросила кучера снять их багаж, и внести в маленькую гостиницу при почтовой станции. Тут было шумно, многолюдно и довольно грязно, зато дешево и безопасно. Они сняли одну комнатку с большой кроватью, быстро умылись, проглотили какой-то невнятный суп из мясных обрезков и крупы, а потом упали и уснули. Девушке едва хватило сил пихнуть саквояж с бумагами и деньгами под кровать.

Утром, приведя себя в порядок, все трое вышли размять ноги. Сундук оставили в гостинице, узнали, когда будет следующий дилижанс, уточнили, где тут ярмарка и двинулись гулять. Амели даже нашла для младших по медячку – на леденцы.

Бродили до вечера. Измерзлись, устали, поэтому гостиничное варево проглотили, не присматриваясь и снова упали на кровать. В пять утра их уже разбудила местная прислуга, выдала стакан кипятка с куском хлеба и показала на стоящий у выхода дилижанс. Упав на лавку, путешественники всеми силами старались погрузиться в дрему, чтобы не видеть однообразные, унылые пейзажи за грязным стеклом кареты. На остановках перекусывали, разминали ноги, и ехали дальше, до тех пор, пока Илана не начинала плакать во сне. Тогда снимали номер, грелись, спали, ели горячее, чтобы через день-два вновь умоститься на жесткой скамье дилижанса.

Примерно в таком режиме Амели и дети ехали целый месяц. Постепенно серая хмарь сменилась ласковым солнцем, а на обочинах расцвели подснежники, когда самый новый и удобный из всех виденных ими дилижансов въехал наконец в столицу.

Даже окраина столицы ошеломила провинциалов. Здесь было шумно, грязно, ярко и…сытно. На каждом углу продавались горячие пироги, сбитень, бульон или морс. Возле станции дилижансов толпились люди, толкались, зазывали, кричали. Здесь практически не было траурных одежд – видимо столицу не коснулись нападения странных крылатых людей из соседнего королевства. Впрочем – люди ли они?

Амели с каменным лицом попросила служащего отнести сундук в гостиницу, и сжалась, услышав, сколько будет стоить одна ночь в номере на троих с ужином и мытьем в общей купальне на этаже. На эти деньги в провинции они бы неплохо прожили месяц. Или не слишком хорошо – два. И к тому же это были практически последние их средства. Недрогнувшей рукой девушка внесла оплату, и заметив у конторки кипу старых газет попросила их почитать.

– Да берите, барышня, – махнул рукой портье, – это хозяйка принесла у дверей стелить, чтобы господа обувь свою ставили, для чистки. Полы не портили. У меня еще есть. А как прочтете сюда вот в ящик положите.

– Спасибо вам! – искренне сказала девушка.

Она подхватила тяжелую пачку бумаги, и вместе с Иланой и Брисом поднялась на третий этаж, в маленький «спальный» номер, в котором была, собственно, только кровать, стол и место для их сундука.

Пока дети мылись, девушка успела просмотреть газеты, и выяснить, что они как раз годичной давности. Война, которая уничтожила их прежнюю жизнь в столичных изданиях называлась «пограничной стычкой». Потери упоминались вскользь, зато долго и подробно расписывалось триумфальное возвращение наследного принца «после победы над мерзкими гангутами». Правда списки некрологов подсказывали что «мелкая стычка» была не такой уж мелкой, но кто их читает эти некрологи, кроме древних стариков, да тех, кто проводил на войну близких?

Амели быстро отыскала газеты со дня своего брака и дальше. Перебрала, обращая внимание на некрологи и с комком в горле прочитала: «Скорбим. Граф Эммет-Жаккард дю Боттэ, погиб в стычке с гангутами, прикрывая отход своей части. Честь и слава! Посмертно награжден орденом». Больше ничего. Никаких упоминаний о свадьбе, титуле и владениях.