- А разве мы ещё кого-то ждём? - Вот только почему именно мне пришлось спрашивать?
- Да. Вы не будете против, если придёт один мой знакомый? - Такой чуть смущённый взгляд... - Я ему много рассказывала о вас, он очень хочет познакомится.
- А если бы мы были против? - Я Таньку когда-нибудь на языке повешу!
- Я сейчас позвоню, скажу, чтоб не приезжал!
Мама метнулась к телефону, я еле успела схватить её за руку.
- Погоди! Кто сказал, что мы возражаем? В конце концов, это твой друг, как мы можем что-то возразить?
Мда... А мамины сомнения скоро прояснились. Маленький, полноватый, лысоватый... С первого взгляда очень хотелось поинтересоваться, что наша красавица-мать в нём нашла. Но с первого слова интересоваться расхотелось. У меня. У Машки, кстати, тоже.
В общем, обед прошёл на удивление нескучно. На самом деле, нам вместе скучно не бывает. Всегда найдётся о чём поговорить, поспорить... А не спорить мы тоже не можем. Но никогда не обижаемся. Мы ж не всерьёз, а так, для развлечения. Просто у каждой из нас своё отношение ко всему, с вой подход, своё понимание. Часто посторонние люди удивляются, как мы умудряемся не ссориться в таких спорах. Константин не удивился. Но в разговор почти не встревал. Молчал, слушал, изредка бросал реплики. Но больше смотрел на мать.
И я вдруг поняла, что мы ему мешаем. Все три. Своей бессмысленной болтовней, шумным весельем, да и самим фактом присутствия. На самом деле он пришёл не ради нас. А раз так... я поймала Машкин взгляд и повела глазами в сторону двери. Она чуть нахмурилась, но я настойчиво опустила веки.
***
Как же рада я была увидеть их всех! Наверно так же, как и они меня. Директриса в очередной раз предложила перебраться в музей, мол, психологи всегда нужны. Я опять вежливо отказалось, хотя на душе заскребли кошки. Как же, всегда нужны! Да на каждую возможную вакансию здесь уже очередь на пятьсот лет вперёд! Тяжело чувствовать себя неблагодарной. Директриса даже смутилась и пообещала не соблазнять меня больше. У каждого человека своя дорога, и кому, как ни историку, понимать это.
В дружине занятия с отроками давно закончились, и теперь туристы могли увидеть древний обряд встречи побратима. Что здесь древнего - не понятно: обнимали они меня вполне современно. В любом случае, до 22 часов (по местному) пришлось подыгрывать на тему "вернулся дружинник из командировки... то есть из похода": торжественно предъявиться воеводе, провести несколько поединков, потравить байки к огромному удовольствию как наших, так и туристов. Уж что дано, то дано: мои байки даже воевода послушать любит, а ведь он сам рассказчик хоть куда. К окончанию рабочего дня собрались все, даже те, у кого был выходной. Как только последний гость покинул территорию, ставшую служебной (ночью их перемещение по музею ограничено), на столе появились бутерброды, конфеты, овощи с местного огорода, вода, чай и россыпь пластиковых стаканчиков и тарелок. Иногда безумно хочется побыть обычными людьми, что у нас, почему-то, ассоциируется с пластиковыми стаканчиками. Наверно, потому что их можно выкинуть, а "рабочую" посуду придётся мыть.
Едва все расселись, вошёл воевода, сообщив о своём появлении водружением на стол звякнувшей сумки. Он достал штопор, кивнул, приглашая смелых открывать вино, и сел рядом со мной, что было далеко от его обычного места во главе стола. На нашем внутреннем языке это означало его разрешение веселиться совершенно неофициально, то есть без ограничений. Насколько я знаю, такое веселье у некоторых могло закончиться тяжёлым похмельем, но ни опоздавших на работу, ни разбитых окон, ни недовольных нашим поведением гостей после наших вечеринок никогда не было.
У нас было делом обычным накладывать еду не к себе в тарелку, а тарелку соседа, при этом считалось невежливым смотреть в чашу соседа, поэтому я с наслаждением тянула маленькими глотками любимое вино, обильно запивала бутерброды минералкой, и, с лёгкой руки соседей, поглощала неимоверное количество конфет. Наконец веселье преодолело границы повода, и я поняла, что моё исчезновение не привлечёт лишнего внимания.
Я остановилась в двух десятках метрах от храма. Простая одноэтажная постройка без окон, с высоким потолком в лучах подсветки казалась величественной и таинственной.
- Я знал, что ты придёшь сюда.
Я не вздрогнула, хотя и не слышала, как он подошёл. Воевода сунул мне в руки два стаканчика и открытую бутылку и присел у одного из прожекторов. Из его основания выдвинулась панель управления, и воевода быстро набрал код. Неспешно преодолев 'мёртвую зону', он открыл коммуникационную панель на воротах храма и приложил ладонь к идентификационной пластине. Я услышала, как он отрывисто бросил:
- Панов. Я отключил сигнализацию. Откройте храм.
- Воевода, сейчас пол первого ночи! У тебя все дома? - Донесся вопль из коммуникатора
- У меня гости.
- Псих! - Скорее догадалась, чем услышала я. Но мнение дежурного меня мало волновало. Панов! За время учёбы в моих мозгах осело столько имён и фамилий, что прежние стали стираться, да и раньше я никогда не ставила себе целью запоминать лишнюю информацию в виде фамилий, званий и достоинств окружающих людей, если для общения достаточно имени-отчества. А уж запоминать фамилию воеводы, если для всех, от директрисы до кондитеров, он был и есть просто воевода, единственный и непревзойдённый...
Внутри было тёмно, только через дверной проём проникал свет прожекторов. Я помогла воеводе зажечь факелы. Загудел, включаясь, кондиционер, очищая воздух от продуктов сгорания. Воевода закрыл дверь. Неровные блики пламени желтоватым светом залили вытянутое помещение. В зале не было никакой мебели, только в углу стояло что-то вроде жаровни, на которой лежала серебряная братина. Идол, поразивший меня в прошлое посещение, так и стоял на своём месте, древний и безмолвный. Я снова смотрела в его деревянные глаза, и не могла отделаться от ощущения, что они живые. По правому плечу разлилось тепло. Воевода подобрал оставленную у двери выпивку и дал мне полный стаканчик вина. Я помотала головой:
- Не, мне, пожалуй, хватит, а то ещё увижу, как он мне подмигивает. Или почую, как у меня с плеча улетел сокол. Не хотелось бы веселить охранников ловлей нарисованного беглеца.