- Ваши предки, наверное, были из дворян? - задал я провокационный вопрос, ожидая услышать вымышленную легенду об очень знатных предках.
- О, нет, - рассмеялась Стася. - Не из дворян, даже не из купцов. Мои предки были крестьянами.
И она неожиданно начала рассказывать историю своей жизни, сама, без всякой моей просьбы удовлетворив мое любопытство. Предки ее, как рассказывал отец, были крепостными у богатых помещиков в Тверской губернии. А так ли это на самом деле, или нет - кто знает. Родители же Стаси, совсем простые люди, мечтали дать ей хорошее воспитание, и положили все свои силы, чтобы вывести дочь в люди. Отец работал каменщиком, то на стройке, то на частных заказах. Он был мастером своего дела. Уж так умел выложить кирпичную кладку, так сделать камин, что к нему обращались самые видные, влиятельные люди. И, благодаря этим связям, он и сумел отправить дочь в Москву, дать ей образование. Конечно, пределом его мечтаний было видеть свою дочь инженером. Настя и получила инженерное образование, однако никаких особых перспектив оно не сулило. Но вдруг ей повезло - попала в бизнес, и дальше дело пошло. За какие-то два-три года из бедной провинциальной девушки превратилась в преуспевающую молодую даму.
Я слушал Стасю рассеянно. Стенные часы отбивали свой равномерный ритм, напоминая мне, что наше свидание скоро закончится, а дальше задушевной беседы дело пока не продвинулось. Неужели сегодняшний мой визит так и завершится ничем? - с грустью подумал я. И тут Стася, словно разгадав мои мысли, предложила, поднимаясь из-за стола.
- Потанцуем?
Я мгновенно ожил, обнял мою богиню за талию, и мы стали неторопливо и плавно двигаться на мягком ковре. Она вдруг сбросила туфли, и, разогретая шампанским, начала лихо отплясывать что-то наподобие твиста. Я тут же отреагировал, переключился на рок-н-ролл. Стася оказалась и в этом отличной партнершей. Я ловко вертел ее, она смеялась. Я подхватил ее на руки, закружил. И вдруг мой взгляд остановился на одном из портретов, который в колыхающемся пламени свечей, казалось, смотрит на меня очень живым, осуждающим взглядом. Я замер от неожиданности, пригляделся к портрету. На нем был изображен молодой, очень интересный мужчина, сидевший в задумчивой позе, подперев рукой голову. И на этой руке было тщательно прорисовано очень необычное кольцо, с большим синим сапфиром. Стася тут же перехватила мой взгляд.
- Кто это? - осторожно поинтересовался я.
- Лучше не спрашивай, Орест, - драматическим шепотом отозвалась Стася, легко перейдя на "ты". - Это - моя вечная боль, самая страшная трагедия моей жизни. Это мой муж...
Стася замолчала. И я молчал, выжидая продолжения, но не смея задавать вопросы.
- Когда мы познакомились, - сказала она, - Миша поразил меня своей красотой, умом, талантом. У нас началась безумная любовь. Но он был совершенно беден, и не хотел обременять меня своей бедностью. Он страшно переживал, что не может подарить любимой женщине все, что она пожелает. А мне ничего было не надо, я любила его больше жизни.
Стася снова замолчала, ее зеленые раскосые глаза подернулись влагой. Я осторожно дотронулся до ее руки, и она не отдернула руку. Из этого я сделал вывод, что поступил совершенно правильно, и, осмелев, стал ласково гладить эту бархатистую ручку. Стася же не смотрела на меня, и продолжала говорить.
- Ты даже не представляешь, Орест, какая это была любовь! Я помогла ему встать на ноги, втянула его в свой бизнес. И, когда он смог на собственные заработанные деньги, купить золотые обручальные кольца, он сделал мне предложение. Мы поженились и, жили счастливо...
- Так отчего же вы расстались, если была такая любовь? - осторожно спросил я.
- Мы не расстались, - голос Стаси дрогнул. - Мишенька трагически погиб в катастрофе, почти пять лет назад.
Я выдержал должную паузу, и спросил.
- И с тех пор ты одна?
- О, нет! - воскликнула Стася. - Похоронив Мишу, я долго хранила ему верность, а потом снова вышла замуж. Правда, мой второй брак нельзя назвать настоящим браком, скорее, это была благотворительность. Господин Дроздянский женился на мне уже стариком, и я скрасила остаток его дней, ухаживая за ним, как за ребенком. У нас с Мишенькой не было детей, а уж с Дроздянским и быть не могло! Мы даже спали в разных постелях... В общем, четыре года после гибели Мишеньки прожила, как монахиня, даже в браке...
Стася замолчала, а я уже сгорал от нетерпения, возбужденный до безумия близостью с ней во время танца, прикосновением к ее руке и шампанским. При всем моем уважении к памяти ее покойных мужей, я думал только об одном - когда же кончится это мучительное испытание.
- Дроздянский был не бедным человеком, - вздохнув, произнесла Стася, - и в благодарность оставил мне все свое состояние - этот домик, и кое-какие деньги. А все остальное я заработала сама, вот этими руками! - Стася смахнула слезы, рассмеялась и неожиданно обвила мою шею. - Но я ведь молодая, здоровая женщина! Как ты считаешь, Орест, имею я право на личную жизнь?
- Еще как имеешь, - тут же отреагировал я, крепко обхватив ее и прижимая к себе.
Мы снова закружились в танце, незаметно переместились в спальню, и там, наконец, свершилось то, что должно было свершиться. Надо ли говорить, что свой мобильный телефон я предусмотрительно отключил.
Стася кричала, стонала в моих объятиях, и, кажется, я сам стонал и кричал, поскольку такой страстной и ненасытной женщины у меня давно не было. После безумной нашей любви я с сочувствием думал - как же тяжело пришлось моей бедной Стасеньке! Воистину, это неоправданный героизм и самоотречение - столько лет хранить верность погибшему мужу, потом ухаживать за каким-то стариком, пусть даже богатым и благородным, а по ночам тайно укрощать свою трепещущую плоть. Наверняка она ведь это делала, а что же ей бедной оставалось?
Я с наслаждением смотрел на прекрасное, расслабленное тело Стаси. Нет, такая женщина достойна лучшей участи, чем быть безутешной вдовой.
Совсем разомлевший, я чуть-чуть понежился на шелковых простынях в роскошной постели своей роскошной любовницы, потом встал и пошел в ванную, чтобы немного освежиться. Мне еще предстояло вернуться домой. А надо ли возвращаться? - подумал я. - Перед Юлькой как-нибудь отоврусь. Ну да, тайник! А может быть, черт с ним, с тайником? Ну, проберусь я в Юлькину квартиру следующей ночью, никуда ни квартира, ни тайник, ни Юлька не денутся...