Когда я оказался в просторной квартире бабушки, вся семья была уже в сборе. Мать и тетки возились на кухне, раскладывая в миски салаты и другую разнообразную закуску, а младшие сестрички Анька и Ирка крутились вокруг бабушки, которая наносила последние штрихи на праздничный стол.

   - Ну, конечно, Орестик, ты, как всегда, последний! - усмехнулась моя драгоценная бабуля. - Позволь тебя спросить, когда ты сегодня проснулся?

   Бабуля в своем репертуаре! Я вручил ей букет, выложил приготовленные гостинцы и вино, и с вожделением глядя на теплые пирожки в большой плетеной корзинке, накрытой белоснежной салфеткой, спросил.

   - Ну что, пора за стол?

   - Нет, мой дорогой, - с загадочной улыбкой ответила бабушка, - мы ждем еще одного гостя!

   По ее выражению я понял, что должен придти кто-то из ее давних поклонников, пользующийся особым расположением. И оказался прав. Вскоре в квартире появился главный гость, он же - главный гвоздь программы, пожилой седовласый мужчина очень благообразного вида. Его интеллигентное лицо украшали очки в тонкой оправе, из-под которых глаза смотрели с живым блеском, демонстрируя, не смотря на возраст, ясное состояние ума. Это был Евгений Максимович Андриевский, человек по-своему, легендарный, профессор истории, специалист по греческой мифологии. Я видел его когда-то, раза два или три, а уж слышал о нем от Электры очень много. Она его ласково величала - Эжен.

   Какие у него были отношения с бабулей, я никогда не смел спрашивать, но этот человек из всех, ныне здравствующих, был единственным, кто знал моего прадеда лично, и даже считался его учеником и последователем. Если учесть, что прадеду исполнялось сто, то Евгению Максимовичу было, по меньшей мере, под восемьдесят, или за восемьдесят, но и выглядел, и держался он прекрасно. С каким благородством и достоинством он поцеловал руку бабушке - это надо было видеть. Я подумал, что у этого благообразного старика и мне есть, чему поучиться.

   Мне даже показалось, что в этот момент прадед с портрета, висевшего в гостиной, подмигнул, а губы его изогнулись в легкой улыбке. Вообще мне не свойственны галлюцинации, экзальтации, и прочие аномальные состояния, но все же, согласитесь, есть в нашей жизни что-то таинственное и необъяснимое, такое, что, по словам Шекспира - и не снилось нашим мудрецам.

   На мое счастье, бабушка кликнула всех к столу, зажгли свечи в старинных подсвечниках, выключили свет, и торжество началось.

   - Дорогая, несравненная Электра! Прекрасная Даная, Галатея и Пандора! Юные прелестницы Ифигения и Артемида! - Евгений Максимович сделал галантный поклон в направлении каждой из дам. - Дорогой Орест! - он поднял свой бокал и, держа его в руке, произнес. - Я приготовил свой рассказ специально для вас, и надеюсь, что не слишком вас утомлю.

   "Хорошо бы", - подумал я с надеждой, что рассказ окажется не слишком долгим.

   Евгений Максимович нараспев начал произносить торжественную речь, посвященную великому человеку и великому ученому, исследователю античной мифологии Оресту Ивановичу Ласкину.

   Мы с Иркой незаметно переглянулись. Я знал, что ей очень хочется потрепаться со мной, но встать из-за стола, уединиться где-нибудь в недрах бабушкиной квартиры было невозможно. В нашей семье не принято нарушать ритуалы.

   - Орест Иванович был настоящим реформатором. За свою недолгую, но очень яркую, значительную, я бы даже сказал - знаковую жизнь, он полностью переосмыслил все прежние теории мифа, - певуче произносил профессор.

   При всем уважении к почтенному другу бабушки слушал я рассеянно, уверенный, что ничего нового, кроме того, что уже навязло в ушах с раннего детства, не узнаю. Биографию прадеда я давно выучил наизусть, и, разбуди меня среди ночи, мог бы без запинки повторить. Но это отнюдь не означало, что я был поклонником античной мифологии.

   Сказать по правде, и свое законное имя, доставшееся мне в наследство от прадеда, я тоже никогда не любил. А его мифический тезка, воспетый некогда Эсхилом, Еврипидом и другими древними авторами, был просто отвратителен. Какой-то слизняк, да еще злобный и мстительный. Убил собственную мать из мести за папашу. Жаль, что злобные старухи Эриннии не разодрали его на куски! Правда, и папаша, великий полководец Агамемнон, надо сказать, был еще тот фрукт - хотел принести в жертву собственную дочь Ифигению, и принес, подлец! И после этого спокойненько себе воевал, добывал славу отечеству и себе. Супруга Клитемнестра, конечно, затаила ненависть, и хладнокровно прикончила муженька, когда он вернулся с победой. Но тут возник Орест с дружком Пиладом, хитростью проник в дом и зарезал грешную матушку. Как можно убить собственную мать, даже из праведной мести, даже по наущению Бога? Нет, этого я понять не мог никогда, и не только Орест, но другие герои античных мифов, а особенно боги вызывали у меня явную неприязнь. Все они воинственны, мстительны, кровожадны, бесконечно кого-то мочат то в битвах, то в мирной жизни.

   Мягкий и вкрадчивый голос старого профессора звучал монотонно, действовал убаюкивающе.

   - Ластик, ты спишь? - моя двоюродная сестричка Ирка хихикнула и незаметно меня щипнула.

   - Я слушаю и размышляю, - прошептал я в ухо своей игривой сестрице.

   - А я уже не могу, - так же шепотом пожаловалась она.

   Анька - другая моя сестренка, рядом со мной заерзала на стуле, потом откровенно зевнула. Я осторожно наступил ей на ногу. Она хмыкнула. И тут же я поймал осуждающие взгляды матери и теток.

   "Вот бы сюда Юлькиного попугая!" - промелькнула у меня крамольная мысль. Я живо представил, как он вносит свои комментарии, и с трудом удержался, чтобы не расхохотаться.

   И тут неожиданно Евгений Максимович посмотрел в нашу сторону и произнес с подкупающей улыбкой.

   - Милое юное поколение, я понимаю, что все же утомил вас. Но потерпите еще немного. То, что я сейчас скажу, очень важно.

   Мы тот час притихли, устыдившись, тетки и мать надменно отвернулись от нас, бабушка улыбнулась, а Евгений Максимович перешел к главной теме - наказу прадеда, оставленному потомкам. Конечно, и о нем я знал с детства. И был уверен, что мой предок неспроста слыл сумасшедшим.