Узор От безумства мы вместе лечились с тобой, Кулаки мы убрали от стен. Мысли сходятся в ровный, распутанный строй, Вижу чудный узор твоих вен. Всю ту правду, что нам была так нужна, Я всё время боялась сказать. Отступается внутренняя война От узоров в твоих глазах. Всё трясётся внутри как осиновый лист, Но снаружи тверда, словно дуб. Помнишь, как мы с тобою тогда сорвались? Шею метил узор твоих губ… Я сама порвала эту тонкую нить, Ты боишься, как птица – огня. Уже поздно бежать или что-то просить — Тот узор подбивает меня. «Головокружительные метры…» Головокружительные метры, Окна, крыши. В стёклах радужные спектры. Выше, выше! Солнце пляшет по карнизам — Вид с балкона. Город тёмный ещё снизу, Ещё сонный. И завис прозрачной плёнкой Лёгкий холод. Не дробят асфальт со звонким Звуком долот. Каблуков поспешный стук На светофоре. Ног, голов, плащей и рук Сплошное море. По дорогам дождь разлился Перламутром. Это – пробки и развилки. Это – утро. Ноябрь Давится холодным ветром солнце, Листья рвёт и кружит ураган. Облака, как раскалённый стронций, Будят раздражённых горожан. Изморось играется уныло Сотней разных шапок и пальто. В небеса, посыпанные пылью, Не поднимет глаз своих никто. В ртутных точках ливня на асфальте Этажи и люди проросли. Дождевые капли крутят сальто, Достигая неживой земли. Вместе с треском инея застонет Сине-серебристая, как сталь. Городу в туманном капюшоне Осень полумёртвую не жаль. «Давай не рассказывать маме…» Давай не рассказывать маме, Что в коже краснеют порезы. Мы справимся как-нибудь сами, Пусть даже вшивая протезы. Давай не расскажем, что в крови Осталось немного спирта. Убиты своей же любовью, Бутылка давно уж разбита. Не знает она, сколько боли Друг другу с тобой причинили; О разделении роли, О разделении силы. С тобою пускай нашу стаю Они зажимают углами, Я об одном умоляю — Давай не рассказывать маме. «Пышут жаром рыжего огня…»
Пышут жаром рыжего огня Полные, взволнованные губы. В жажде ближе к ним принаклонясь, Тёмные оттенки нежно-грубы. Ловких пальцев тонкая игла Бегает по шёлковой рубашке. Пусть пыталась, всё же не смогла Спрятать чувство буйное в упряжке. В комнате темно. Она как спит, Но глаза напротив пьяно-ярки. Бесится, срывается с цепи С голодом и жаждой пироманка. Уголь бит встревоженным огнём Больно, и тепло, и неприятно. Ночь. Они на пять минут вдвоём, А на чёрном платье красным пятна… «Твоя тиара – золото с алмазом…» Твоя тиара – золото с алмазом, Глаза – зелёно-платиновый мрак. Короноваться, вероятно, все горазды, Но далеко не каждый смог бы так. Твой стан, пронзённый холодом корунда, Как статуя, спокойно, хрупко нем. Ты на Земле неведомо откуда И держишь путь неведомо зачем. Свой образ, как художник, создавая, Не сознавала тщетность бытия. Держась за твердь земную через сваи, Ничьей была ты, кроме как своя. И бронзовые пряди на ключице, Завитые колечками с концов… Быть может, мне когда-нибудь случится Ещё раз посмотреть в твоё лицо, А ты корону снимешь, усмехнувшись. Весь год прошёл как будто за вчера. Свои разнокалиберные души Отпустим в дым военного костра. «Прости, медь прядей выцвела как месяц…» Прости, медь прядей выцвела как месяц И проступила бронза темноты, Ведь рыжий – это тряпка, это бесит, Особенно коль бык в корриде – ты. Я знаю. Голос, речь – бывала резкость, Но из всего ты знаешь только треть. С огнём над чувства тонкой занавеской Я не боялась вместе с ней гореть И не боюсь. Быть может, даже рада, Что наш портрет совместный не готов. Ты не моей породы. Я дриада, А ты – дух камня лучших городов. Всё это было нашим грандиозным, Великолепным, рухнувшим Арго… И, глядя на подарок Чёрной Розы, Мне не хотелось больше ничего. «Чугунной фигурною ковкой…» Чугунной фигурною ковкой Твоё оплетают окно, А тень меланхолии лёгкой За шторами шепчет давно, Но смелость лесная спокойно Ответит кивком на распев, Своею горячей рукою Холодную руку задев. Огонь не подёрнет ресницы, А радужка выразит лёд. На это твой дух бледнолицый Надменные губы сожмёт… А я лишь отвечу ухмылкой На зелень в глазах, что молчат И вздох твой, слабеюще-пылкий, Скользнёт сквозь холодный закат. |
