Разумеется, Мельников не требовал какой бы то ни было мзды за свои услуги, мы оказывали друг другу посильную помощь, что называется, на безвозмездной основе. Однако являться совсем уж с пустыми руками я посчитала свинством.

Кроме кофе я прихватила еще круглую жестяную коробку с галетами, решив, что это неплохое дополнение к перерыву на кофе-брейк. Положив покупки на сиденье рядом с водительским, я порулила в управление, теперь уже без остановок.

– Заходи, Танюша, – поприветствовал меня Мельников, когда я оказалась на пороге его кабинета. – Напрасно не предупредила, меня как раз вызвали на совещание, так что не обижайся, больше двух минут уделить тебе не смогу.

– Что ты, Андрюша, какие обиды! – Я постаралась улыбнуться как можно ослепительнее, между делом выкладывая на стол презенты.

– Я же при исполнении, – улыбнулся Андрей. – Спасибо, Танюш. Рассказывай, что стряслось.

Я вкратце рассказала о происшествии в офисе «Комодо-Презент», и Мельников, едва услышав о Варфоломееве, кивнул.

– Да, я помню. Это дело поручено следователю Кирсаненко, он куда лучше введет тебя в курс дела. Если хочешь, я с ним переговорю.

– Ой, Андрюш, пожалуйста! – взмолилась я, и Мельников, усмехнувшись, принялся куда-то звонить.

Пока он общался со следователем, я еще раз бегло просмотрела свои заметки в блокноте. Пока негусто, но ведь расследование только началось.

– Ну вот, – удовлетворенно заключил Мельников, – Леонид Владимирович к твоим услугам. Он сейчас у себя, его кабинет прямо по коридору, предпоследняя дверь налево. Извини, Тань, провожать не буду, уже убегаю.

– Ну что ты, Андрюш, спасибо тебе огромное, – послав Мельникову воздушный поцелуй, я устремилась в кабинет следователя Кирсаненко.

– Татьяна Александровна? – хмуро взглянул на меня мужчина лет пятидесяти, сидевший у стола в накинутом на плечи темно-сером плаще.

Видимо, следователь только что пришел и сразу принялся разбирать бумажные завалы на столе, по всей поверхности которого громоздились папки и кипы бумаг. Что ж, обычное дело.

– Добрый день, – кивнула я.

– Добрый день, присаживайтесь, – Кирсаненко указал на стул и, подхватив стопку бумаг, переложил ее на подоконник. Не лучшее решение, но так мы по крайней мере могли без помех смотреть друг на друга.

– Вас интересуют подробности задержания некоего Кирилла Златогорского, – следователь сразу перешел к сути дела, – я правильно понял?

– Да, – кивнула я.

– Что ж, – следователь забарабанил пальцами по поверхности стола, – давать показания он отказался. По совету адвоката, разумеется.

– Селиверстова? – уточнила я.

– Именно, – следователь неодобрительно вздохнул. – Не думаю, что Златогорскому это поможет, все прямые улики против него.

– А можно узнать, какие именно? – Я всерьез приуныла, но все же решила извлечь из беседы со следователем максимум пользы. Зря я, что ли, напросилась на эту встречу.

– Ну, во-первых, на найденном на месте преступления орудии убийства, очень четкие отпечатки пальцев подозреваемого, – начал обстоятельно перечислять Кирсаненко. – Причем, это единственные отпечатки, найденные на статуэтке.

– На статуэтке? – переспросила я.

Следователь коротко взглянул на меня и кивнул.

– Да. Установлено, что Евстафьев был убит ударом бронзовой статуэтки по голове.

– И это все?

– Даже этого вполне достаточно, – заверил меня следователь, – во всяком случае, для временного задержания до выяснения обстоятельств. Против этого даже адвокат не стал возражать.

До чего же не нравился этому следователю адвокат Селиверстов. Однако я пришла не за тем, чтобы выяснять особенности противостояния следователя и адвоката задержанного.

– Вы сказали, что есть и другие улики, – настаивала я. – Вы не могли бы пояснить…

– Почему же, – отозвался следователь. – Пожалуйста, мне не жаль.

Он повернулся к стене, вплотную к которой был втиснут компьютерный столик с ноутбуком.

– Вот, посмотрите, – обернулся ко мне Леонид Владимирович, кивнув, чтобы я подошла ближе. – Это запись камеры видеонаблюдения приблизительно на момент убийства. Видите, он выходит из здания. И обратите внимание на время. Как раз через четверть часа после того, как был убит Евстафьев. Время установлено нашими экспертами.

Я внимательно смотрела на монитор. Вот высокий светловолосый молодой человек в куртке нараспашку быстро сбежал по ступенькам крыльца и каким-то рваным торопливым шагом направился вдоль здания. Пару раз он оглянулся, после чего ускорил шаг и скрылся из вида, точнее, из поля обзора видеокамеры.

– Парень-то, похоже, нервничал, как видите, – заметил следователь с явным удовлетворением. – Ему бы остаться на месте, вызвать «Скорую», глядишь, и сошло бы за состояние аффекта, а так…

Я промолчала. Увиденное меня не порадовало, как и комментарии Кирсаненко. Похоже, официальное следствие склонялось к тому, что дело Златогорского пора передавать в суд.

– А свидетелей вы опросили? – поинтересовалась я, когда следователь поставил запись на паузу.

– Да, – отозвался он. – И уборщицу, она, кстати, оказалась первой, кто обнаружил труп. Что и неудивительно, пришла раньше всех, чтобы сделать уборку до начала рабочего дня. Ну, и все остальные в один голос утверждали одно и то же. Мол, когда уходили вечером, Евстафьев был в добром здравии, а когда пришли следующим утром, застали его вот в таком виде.

Следователь вынул из стола небольшую папку, из которой, в свою очередь, извлек несколько фотографий, разложив их передо мной. На них с разных ракурсов было запечатлено место преступления, то есть, конечно же, окровавленный труп со страшной зияющей раной на голове. Темная, почти черная запекшаяся кровь почти полностью покрывала правую сторону лица, однако при этом оставляя видимым полуоткрытый глаз погибшего.

Я мысленно искренне посочувствовала Элине, той самой уборщице, первой обнаружившей труп. Эта фотография была сделана крупным планом, беспристрастно зафиксировав последствия сокрушительного удара.

На других фотографиях можно было рассмотреть и само орудие преступления, брошенное убийцей у стола. Оно также было заляпано темной кровью и, насколько я могла разглядеть, являло собой довольно увесистую статуэтку в виде сидящего льва.

Зачем Евстафьев держал на своем столе столь банальный, на мой взгляд, предмет декора? Может, он был из тех людей, которые подвержены различного рода предрассудкам, и считал, что бронзовый лев защитит его от невзгод или поможет в достижении неких вершин? Хотя, судя по отзывам, Евстафьев был человеком скорее прагматического склада.

– А вам не кажется странным, что Златогорский, которого вы считаете убийцей, не позаботился о том, чтобы отвести от себя подозрения? – спросила я Кирсаненко, когда тот убрал папку с фотографиями в ящик стола. – Он ведь мог прихватить с собой эту самую статуэтку, чтобы выбросить где-нибудь по дороге. Или хотя бы стереть отпечатки. Да и светиться на видеокамеры с его стороны было крайне неосмотрительно. Наверняка ведь есть другой путь, где он мог бы остаться незамеченным.

– Мог, не мог… Что теперь рассуждать, – рассеянно пробормотал следователь, просматривая лежавшие перед ним бумаги.

– Ну а вы сами не считаете, что это подстава? – озвучила я напрямик свои подозрения, устав ходить вокруг да около.

Кирсаненко, отложив очередную бумагу, посмотрел мне прямо в глаза и усмехнулся.

– Если это, как вы говорите, подстава, то Селиверстов вашему Златогорскому в помощь. Полагаю, они договорятся по поводу аффекта. В его случае это оптимальный выход.

Я внутренне начинала закипать. Дался Кирсаненко этот аффект!

– А о мотиве вам что-нибудь известно? – Мне не хотелось уходить, не выяснив хоть что-нибудь существенное.

– Нет, – ответил следователь, выпрямившись и глядя мне прямо в глаза.

Сейчас у Кирсаненко был вид человека, крайне раздосадованного вопросом собеседника. Впрочем, я отлично поняла, что раздражение следователя относится не ко мне, а к тому обстоятельству, что мотив преступления ему до сих пор неизвестен.