Потрогав собственную шею, Анна прикинула, что разрез такой длины наполовину опоясывал шею некрупной женщины.

«Под трупом в области головы и шеи, груди и рук имеется лужа бурого цвета, жидкость похожа на кровь».

– Похожа на кровь. – Анна покачала головой. – Надо же, еще и сомневаются. Ну а что тут у вас с вещественными доказательствами?

«В правой от входа стене комнаты находится окно с двойной рамой. Шпингалеты на створках закрыты, окна заклеены бумажными полосами и утеплены ватой между рамами. Шторы на окне открыты, имеется тюлевая занавеска».

Сверившись с протоколом и убедившись, что территория дома не была огорожена, Анна по-думала, что при включенном свете с улицы комната хорошо просматривалась. Но был ли включен свет?

Она еще раз перечитала описание комнаты, но не нашла никаких упоминаний. Хотя, если подумать, ночью в темноте девочка не смогла бы рассмотреть капли пота на лице убийцы.

– Определенно, свет был включен.

Напрашивался вопрос: почему убийца не задернул шторы?

– Об этом нужно подумать.

«Далее, по часовой стрелке – слева от двери вдоль стены стоит разобранная полутораспальная кровать. В левом дальнем углу комнаты находится тумба, оклеенная текстурной бумагой «красное дерево». На полу у тумбы лежит нож с деревянной ручкой. На лезвии ножа следы бурой жидкости, похожей на кровь, длина лезвия двадцать пять сантиметров…»

– Ого! – присвистнула Анна. – Успел сбегать на кухню?

Она припомнила: по словам Елены Васильевны, от двери материнской спальни до кухни по коридору был один поворот и расстояние не меньше пятнадцати метров. Одно дело – проникнуть в дом, схватить женщину и затащить ее в ближайшую комнату, и совсем другое – для начала сбегать на кухню за ножом.

Смущал только один момент. Вместе с рукоятью нож имел такую длину, что убийца вряд ли принес его с собой.

– Где же правда?

«У противоположной входу стены стоит журнальный стол и два кресла. Под столом валяется пустая бутылка из темного стекла емкостью семьсот пятьдесят миллилитров, из которой ощущается винный запах. На бутылке путем изучения на просвет обнаружены следы, похожие на отпечатки пальцев. Копии следов изъяты с места преступления…»

Перелистав дело, Анна отыскала отчет о результатах сравнительного дактилоскопического анализа с именем обладателя «пальчиков». Им оказался Гуляев Николай Иванович, любовник Паниной.

– Интересно, как он выпутался из этой истории… – Анна отыскала протокол допроса Гуляева и с удовлетворением заметила: – Значит, все же был подозреваемым.

В «шапке» протокола она изучила личные данные Гуляева: образование среднее специальное, холост, детей нет. На момент убийства ему было тридцать. Разница в возрасте с Паниной составляла семь лет не в пользу последней. Согласно протоколу, Гуляев работал слесарем КИПиА на кирпичном заводе.

– Она была старше…

Анна пропустила графы о разъяснениях и правах, просмотрела краткую биографию и углубилась в чтение показаний:

«Седьмого ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, в период с двадцати часов вечера до восьми часов утра восьмого ноября я находился на дежурстве в ночную смену, что может подтвердить отдел пропусков и моя напарница по смене Савельева Л. М.».

Заметив имя подруги Паниной, которая жила по соседству с Колодяжной, Анна подумала, что хорошо бы с ней встретиться.

– Та-ак… А как ты открестился от пальчиков?

«Наличие моих отпечатков на бутылке могу объяснить тем, что шестого ноября я сам принес эту бутылку с вином в дом гражданки Паниной и выпил ее содержимое вместе с ней. Помимо этого, в доме имеются другие мои отпечатки пальцев, поскольку я часто его посещал».

– Ну, что же, вполне логично, – заметила Анна и, перелистнув протокол, нашла копию запроса следователя в отдел пропусков кирпичного завода.

К запросу был прикреплен ответ, в котором начальник отдела подтверждал слова Николая Гуляева. Та же информация содержалась в протоколе опроса сотрудницы кирпичного завода Савельевой: всю смену с восьми вечера до восьми часов утра Гуляев провел на рабочем месте в насосной станции.

– Так, а что у нас со временем смерти? – Анна отыскала заключение криминалиста.

«Ориентировочно смерть наступила в одиннадцать часов вечера».

Стало быть, у Гуляева было стопроцентное алиби. Вот почему он так легко отделался.

Анна еще раз пересмотрела фотографии с места преступления, особенно те, на которых имелся труп. Они были ужасными, как и все фотографии мертвецов. Но большинство снимков сделано так, как будто фотограф хотел что-то скрыть. Фото с ножом было затемнено до такой степени, что на нем едва различались черно-белые прямоугольники измерительной ленты.

Следующим документом, который взяла Анна, было постановление о признании и приобщении к уголовному делу вещественных доказательств. К документу была прикреплена квитанция о приеме вещественных доказательств на склад.

Среди перечисленных в списке предметов значился нож, пустая бутылка из-под вина, одежда и белье Паниной. Квитанцию Анна сфотографировала на телефон, чтобы при необходимости информация была под рукой.

Тем временем из коридора донеслись голоса и женский смех, дверь распахнулась, и в кабинет вошли Татьяна Краюшкина и Платонов, нагруженные тяжелыми папками.

Анна недовольно приподнялась со стула:

– Это еще зачем?

– После обеда мы встретились в вестибюле и, чтобы не идти порожняком, наведались в архив за новыми делами, – ответил Павел.

– Кто вас просил? Нам бы разобраться с тем, что имеем.

– Можем унести назад, – обиделась Татьяна Краюшкина.

– Оставьте, – махнула рукой Анна и многозначительно взглянула на Павла. – Платонов пусть продолжает работу по изучению следственных материалов. Для вас есть другое задание, нужно кое-кого разыскать.

– Записываю. – Краюшкина отложила папки и взялась за карандаш.

– Николай Гуляев и Екатерина Высоцкая. Гуляев предположительно проживает в населенном пункте под названием Качинские Дачи.

Татьяна кивнула:

– Знаю этот поселок, он в нашей области.

– Личные данные Гуляева найдете в протоколе допроса обвиняемого в том уголовном деле. – Анна указала на папку.

– Что по женщине?

– Высоцкая Екатерина Николаевна, год рождения неизвестен. Проживала в этом городе в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Потом, как говорят, переехала в Москву.

– Все поняла. – Краюшкина придвинула к себе папку с делом и раскрыла на перечне документов.

Павел заинтересованно сунул нос в разворот.

– Убийство гражданки Паниной неустановленным лицом? То самое дело? Неужели взяли его в работу?

– Нет, – ответила Анна.

– Но так ведь начали разработку.

– Пока не за что зацепиться.

Он предложил:

– Давайте я подключусь. Может, чем помогу.

– А ты и так помогаешь, – сказала Анна. – Скорее всего, преступник совершал похожие преступления, но их по недосмотру не объединили в общее производство. Так что ищи, Павел, ищи.

Заметив, что Стерхова направилась к двери, он поинтересовался:

– Уходите?

– К начальнику управления. Надо кое-что прояснить.

Первая фраза, сказанная секретаршей Стратонова, с ходу обезоруживала.

– Алексей Климович ждет вас.

– Но я без предупреждения, – заметила Анна. – Вы ничего не путаете?

– Он предупредил: впускать вас, когда бы вы ни пришли.

– Ну, хорошо… – Она приблизилась к двери и услышала за спиной тихий голос:

– К вам Стерхова.

Выдержав недолгую паузу, Анна постучала в дверь и после короткого «Да!» вошла в кабинет.

Стратонов, как и в прошлый раз, поднялся из-за стола и любезно усадил ее в кресло.

– Рад видеть. Что привело?

– Определяюсь с перечнем дел для возобновления производства. Одно уже выбрала, но, похоже, оно не из простых.

– А вот это зря. – Стратонов присел рядом. – Всех старых дел не раскрыть. Следует выбирать попроще.