– Если ты спрячешься где-то, где нет техники, связи и всякого такого, то, может, они не смогут тебя вычислить?

– Точно! – глаза Риты засияли. – У меня тётя в монастыре живёт. Послушницей. Я к ней поеду. Там ни телефонов, ни компьютеров…

Лика кивнула. А ей тоже придётся всю жизнь трястись от страха? Она попробовала мыслить логически. Серые не знали, кто она такая, но у них остался её рюкзак и телефон, по которому раз плюнуть вычислить её. Если только вещи не сгорели вместе с машиной и серыми убийцами. Значит, ей самой пока ничего не угрожает, кроме, конечно, родительского гнева. Придётся как-то объяснять длительное отсутствие и пропажу телефона. Лика попрощалась с Ритой и вышла на улицу. Было семь утра, метро уже работает, к восьми она доберётся домой и тогда начнётся ад. Но думать об этом не хотелось.

Дверь распахнулась едва она нажала кнопку звонка. Мама уставилась на неё такими глазами, что Лика испугалась, что она сейчас упадёт в обморок.

– Всё хорошо! – Лика вытянула руку открытой ладонью. – Со мной всё в порядке. Полном порядке. Меня не убили, не ограбили, и даже не изнасиловали.

– Ты так говоришь, будто жалеешь об этом, – мама всё же справилась с подступающими слезами, и теперь их место быстро сменило раздражение. – Ты хоть представляешь, что мы пережили с отцом? Мы всю ночь, как два дурака, обзванивали твоих друзей и больницы. У тебя совсем нет совести…

– Я потеряла телефон, мам. И была в таком месте, откуда не позвонить. Извини, но мне срочно нужно в ванну и потом мы поговорим. Хорошо?

– Нет, мы поговорим сейчас!

– Отстань от неё, – это вышел папа. Вид у него тоже был измученный. – Видишь, она еле на ногах стоит. Я пойду, чайник поставлю.

– Конечно! Ты хороший – я плохая! – мама всхлипнула. – Ты её защищаешь, а я вечно ругаю. Я злыдня. А ты у нас ангел с крыльями. Только я-то знаю, какой ты. Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, я не понимаю, где ты пропадаешь по…

– Меня похитили, – быстро сказал Лика, видя, что ссора принимает опасный оборот. – Представьте. Меня и ещё одну девушку. Они хотели её на органы почикать. Меня, наверное, тоже. Мы сбежали.

– Что? Костя, что она говорит?

– Что её хотели на органы почикать, – деревянным голосом сказал папа и прижал маму к себе.

– Надо же в полицию заявить!

– Вот такие вы мне больше нравитесь, – одобрила Лика. – Чем кричать друг на друга, лучше обнимайтесь. Не пугайтесь. Я пошутила. Мы просто с одной девочкой поехали к ней на дачу и опоздали на последнюю электричку. А сотовая связь там совсем никакая. Да, и телефон я потеряла, это реально катастрофа, я понимаю. Простите. Вы оба трудитесь, а я не ценю ваших усилий и веду себя безответственно. Я исправлюсь, честное-пречестное…

Пока родители стояли, вытаращившись на неё во все глаза, Лика быстро скрылась в ванной. Ну вот, она вроде и правду сказала, и соврала немного. Лишь бы они помирились. Потому что, если Лике тоже придётся бежать, куда глаза глядят, лучше, если папа и мама будут вместе. Она тяжко вздохнула и принялась стаскивать грязную одежду. Глаза уже давно чесались, и она вытащила линзы. Посмотрела на себя в зеркало. Линзы она носила с десяти лет и привыкла к ним, как к необходимости, и особого дискомфорта не чувствовала. Правда, никогда ещё не носила их так долго, как вчера. Она промыла глаза водой. Этот ужасный Вернон что-то хотел сделать с её глазами. Но линзы ему помешали. Он светил в них фонариком. Лика немного подумала и открыла тумбочку, где хранилась всякая хозяйственная всячина, порылась и вытащила небольшой галогеновый фонарик.

Что ж, посмотрим, невесело пошутила она про себя и посветила в левый глаз. Ничего не увидела, потому что глаз не хотел оставаться открытым, а всё норовил зажмуриться и пустить слезу. Она промучилась минут пять, прежде чем увидела и поняла, что интересовало Вернона. Когда луч света падал на радужку под определённым углом, она начинала светиться невообразимым серебряным светом. Словно это был не глаз, а тигель, в котором плавился жидкий металл. Серебро внутри не стояло на месте, оно жило, переливалось, всплывало из глубин и снова утопало в них.

– Ой, мама, – прошептала Лика и выключила фонарик.

Из зеркала на неё смотрели самые обычные глаза. Глаза как глаза. Светло-серые. Ничего особенного. Они присела на край ванны и потёрла лоб. Вот, значит, как. А ведь она даже не задумалась, когда перевоплощалась в Настю, что и глаза у неё тоже поменялись: стали голубыми. И Марго ведь тоже в образе роковой красавицы имела синие глаза. Вот почему и внешность у них такая невзрачная – чтобы легко меняться. Правда, это всё только её предположения. Но ведь Дэн не был таким, как она. Смуглый, темноволосый, высокий. И глаза у него были… Лика нахмурилась, вспоминая, да, карие. Именно что были. Он погиб, спасая им жизнь. Ей. Почему? Рита явно не слишком его интересовала. Он даже был готов оставить её на растерзание этим серым костюмам. Что не говорит в его пользу. И всё же он их спас.

Оставив одни вопросы. Лика залезла в душ и когда вышла, поняла, что не хочет ни есть, ни пить, а только спать, спать и спать.

И, тем не менее, как только она улеглась на диван и накрылась пледом, в голову всякие разные мысли. То ей вспоминался взрыв, то виделся Пит в сером балахоне со скальпелем в руках, то Вернон с фонариком, нацеленным прямо в глаз. Лика подскочила. Кто-то когда-то уже светил ей в глаза фонариком. Забытое воспоминание всплывало из глубин памяти.

Лика вскочила и вышла из комнаты. Мама сидела за ноутбуком.

– Ты не на работе? – Лика удивилась.

– Ты что, выспалась?

– Мам, что-то случилось? Ты уже какой день не идёшь на работу, – Лика села рядом. – Мама, я уже большая, мне можно рассказать многое. И, кстати, откуда дети берутся, я в курсе.

Мама улыбнулась. Потом вздохнула. Потёрла виски.

– Знаешь, кажется, меня уволили. Ну, пока в отпуск отправили под предлогом, что нет работы, но мне кажется, что после него скажут, что всё.

– Всего-то? – радостно воскликнула Лика. – Я-то думала…

– Это не «всего-то», это, между прочим, минус моя зарплата в нашем семейном бюджете.

– Мам, я тоже могу работать, мне скоро семнадцать. В Макдаке, например.

– Тебе надо в институт поступать, а не в Макдаке работать. И потом у нас, слава богу, папа пока ещё работает.

– Ну, а если и его уволят?

– Кто же его уволит, он сам кого хочешь уволит, – мама вздохнула.

– Слушай, а пусть он тебя к себе на работу возьмёт? Ты же ему всё равно статьи редактируешь и помогаешь со сбором материалов. Будешь делать то же самое, только за зарплату.

Мама улыбнулась и покачала головой. Лика знала, что когда-то так и было: мама и папа работали вместе, потом, когда поженились, мама уволилась, чтобы не «плодить семейственность». Тогда папа ещё не был ведущим специалистом в этом своём химико-технологическом институте. Мама перешла в научный журнал редактором. Видимо, дела в журнале шли не очень хорошо.

– Мам, а почему мне линзы прописали? Я совсем что-то не помню. Вижу я хорошо и без линз. Я проверяла.

Мама удивлённо подняла брови.

– Как это не помнишь? Тебе десять лет было, как раз после твоего дня рождения ты стала жаловаться, что у тебя глаза болят. Мы пошли к окулисту, тот посмотрел и велел срочно идти к какому-то специалисту. Дал направление. Мы и поехали.

– Это я как раз помню. Я про сами линзы хотела уточнить. Кто их прописал?

Мама потёрла лоб. Нахмурилась.

– Странно, про то, как и сколько носить линзы, я помню, а вот про то, кто и как…

– А я смутно помню, что мы долго ехали и даже навигатор не знал, где такой адрес. Там какой-то район – много зелени, домики вроде дач…

– Точно! – мама радостно закивала. – Вспомнила. Ох, и намучилась я с этим адресом. Но всё же нашла его. Профессор, или кто он там, нас принял. Посмотрел тебя и сказал, что это какая-то аномалия и что если не лечить, то может развиться астигматизм или даже слепота. Я, конечно, напугалась страшно. Но он сказал, что всё поправимо, надо только носить специальные линзы. И выдал целую коробку, сто штук. Бесплатно причём. Сказал, менять каждые полгода и на улицу без них не выходить. Неужели ты не помнишь? Ты же уже большая была.