— Ты же и так знаешь, что у меня нет выхода.

— Это не пытка, Гермиона, — серьёзно отозвался Том, продолжая глядеть на неё сощурив глаза.

— Ты… ты не понимаешь! — вдруг жалостливо заговорила она в ответ.

Внезапно вспыхнул вулкан эмоций, которые давили её всё это время глубоко внутри, и ей захотелось высказать всё, что накопилось за эти дни.

— Ты думаешь, что мне легко принять всё это? Ты думаешь, я в восторге от того, что происходит со мной? Я просыпаюсь каждое утро, уже не надеясь, что встречу новый настоящий день! Я точно знаю, что меня ждёт тот же самый день, который, наверное, никогда не закончится, и в этом дне постоянно что-то происходит! Происходит то, что заводит меня в угол, ломая мои приоритеты и идеалы! Ты сломал весь мой внутренний мир! Ты уничтожил его, не оставив и следа от прежнего! Благодаря тебе я не знаю, что хорошо, а что плохо. Я не знаю, как относиться к окружающим меня людям. Я не знаю даже саму себя! Твои поступки двусмысленны и уже не поддаются никакой логике! Я просто запуталась! Я не знаю, что мне делать! Ты… ты не отпускаешь меня! Я уже не могу уйти от тебя сама! Третий день я не могу не думать о тебе, и знаешь, это… это ужасно удушает! Мне кажется, если бы я могла видеть сны в этом чёртовом дне, то и в них бы видела только тебя! Ты сводишь меня с ума! Я не знаю, как от тебя избавиться! Я хочу избавиться!..

Гермиона поднесла к лицу ладонь, чтобы смахнуть навернувшиеся слёзы бессилия и, выдохнув и снизив тон своего голоса, продолжила:

— Я без тебя прекрасно понимаю, что сама различила в тебе что-то больше, чем следовало бы. Просто… просто я не могу поверить, что смогла обратить внимание на такого человека, как ты. И… я не понимаю, что тебя привлекло во мне. Зачем я тебе нужна?

Всё это время Том слушал её внимательно, опустив голову и глядя на Гермиону исподлобья. Когда она закончила и обратила к нему стеклянный взгляд, он слабо кивнул самому себе, затем на несколько мгновений опустил взор вниз, а потом поднял голову и запустил ладони в карманы мантии.

— Я же говорил тебе, что у меня есть чувства, и я готов делиться ими с тобой. Мне приносит это удовольствие, — медленно отвечал он и посмотрел в

сторону, сощурив глаза, словно подбирая слова. — Я наблюдал за тобой, я изучал тебя, и я не вижу никакой проблемы в том, что ты привлекла моё внимание.

Тёмные глаза обратно посмотрели на Гермиону, и на лице появилась приятная улыбка.

— Да, я сломал твой внутренний мир и нисколько не сожалею об этом. Я подстраивал и подстраиваю тебя под себя. Если я требую взаимности, значит, она мне нужна, и я добьюсь её. И не стань ты такой, как сейчас, то, всё верно, ты бы не смогла привязаться ко мне искренне. Я бы мог с самого начала быть с тобой вежливым, приятным. Я бы очаровал тебя своим обаянием и излишней заботой, и ты бы с лёгкостью уступила мне. Это было бы легко, но я так не сделал. Я показал тебе, кем являюсь на самом деле, на что я способен, какими обладаю качествами, и что во мне есть. И я сломал в тебе тонкую натуру, чтобы ты приняла меня настоящим. Это было не так просто и это было рискованно, но результат оправдывал себя.

Том замолчал и пытливо посмотрел на Гермиону, которая долго подбирала слова для ответа.

— Ты так говоришь, словно сам подстроил все ситуации в этих днях, что произошли со мной. Мне иногда кажется, что ты всё знаешь наперёд и обходишь меня на несколько шагов дальше.

— Чтобы обходить на несколько шагов дальше, необязательно знать всё наперёд. Достаточно узнать только тебя и найти твои слабые места.

— И… как ты это сделал?

— Ты ярко выделяешься на фоне своего окружения. Твоя слабость — это дружба, личные идеалы, совесть, взаимопонимание. Если с дружбой ты сама разобралась, посмотрев на друзей под другим углом, то со всем остальным пришлось разобраться мне, — усмехнулся Том. — Я точно знал, что ты не сможешь сдерживать в себе правдивое отношение к друзьям после того, как узнала от них настоящее отношение к себе. Совесть не позволяла тебе лицемерить, и ты легко предавалась злости. Когда ты в ярости, ты не можешь контролировать себя, и едва ли кто-то может вообще из-за такого держать себя в руках. Я не единожды уверял, что тебе нужно взять себя в руки, но твои поступки становились бездумными и подвластны только эмоциям. Чего стоили твои склоки со мной, ведь, несмотря на то, что ты боялась меня, всё равно пыталась огрызаться, идя на поводу своих чувств. И я принял во внимание, что у тебя нет прочного самообладания, поэтому знал, что твоя безрассудность ещё успеет подпортить тебе жизнь, и не нужно было долго ждать, как проблемы стали настигать тебя врасплох. Это был прекрасный шанс изменить тебя. Я сделал тебя сильнее, Гермиона, и тебе не стоит бояться себя, потому что ты настоящая. Я всего лишь помог тебе открыть то, что ранее было для тебя недосягаемым. Я показал тебе обратную сторону твоей души, и ты её приняла.

— Неужели тебе так важно было изменить меня? — слабо спросила Гермиона, поражаясь признанию Тома.

— Как-то раз я сказал, что, если ты не прекратишь стремиться к безрассудности и не возьмёшь себя в руки, то меньше чем за две недели сойдёшь с ума под давлением обстоятельств, вызванных только одной твоей яростью. Ты бы не вынесла этого в одиночку, Гермиона. Я просто дал тебе выбор.

— Выбор, которого у меня, по существу, не было.

— Разумеется, если ты хотела сохранить себя и поберечь свои нервы. Твой единственный вариант остаться собой — быть со мной.

— Значит, у меня с самого первого дня не было выхода, как не влюбиться в тебя? — с изумлением стала осознавать Гермиона.

— Я понял это с самого начала, с того момента, когда ты впервые набросилась на меня, — мягко улыбнулся в ответ Том.

Гермиона почувствовала, как перехватило дыхание, ведь вся эта игра с повторением дня вела только к одному исходу — к Тому.

— Н-но… если бы я не привлекла твоё внимание? Что тогда? Если бы ты мне не помогал?

— Если бы я не помогал, то, как я уже говорил, было бы больно, Гермиона. Очень больно.

Голова пошла кругом. Только сейчас она осознала всю глубину цепочки всех событий. Том заранее предугадал каждое её движение, чутко изучив её психологию с первых дней знакомства, и с первых дней контролировал каждый её шаг.

— Поэтому, — продолжил медленно Том, сощурив глаза и отводя взгляд в сторону, — я и хочу, чтобы ты, наконец, смирилась со всем, что происходит.

Противостоять себе бессмысленно, потому что тебе уже не с чём было бороться с самого начала. Тебе просто нужно сдаться.

— Сдаться тебе, — подавленно отозвалась Гермиона, неотрывно глядя в тёмные глаза.

Том посмотрел на неё и слабо улыбнулся.

— Ты проиграла, и это поражение должно быть приятным для тебя.

— До такой степени, что я даже не могу выбросить тебя из головы? — усмехнулась Гермиона, не зная, то ли плакать, то ли смеяться.

Том тоже усмехнулся, на несколько мгновений опустив глаза вниз.

— Если я к чему-то стремлюсь, то, как правило, забираю всё без остатка.

— Это называется одержимость, — серьёзно отозвалась Гермиона.

— Я бы подобрал более мягкое слово — целеустремлённость.

— Ты — очень опасный человек, Том, — неуверенно ответила она.

Тот тихо засмеялся, посмотрев на свои туфли.

— И всё же, Гермиона, я хочу услышать то, о чём просил.

После недолгого молчания та произнесла:

— Да, я испугалась себя.

— Значит, я доказал тебе, что дело не в моей магии?

Гермиона медленно кивнула, не глядя на Тома.

— Тогда продолжи с того, на чём остановилась, — мягко улыбнулся он.

Та подняла на него взгляд и слабо улыбнулась ему в ответ.

— Я не говорила, что сдалась.

— Значит, я заставлю тебя сдаться, — с ноткой угрозы произнёс улыбчиво Том и повернулся к ней боком. — Идём, прогуляемся.

Они направились по дорожке в сторону школьного двора. Гермиона молча шла рядом, погрузившись в свои размышления. Её поражала мысль, что все эти дни Том заранее полагал и знал, как она поступит, что сделает и какие примет решения. Как можно изучить человека за несколько дней, молча наблюдая за ним со стороны? Да, она выделялась среди своего окружения, но не было никакой гарантии того, что она будет поступать именно так, как поступала, а не иначе! Она могла в первый же день пойти к преподавателю и разъяснить проблему, но не сделала этого, отвлекаясь на своё раздражение, злость и ярость. Она могла бы в первый же день подойти к Гарри или к Джинни и высказаться о происходящем, получить хотя бы моральную поддержку, но и этого не сделала. Почему? Почему она тут же не пошла к кому-то со своей проблемой?