Постепенно внимание гостей привлекло оживление на дальнем краю импровизированного стола. Там раздавались шутки и взрывы хохота. Объектом внимания стал наш герой Шон. Изголодавшийся по степным яствам подросток в правой руке держал и обгладывал огромную кость, а левой собирал и отправлял в рот куски уже нарезанного мяса с блюда, причем умудрялся работать обеими руками одновременно. Удивленные таким проворством соседи стали подкладывать мальчишке самые жирные куски – карта и казы9. Уже не имея сил глотать, Шон отрывал жирные куски и, практически не жуя, проталкивал их пальцами в желудок.

Испугавшись за брата, Шер подошел и оттащил его за ворот на несколько метров от еды. Лежа на спине, Шон понял, что умирает. Непомерно съеденное мясо распирало все его тело, начались жуткие боли в животе, обжора начал задыхаться. Несколько человек быстро раздели мальчишку и опустили его в близлежащую речку, из тела начал обильно выделяться жир, и вскоре почти вся акватория была похожа на остывший мясной бульон. Только через полчаса Шон сумел прийти в себя и вылезти из холодной воды. Он было направился к уже к угасшим котлам с мясом, но его удержали! На следующий день подросток к завтраку не вышел.

В горах

Ночью выпал снег. Он шел всю ночь и наутро покрыл белым покрывалом равнину, а главное, завалил горные перевалы. Короткая горная дорога к городу Урумчи была закрыта. За световой день неторопливые корабли пустыни проходили по тридцать пять – сорок километров, и таким темпом, по более длинной степной дороге, до города оставалось четыре дня пути. После короткого утреннего совещания старшие по каравану решили все же не продолжать путь по скользким горным тропам, а пойти по параллельной степной дороге.

После короткого утреннего завтрака караван двинулся в путь по широкой каменистой дороге вдоль величественного Тянь-Шаньского хребта (небесных гор). Выпавший ночью снег очистил воздух от песка и пыли, и перед путешественниками открылся великолепный вид. С левой стороны возвышались заснеженные бело-синие вершины гор. Освещенные ярким солнечным светом каменные исполины вызывали чувство восторга от грандиозности природных проявлений и веселое недоумение: как и зачем такое возможно сотворить?! Воображение подсказывало, что легенды про страну великанов-сверхлюдей не выдумки, что именно среди высоких гор рождались великие герои, сражавшиеся с циклопами и драконами и совершавшие великие подвиги. Для них Бог создал эту гигантскую страну, здесь применил самые большие лекала и беспредельное творчество. А человечество Бог наградил горами, чтобы, любуясь на заоблачные вершины, люди чувствовали духовную сопричастность с великолепием мира, понимали бренность телесных желаний и мелкость человеческих страстей, писали стихи и картины, пели песни и молились о Вечном!

Молчание повисло в повозке наших героев. В этот раз на месте ездового сидел Шер, а его брат, в глубине походной кибитки, страдал от рези в кишечнике. Шер оглянулся на брата и презрительно сплюнул между хвостов походных осликов. Шон беспокойно зашевелился. Шер уничижающе проговорил.

– Обжора, опозорил нас на всю степь. Караванщики над тобой всю ночь ржали, как кони. Опозорил славный род Албанов.

Шер повернулся и огрел камчой зад провинившегося и еще раз презрительно сплюнул. Шон даже не почувствовал боли от удара, подобрал ноги и сжался. Хотел горестно вспомнить защитницу ажеку, но почему-то вместо этого распрямился и подумал: «А хороший вчера ужин получился, я бы еще раз так поел!». Резь в желудке почти унялась, и мальчишка задремал под монотонное покачивание кибитки.

Караван неожиданно остановился перед большим снежным заносом, и пока провожатые искали объезд, к фургону мальчишек подъехал Алимбай. Спрыгнув с лошади, он подсел к Шеру, снял с него шапку и, размотав повязку на голове, внимательно осмотрел раны. Удовлетворенный процессом заживления порезов, Алимбай похлопал Шера по плечу.

– Жарайсын, баурым!

Затем достал чистую тряпицу, обильно пропитал ее спиртным из фляжки и крепко прилепил к ранам. Шер закряхтел от боли.

– Терпи, терпи братишка, – приободрил парня Алимбай.

Проснувшийся Шон перелез поближе к людям и с любопытством наблюдал за перевязкой ран брата, затем обнял его со спины. Шер недовольно что-то пробурчал, но освобождаться из объятий не стал.

Откровенный разговор

Алимбай с удовольствием оглядел парочку и доброжелательно рассмеялся.

– Нравитесь вы мне, ребята! Предлагаю вам свою дружбу.

Мальчишки полезли обниматься со старшим товарищем. После объятий, рукопожатий и слов благодарности (Шон даже всплакнул) Алимбай предложил.

– Для начала пусть каждый расскажет о себе. Я и начну. Родом я из города Коканда, отца зовут Абдиллабай, мы из потомственных ферганских купцов. Сам я торговал в Коканде, бывал в Ташкенте, в Семее, Омске. Первый раз едем торговать в Китай.

Алимбай взглянул на собеседников, мальчишки не поднимали глаз.

– Что случилось? – молодой человек похлопал своих визави по плечам. – Что-то вы темните, чего носы повесили?

В ответ – лишь тишина. Пауза затягивалась. Наконец, Шер ткнул брата в бок – начинай. Шон поднял и вновь опустил глаза.

– Мы из казахского рода Албан, наши кочевки в Жетысу (Семиречье), мы из аула волостного султана Тазабека.

Шер внимательно смотрел на Алимбая. Тот интуитивно напрягся, в голове промелькнуло: «Черт, эти переплетенные казахские родственные отношения!».

– Ага, мы вас видели в ауле у дяди Тазабека, – продолжил Шон, – вашу семью вся степь знает. Ваш отец ага-султан из Семея, его имя Чингиз Валихан-улы, а вас Шокан зовут, – тут Шон поднял глаза на собеседника и, сбавив тон голоса, добавил, – мы знаем, что вы военный русской армии.

Алимбай поднялся, строго посмотрел на ребят и произнес.

– Никому ни слова, вечером поговорим.

Вечером, после ужина, мальчишки развели собственный костер и, негромко переговариваясь, поджидали старшего караванщика. Шер одобрительно похлопал брата по плечу и сказал.

– Ты молодец, что не стал долго чесать языком, как обычно, а конкретно все объяснил. Теперь агашка нам все растолкует, кто он и что здесь делает, и дальше поедем с легким сердцем.

Шон зябко поежился от налетевшего ветерка и ответил.

– Не знаю. Ажека учила важные вести сразу не передавать, издалека начинать разговор, чтобы не ранить человека. Вдруг Алимбай обиделся и не подойдет к нам. Ведь осталось всего три дня совместного пути.

– Твоя ажека полдня готовилась сообщить снохе, что ее ребенок обосрался. Не хотела огорчать родственницу. Младенец чуть не помер от крика и вони, помнишь? Нам шашни разводить ни к чему, мы мужчины.

Шон было открыл рот для возражения, но тут к костру подошел Алимбай.

По-свойски втиснувшись между парнями, он уселся возле костра, скрестив ноги в позе казахского «лотоса». Пристально вглядываясь в глаза собеседников, спросил.

– Вы когда меня у Тазабека видели, летом?

– Нет, прошлой зимой вы приезжали, – ответил Шон. – Десять человек вас было, три офицера и солдаты. Всю ночь в большой юрте дяди Тазабека ругались, а утром, даже чая не попив, ускакали. Этой же ночью все мужчины аула собрались, у многих оружие было. Утром султан собрал аксакалов и старшин и объявил об откочевке в Китай, в Илийский султанат. Почти полтора десятка аулов поддержали султана и начали откочевку. За нами потянулись и остальные казахи Старшего жуза. Началась массовая миграция. Все наши родственники перекочевали в Илийский султанат. Мы отстали, потому что помогали заболевшей родственнице. Когда она поправилась, мы поехали вслед за родней, но по дороге наткнулись на русских солдат. Солдаты не хотели нас пропускать, но мы с братом пробились. Так и добрались до Кульджи, а там знакомый аксакал пристроил нас к циркачам. Что сталось с нашими родственниками – не знаем.