Введение Даяна в правительство стало срочно необходимым после 30 мая, когда король Хусейн вылетел в Каир и подписал военный союз с Насером. Некоторые члены израильского кабинета пытались преуменьшить значение каирской встречи, ссылаясь на то, что аналогичные попытки принимались арабами уже в 1956 и 1964 гг. Но начальник израильской разведки генерал Ярив разъяснил кабинету в ясных выражениях истинный смысл этого пакта. Его опасения подтвердились два дня спустя, когда египетский генерал Риад принял командование над иорданской армией, и ОАР установила свой передовой командный пункт в Аммане.
Переговоры с членами правительства о предоставлении Даяну одного из двух ключевых постов – премьера или министра обороны – продолжались без какого-либо результата в течение всей среды 31 мая. Сам Даян был пессимистически настроен и подавлен. Эшкол был готов ввести его в кабинет, но только в качестве советника, предлагая ему пост заместителя премьера или членство во внутриправительственном комитете по делам обороны, состоявшем из 13 человек. Оба поста были сопряжены с ответственностью без власти. Это было не то, что Даян и руководство Рафи согласны были принять.
В ту же ночь Даян встретился с Эшколом и заявил ему, что если тот не может предложить ему ответственный пост в кабинете, например, портфель министра обороны, то он готов служить в любом качестве в армии, подчиняясь начальнику генерального штаба генералу Рабину, предпочитая, однако, должность командующего Южным фронтом.
В среду Эшкол дал свое согласие на назначение Даяна командующим Южным фронтом. В четверг утром деятели Мапай, считая, что с Рафи достигнута договоренность, навестили Шимона Переса и других руководителей Рафи, чтобы поздравить их с возвращением в правительство в результате соглашения, основу которому заложили своими переговорами ночью 31 мая Эшкол и Даян.
Между тем руководство блока Маарах[10] настаивало на назначении министром обороны Игала Алона. Но это предложение было неприемлемо для многих членов Мапай, поддерживавших кандидатуру Даяна. В полдень 1 июня в доме Бегина состоялась встреча с участием представителей религиозных кругов, и было принято решение потребовать предоставления Даяну поста министра обороны.
В 2 часа дня, в ходе своих консультаций с руководителями блока Гахал, Эшкол предложил кандидатуру Игала Ядина (бывшего начальника генерального штаба, впоследствии профессора археологии Иерусалимского университета) на пост министра обороны. Как Ядин, так и Рафи отклонили это предложение. Ядин понимал, что народ и армию могло удовлетворить только назначение Даяна.
В 3 часа дня в четверг в секретариате Мапай состоялась встреча, на которой выступили 24 человека. Из них 19 поддержали кандидатуру Даяна и только 5 – Алона. В результате переговоров Эшкола с представителями Рафи в 7 часов вечера было принято решение о предоставлении Даяну портфеля министра обороны. Эта встреча продолжалась не более десяти минут. Час спустя руководители Рафи собрались у Бен-Гуриона. После двухчасовой дискуссии Бен-Гурион переменил свое мнение и одобрил назначение Даяна. В 11 часов ночи состоялось заседание кабинета. На нем было вынесено решение о включении в правительство трех новых министров: Даян (министр обороны) и Менахем Бегин (министр без портфеля) были назначены тут же; третий – Иосеф Сапир (также министр без портфеля) был назначен три дня спустя.
Вопрос о том, кто принял решение об открытии военных действий и кому приписать ее успешное ведение, вызвал впоследствии споры в израильских политических кругах. Поклонники Даяна утверждают, что до вхождения Даяна в кабинет не только не было принято решения, но даже не существовало детального плана наступления. Верноподданные Эшкола стремятся создать другое представление.
По словам бригадного генерала Эзера Вейцмана, Даян, став министром обороны, допускал возможность, что решение о выступлении не будет принято вообще. Другие утверждают, что правительство Эшкола было слишком напугано, чтобы принять решение без Даяна.
Министр иностранных дел Аба Эвен и министр труда Аллон освещают события иначе. Эвен говорит, что решение об открытии военных действий было принято 1 июля. Оно было продиктовано пактом, заключенным между Насером и Хусейном. Алон согласен с этим утверждением. Он указывает, что до подписания этого пакта в правительстве существовал раскол и что большинство надеялось на успех дипломатии. Но после 30 мая стало ясно, что война неизбежна.
Действительность же была более простой, чем ее изображали политические соперники. Даже Перес, верный приверженец Даяна, не сомневался в том, что составило суть дела: «Насер и Хусейн в каирском аэропорту. Это был исторический и решающий поцелуй… Теперь мы были стянуты своего рода кольцом, начиненным русским оружием».
Даян был введен в кабинет, потому что правительство Эшкола не смогло уклониться от двух неотвратимых выводов: у Израиля нет иной альтернативы, как сражаться, и израильскому правительству необходим Даян, потому что этого требует народ и потому что оно нуждается в его знаниях, отваге и оптимизме. Подобно тому, как понадобился Гитлер, чтобы Черчилль стал в 1940 году премьер-министром, так, по словам Даяна, сказанным им незадолго до начала войны, «потребовалось 80 тысяч египетских солдат, чтобы ввести меня в израильский кабинет».
Назначение Даяна вызвало слабые отклики в английских газетах, вышедших на другой день. Предметом местной гордости явились англо-американские дипломатические шаги, предпринятые для обеспечения свободы навигации в заливе. Но 2 июня, когда в Вашингтоне состоялась встреча Гарольда Вильсона с Линдоном Джонсоном, дипломатия уже упустила все свои возможности. Война была решенным делом. Оставался открытым только вопрос о дне ее начала.
Вооруженные силы, которые оказались под командованием Даяна за неполные 80 часов до начала войны были замечательной и единственной в своем роде военной машиной. Они формировались из сельскохозяйственных рабочих, зеленщиков, водителей такси и состоятельных деловых людей на четыре пятых из резервистов. Тем не менее в деле защиты своей родины это была одна из лучших армий, какие когда-либо видел мир.
В мае 1967 года Израиль располагал 50-60 тысячами солдат, из которых только 10-12 тысяч были кадровыми военными. После всеобщей мобилизации Израиль мог выставить армию в 264 тысячи человек. В Израиле после прохождения действительной военной службы сроком 30 месяцев (до ноября 1966 года – 26 месяцев) военнообязанные переводятся в запас. Они числятся в запасе до 45 лет, после чего подлежат призыву только в гражданскую оборону. Бригадный генерал Шарон, который командовал центральной группой войск в Синае и был командиром бригады парашютистов, захватившей Митле в 1956 году, стал во главе Управления боевой подготовки армии. Офицеры-резервисты должны были ежегодно проходить переподготовку 42-58 дней, сержантский состав – 36 дней и рядовые – 30 дней. Эти сроки могли меняться в зависимости от воинской специальности резервиста. Израиль – единственная демократическая страна, где женщины подлежат обязательному призыву в армию. Их действительная служба продолжается 18 месяцев. Будучи в резерве, они ежегодно служат: капралы и ниже – 30 дней, сержанты и выше – 42-47 дней. В отличие от войны 1948 года, когда женщины сражались наравне с мужчинами, в 1967 году они служили только во вспомогательных частях. Тем не менее многие из них оказались на передовых линиях и в жесточайших боях были радистками, машинистками в штабах и медицинскими сестрами. Генерал Иоффе, командовавший дивизией в Синае, воздал должное женщинам, служившим в израильских вооруженных силах: «Когда мужчины видят, что женщины наравне с ними страдают от зноя, мошкары, неудобств и усталости, это побуждает их сражаться и выносить тяготы и лишения войны с еще большей стойкостью».
Далее он сказал: «Я хотел бы подчеркнуть здесь, что бойцы моей дивизии – от ее командира до рядовых – штатские люди, которые надели мундиры только три недели назад. Я сам был штатским в течение двух лет после демобилизации, но должен был уйти из Общества охраны природы, чтобы охранять не природу, а страну. Это обычное явление в Израиле, где сегодня ты солдат, а завтра совсем другое».
