«Спасибо, Отец, что мне будет чем утешиться там, за гранью, а сейчас молю – отпусти. Позволь сохранить достоинство и не запятнанную извращением память о себе…»
***
Люциус Малфой терялся в догадках. Прикасаться к сыну ТАК – было очень странно. Ощущение когнитивного диссонанса вытеснило все остальные, и Лорд никак не мог внятно сориентироваться в ситуации. То ли Драко стойко терпел неприятие и не имел возможности ослушаться прямого приказа Главы, то ли… Но, хотя его поступок и был вызван крайней необходимостью, отвращения или отторжения сам Люц не ощутил. Он всей душой любил сына. Тот безусловной любовью, которую вряд ли смогло бы что-то сломить. Пусть даже столь дикое и выходящее за рамки. В конце-концов, это был его ребенок. Его плоть и кровь. Так КАК простое прикосновение будто к самому себе может вызвать отвращение? Учитывая то, что никакого интимного смысла Лорд в это прикосновение отнюдь не вкладывал, движимый лишь желанием разобраться в ситуации. Может эта мысль, а может, полное средоточие на реакциях отпрыска, но допустить вероятность ответных реакций Люциусу и в голову не пришло бы. По-крайней мере, на тот момент. Как бы то ни было, Драко был кремень и не выказывал ни однозначного «да», ни однозначного «нет».
«Хрен поймешь!» - раздасовано подумал Люц, не зная, радоваться ему такому повороту событий или же нет. С одной стороны – невероятно-пугающая догадка не подтверждалась, заставляя тугой комок в груди Лорда слегка ослабиться, с другой же – «ниточек» не оставалось вовсе, а единственный сын, его наследник, его Дракон – просто таял. День ото дня. Час от часу. К тому же, наотрез отказывался принимать помощь того, кто отдал бы за него и жизнь. Того, кто второй раз за все свое существование ощущал полнейшее бессилие что-либо изменить. Так было и в день гибели Нарциссы…
Уже отчаявшись и разуверившись в необходимости этого дикого поступка, Лорд решился на крайние меры, а уж после…
Стереть все Обливиэйтом? Заставить сына забыть столь позорный момент и уберечь того от очередной психотравмы? Уничтожить в памяти наследника позор инцеста раз и навсегда? Не взваливать на Драко еще и муки стыда… Да… Скорее всего… Так будет правильно. Так будет щадяще. Но сначала…
Блондину казалось, от напряжения от даже дышать перестал. Будто перед прыжком в воду.
«Ну, пан или пропал!»
Осторожно раздвинув языком губы Драко, аристократ слегка коснулся кончиком своего языка – сыновьего, а после – легонько пощекотал чужой язык своим.
Вспышка магии в комнате и тихий стон отпрыска не оставили сомнений. Интуиция не подвела Люца и в этот раз. Его Дракон погибал от запретной страсти, от желания интимной близости с Главой Рода. Своим Лордом. Единокровным родственником. Собственным отцом.
Ну Мордред и Моргана!!!
***
- Ступай к себе. Прикажи Тинки принести тебе молока с медом, - это услышал Драко, когда спустя мгновение Люциус ощутимо встряхнул отпрыска за плечи.
Драко расфокусировано моргнул, пытаясь подавить внутри себя зарождающуюся истерику.
Голос Лорда не был полон злости или презрения. Нет. Он просто был никаким. Вот никаким. Пустым. Будто бы ничего особенно не произошло. Будто не была насильно выведана самая постыдная тайна сына. Будто теперь все однозначно не изменится навсегда. При любом раскладе. Будто существовал путь обратно. Будто воспоминание о столь интимном и порочном жесте между отцом и сыном со временем потускнеют, забудутся, и сотрутся из памяти. Будто… Разве что – обливиэйт? Неужто Глава Рода решится на это? А в отношении самого себя? Сможет ли он заблокировать эти мгновения в собственной памяти? Пойдет на это так же холодно и спокойно, как отсылал сына в комнату?
В груди вскипала жгучая обида. И почему кажется, будто слезы собираются в носу?
- Отец, - непослушными губами прошептал молодой блондин, не зная, что сказать, но и оставить все как есть - не в силах. – Отец…
- Молока с медом, Драко. Немедленно. Сию минуту. Ты плохо питаешься. Иди спать.
Это было, как удар в спину. Хуже насмешки. Хуже откровенной неприязни и часовой нотации. Хуже всего. Безразличие.
Развернувшись на каблуках, с прямой, как палка, спиной, наследник покинул кабинет, четко печатая шаг и аккуратно прикрыв за собой дверь. Хотя, Люциус скорее ожидал бы раздраженного хлопка ею же, но… Выдержка, воспитание, манеры…
«Молодец, сын… Видимость до конца. Моя школа. Настоящий Малфой. Прости, Драко, мне нужно подумать. Это все слишком…».
Лорд зачем то подошел к двери следом, открыл ее и бездумно коснулся рукой того места на косяке, где секунду назад его же коснулась рука Драко. Прислушиваясь к отдаленным шагам последнего, Люциус Малфой прекрасно отдавал себе отчет, что внутри у него самого бушует буря, несмотря на равнодушно-безразличное поведение в присутствии Драко. Собственные эмоции требовали выхода. Собственные страхи и ошеломление не могли оставаться в узде вечно. Ледяной Лорд прекрасно отдавал себе отчет, что выпустить пар ему необходимо как можно скорее, иначе…
Пока Люциус размышлял об этом, сверху раздался звук битого стекла. Это, однозначно, был тот самый пресловутый стакан молока, что же еще.
«Вот паршивец, - даже восхитился таким ответным ходом Глава Рода. – И заглушающие чары специально снял. Бунтуешь значит? Характер показываешь? И откуда только силы? Что хочешь сказать этим?»
Люциус Малфой задумчиво и грустно покачал головой, прикрывая дверь и возвращаясь в глубину комнаты.
Потерянный и отчаянный взгляд Драко так и стоял перед глазами. Взгляд маленького ребенка, самая страшная тайна которого была раскрыта. Взгляд парня, который ненавидел себя, но не мог усмирить собственные чувства, которых быть никак не должно. Взгляд наследника, который предпочитал умереть, но не стать никем в глазах собственного отца. Взгляд юноши, который искренне считал, что не умеет любить…
***
А меж тем, в личных покоях наследного Малфоя живописно стекали со стены остатки молока, а Драко, возобновив «заглушку», глотал злые слезы и шептал во Тьму:
- Приказал, Отец. Принести. Но ты не уточнил, что пить его обязательно…»
***
Само собой, ни о каком сне Люциус даже не помышлял. Добавив «сверху» еще значительную дозу алкоголя и упившись чуть ли не вусмерть, аристократ мучительно искал выход. Искал и не находил. Окончательно изведясь, он выдернул прямо посреди ночи с постели и Снейпа, связавшись с тем по экстренной секретной связи. Само собой, риск был колоссальный, но вариантов не было от слова совсем. Оставалась надеяться на то, что с большой натяжкой можно было считать дружбой. По-крайней мере, очень хотелось на это надеяться.
Когда Снейп через камин явился в мэнор спустя пару минут всклоченный, но собранный и с палочкой наперевес – то, вместо ожидаемого, как минимум, апокалипсиса, обнаружил в кабинете едва ворочающего языком Люциуса, который с переменным успехом держался на ногах и походил больше на пьяную свинью, нежели на потомственного аристократа.
Ох и выслушал же о себе Малфой-старший, пока Снейп насильно вливал в него «вытрезвитель» и с кислой миной ждал, пока Люц вернется из очередного вояжа в туалет, где выпитое огневиски активно искало выход наружу. Благодаря себя за давнишнюю привычку таскать повсюду запас некоторых зелий в уменьшенном виде, Северус терпеливо ждал, пока желудок Ледяного Лорда очистится и можно будет воспользоваться «опохмелом», фиал с которым был уже увеличен до нормальных размеров и ждал своего часа. Спустя пятнадцать минут сунув его в руки бледного Люциуса, Зельевар коротко и недовольно буркнул:
- Ну? Глотай и отвечай затем: какого черта ты выдернул меня с постели в такое время, вынудив смотреть на твою пьяную рожу? Люц, я час как уснул! А с утра…
Залпом опрокинув в себя предложенное зелье и даже не удосужившись его проверить (как, собственно и предыдущее), аристократ скривился, что, конечно, не укрылось от цепких глаз Северуса.
- Что? – высокомерно бросил тот.
- Ничего, - вяло огрызнулся Люц, который более-менее пришел в себя. – И почему твои зелья всегда такие мерзкие? Аптечные куда-более приемлемые на вкус, знаешь ли. Не мог бы ты повкуснее что-то…
