Она спешила по коридорам собственного дома, дремавшие картины с недовольством провожали ее взглядом и вновь погружались в дрем. Белла спустилась по той лестнице, по которой мать вывела ее на фатальное свидание. А после, перейдя на бег, ринулась в сторону подвала — царства Альдмоса — их домовика. С кухней и мрачным чуланом для чистящих средств. Она частенько прибывала там в наказание.

И не испытав типичного дрожащего страха, оказавшись в чулане, она протиснулась в его узкую дверь, споткнулась о коробку, которая обычно ей служила стулом, перевернула случайным движением погашенный огарок свечи.

Из кармана она достала свою палочку и подвинула магией стену тяжелых ящиков. Нельзя пользоваться волшебством вне школы? Разве это имеет какое-то значение? Мысль об этом даже не посетила ее голову.

И не смахнув с лица пот, Белла протиснула руку в образовавшееся за коробками узкое отверстие. Ладонь выросла с тех пор, как она последний раз лазила там, но вот спрятанная в щели вещь никуда не делась. Убедившись в этом, она без каких-либо чувств достала ее и машинально двинулась обратно в спальню.

Заперев дверь на ключ, она села на пол перед своей постелью. Закатала рукав на своем халате и вынула из кармана принесенный предмет. В лунном свете он сверкнул серебром — старинный, длинной не больше ее волшебной палочки старинный кинжал. На лезвии рукой мастера было вычерчено что-то про чистую кровь, про семейство Блэков. Она не читала. Ей было все равно.

Лезвием Белла, безо всякого страха провела по своей руке, но никакого следа, кроме белой царапины не оставила. От этого на ее лице появилась злобная усмешка, так походившая на мимику ее собственной матери.

Беллу со злобой восторгало пришедшее понимание, какого это, получать наслаждение от издевательства над ней же. Она начинала понимать свою мать. Отца, которому, впрочем, всегда было настолько все равно, что он даже сроду не злился на нее. Эта мысль заставила Беллу еще больше улыбнуться, и провести по руке еще раз, ощутить боль и тепло собственной крови… чистой крови. Из-за которой Родольфус Лестрейндж и захотел жениться на ней — глупой девчонке из именитого рода Блэков…

Отчего ей становилось так безудержно смешно, и отчего она все больше и чаще касалась своей руки ножом? Отчего этот угрюмый смех все громче лился из ее уст? Дыхание ее ускорилось, а в голове зашипело что-то, как сломанный аппарат, заставляя ее терять сознание. Сердце бухало тяжелые удары.

Она почему-то представляла себе, как наутро ее бледное, начавшее гнить тело, с воткнутым в запястье ножом, найдут, и как домовой эльф от ужаса ахнет, отбросив волосы с ее молодого лица; как закричат две ее младшие сестры, которые постучат спустя пять минут в ее черную дверь. Вообразила суровое лицо отца, которое и не поменяет выражения от этого зрелища и жгучие слезы Друэллы, которые и не смогут выразить всей искусственности ее страданий. Ведь растимый ей все эти годы товар покончил собой после первой встречи с покупателем.

А потом картина в ее воображении резко сменилась. Белла увидела в залитой светом комнате лишь свое мертвое тело и свою мать. И почему-то та навзрыд давилась слезами, наклонившись над пустотой и шептала имя Беллы. Тихо, отчаянно тихо, как никогда.

Беллатриса зарыдала сама. Ей стало жаль свою мать.

И себя.

Потому что она знала, что даже ее смерть не заставит Друэллу испытывать к ней такое.

Мир ее жизни разломался на две половины, словно этим самым ножом она перерезала горло себе прежней… и стала настоящей.

Барабанная дробь в ее груди не утихала ни на секунду, она икала, глотая слезы, которые текли по ее воспаленному, красному лицу. Она была похожа на уродливого мима с потекшим макияжем, растрепанными, наполовину склеенными лаком волосами. В носу застыл солоноватый, металлический запах собственной крови, которая капала с лезвия ножа, сжатого в ладони. Ее взволнованное ужасом сознание утаскивало ее подальше отсюда, и она протянула руки воображаемому мраку, который отключил ее потерей сознания.

Утром Белла проснулась резко, как ошпаренная кипятком. Она чувствовала усталость, словно ни на мгновение не смыкала глаз всю ночь, синее небо за окном казалось черно-белым, ненастоящим, без всяких красок, солнечные лучи переливались на поверхности садового пруда, в котором плавали немые птицы…

Сосуд в ее карих глазах лопнул, разлив кровавые воды по белому зеркалу ее души. Из-под воспаленных век Белла смотрела с закаменелой грустью во взоре. На помятой правой щеке краснел отек, который она почесала ногтями с забившейся под них бордовой, засохшей кровью.

Ни разу не зевнув, она сложила разорванное свое красивое платье под кровать, завернув в него испачканный в крови нож. Закрыла кровавым мехом ковра впитавшуюся глубоко в доски паркета кровь. Распахнула форточку, чтобы прозрачный воздух прогнал из ее спальни запах смерти.

Так и прошел этот безликий день. Ее не звали никуда — ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Она хотела есть, но и не хотела, чтобы ее позвали. И не хотела там оказаться — в обеденном зале, за столом, накрытым атласной скатертью, среди людей, не безликих, а мрачных, как самый темный цвет на небосводе.

-Беллатриса, нам нужно поговорить! — к ней постучали когда уже вечерело.

-Войдите. — сухо проговорила она, сидя к выходу спиной.

В комнату, широко раскрыв дверь, прошли двое ее родителей — Друэлла и Кингус Блэк. Белла обернулась к ним лишь тогда, когда они произнесли заветных три слова:

-Родольфуса все устроило.

Это сообщила Друэлла Блэк, и не сказать, что на ее лице не отразилось никаких эмоций довольства. Под черной, замшевой тканью ее платья сердце забилось спокойнее, впервые за несколько лет.

-Твоя свадьба состоится. — Прибавила она с торжеством. — Но при одном условии: в Хогвартс на седьмой курс ты не пойдешь. Еще год он не намерен ждать. При желании, ты сможешь получить достаточный тебе уровень знаний самостоятельно, из дома, явившись лишь на экзамены через год. Родольфус все устроит. У него есть связи.

-Хорошо, мама.

Беллатриса знала, что испуганно должно было забиться ее сердце, увлажнится от пота лоб. Но ничего не произошло. Она сказала это с каменным спокойствием, отвесив короткий кивок.

-Это было велено передать тебе. — Друэлла вытащила из кармана платья маленькую бархатную коробочку. — Мои поздравления.

Белла взяла протянутую ей вещь и положила рядом с собой, не глядя. Друэлла уже было развернулась к двери, как неожиданно слово произнес молчавший Кингус.

-Гляди, Друэлла, у нее ведь покраснел глаз. Пусть домовик принесет лекарство.

Он хлопнул в ладоши и под звонкий звук появился в комнатушке Альдмос. Через несколько мгновений он сжимал жидкость в хрустальном тюбике. Он поставил ее у самого краешка тумбочки Беллы. И после покинул комнату вместе с родителями Беллатрисы, не задерживаясь ни на мгновение.

Прошло несколько дней. Родольфус Лестрейндж вновь приехал к Беллатрисе. Ее опять также привели в порядок и вытолкали к нему навстречу. Приготовлений было ничуть не меньше, чем в прошлый раз, дабы никто не лишился ощущения величия и окружающего шика. И вновь разговор был скучным и коротким, разве что не столь судьбоносным. Родольфус не без прежней пылкости поцеловал кончики ее пальцев, узнал о ее самочувствии, на что Беллатриса просто ответила:

-Все нормально, благодарю.

И завязался разговор, который был лишь монологом о широких владениях Родольфуса и о его связях, о работе в Министерстве Магии и о будущих стратегиях. Разговорившись, Лестрейндж, кажется, забыл о том, что Беллатриса сидит с ним в одной комнате, но когда она отпила глоток воды, чтобы увлажнить глотку он прервал свою длинную историю.

-Тебе что жарко, моя дорогая?

-Немного. — Сказала она и сделала еще один осторожный глоток.

Первые нежные слова, которые она в своей жизни услышала от мужчины были сказаны. Но от них она без ласки посмотрела на своего жениха, не отвела смущенно взгляд, а продолжила все так же смотреть в пустоту, словно подобные речи в жизни молодой девушки ничего не значат. А он, приметив ее вежливое молчание, продолжил свой рассказ, который она от скуки стала внимательно слушать.