Они спускались вдвоем по винтовой лестнице до самой красивой террасы в доме Блэков — места знаменательной встречи Родольфуса и Беллатрисы. Друэлла вела ее под руку, больно сжимая запястье. Она довела ее до двери на террасу и распахнув дочери дверь отошла в сторону.
Родольфус Лестрейндж сидел за хрупким столиком, сложив ногу на ногу и даже не показывал вида, что устал от долгого ожидания своей невесты. Одет он был в элегантно скроенный костюм из белой, легкой ткани. В первое же мгновение он производил впечатление человека представительного. Лица его Белла не стала рассматривать и не только потому что он сидел спиной к палящему и слепящему солнцу.
Опустив глаза в пол, Белла побрела к нему теми самыми мелкими, женственными шажками, которым ее так грубо учила мать.
Недалеко она ходила…
-Беллатриса, я так рад вас видеть.
Ее будущий супруг, услышав ее аккуратные шаги, поднялся с места, и спешно направился ей на встречу, сжимая в маленьких, некрасивых руках букетик чудесных фиолетовых цветов. В них сияла солнечная прожилка, похожая на лучи, что по весне пригревали мир, раскрашивая поля и леса зеленым цветом. Протянув Белле подношение, он отвесил галантный полупоклон и поцеловал кончики ее пальцев. Девушка поежилась от этого жеста и вырвала свою руку как только выдалась такая возможность. А возможность выдалась лишь тогда, когда он усадил ее на велюровую поверхность стула.
-Поставь их в вазу. — приказал Лестрейндж эльфу, стоявшему в тени.
Белла протянула слуге букет. Эльф, с полупоклоном, поставил его в хрустальную вазу, и, прежде чем уйти в тень, разлил бесцветный напиток по бокалам.
-Вы прекрасно выглядите, Беллатриса. Вы очень похорошели с той поры, когда мы виделись последний раз. Выросли в красивую женщину. — похвалил Родольфус, с натянутой, картинной улыбкой. Тон его голоса тоже не внушал доверия, оттого Беллатриса не смогла произнести ни звука, лишь только с дрожью кивнуть.
-Надеюсь, вам понравились цветы, которые я вам подарил? — вежливо поинтересовался мистер Лестрейндж, разглядывая мелкие цветочки в вазе.
-Да, они очень красивые. — Слабым голосом проговорила девушка. И не соврала — они действительно нравились ей — миловидные, маленькие крокусы, с нежными лепестками. Однако она очень удивилась, откуда об этой симпатии узнал странный господин, сидевший напротив нее.
-Их было очень сложно достать, все-таки они цветут исключительно весной. — Хвастался Родольфус. — но я сделал это. Один мой коллега в Министерстве посоветовал место, где выращивают любые цветы и совсем быстро. Все с помощью не столь давно изобретенных чар!
Родольфус быстро смолк, видимо, ожидая какой-то реакции на свои слова, но, поскольку, таковой не последовало, он был вынужден продолжить свою речь:
-Ваша матушка любезно рассказала мне о ваших любимых цветах. — Проговорил он и указал на дверь террасы. Беллатриса оглянулась и увидела за ней Друэллу. За ними наблюдала и остальная семья: Кингус, Нарцисса и Андромеда. Отец Беллатрисы глядел равнодушно, а его две дочери вообще не были вовлечены в общее занятие. Отвернувшись, они наверняка перешептывались о чем-нибудь своем.
Когда Белла повернулась обратно к Родольфусу, тот по-прежнему улыбался той же мерзкой притворной улыбкой. Она была ей знакома, пусть и видела она ее в последний раз только в далеком детстве и почти не помнила. Теперь все воспоминания сложились в единую картину. Она поняла, о чем тогда давно столь долго разговаривали Родольфус и Друэлла в том самом роскошном поместье Лестрейнджа. И почему именно тогда он улыбался точно также, как и сейчас…
Столько лет она находилась в глупом непонимании, когда ответ лежал на поверхности. Столько лет она шла к той ловушке, в которую ее постепенно загоняла мать…
И вот, последним слоем макияжа, тугим завязыванием до полуобморока корсета, она поймала ее окончательно.
-Ваша мать многое рассказала мне о вас. — Говорил Родольфус, пока его собеседница яростно соображала. — Сказала мне о ваших предпочтениях, в литературе в частности. Она сообщила, что вы много читали, хотя и не отличались феноменальной успеваемостью в школе. Рассказала обо всем, что вы любите…
Он знал все, что выведала о ней мать за время их вечерних бесед. Цитировал это слово в слово. Друэлла выдала ему все, что разведала, притворяясь единственный раз в жизни заботливой и доброй матерью, чтобы устроить эту свадьбу быстро и без всяких сюрпризов для жениха. Чтобы выгодно избавиться от ненавистной дочери. И чтобы Родольфус не передумал отменять эту сделку. Не передумал покупать этот выгодный товар, который, совершенно точно поднимет его положение в обществе.
Пока Лестрейндж вещал о ней самой пространные лекции, Белла заново вспоминала о том, кем она уже никогда не будет. А говорил он очень долго.
Но вдруг Белла, сама от себя такого не ожидая, перебила его:
-Мы ведь точно с вами поженимся?
Родольфус явно сконфузился, услышав такой прямой вопрос.
-Разумеется. — Деревянным голосом проговорил он, смотря на Беллатрису.
Кивнув, она опустила глаза, и сказала совсем тихо, будто сама себе:
-Тогда обращайтесь ко мне без этих почестей. На «ты». Мне неловко слушать, как человек, который старше меня называет меня на «вы». Тем более, когда этот человек… — она сглотнула и отвернулась в сторону, сжав под столом свои дрожавшие руки. — Когда этот человек — мой жених…
Ожидая ответа Родольфуса, Белла боялась смотреть ему в глаза. Уже было поздно жалеть, что она осмелилась сделать такое предложение человеку, которого едва знает.
-Хорошо, я согласен, Беллатриса. — сказал Родольфус через несколько минут тугого молчания. Прищурив глаза, он посмотрел вперед и прибавил. — Кажется, твои родители зовут нас к себе.
Поднявшись со своего места, он с натренированной галантностью помог ей сделать тоже самое, и, взяв девушку под руку, повел к выходу с террасы. Беллатриса не забывала идти мелкими шажками, держать спину ровно, даже не смотря на то, что ее душа обливалась кровавыми слезами.
Когда они вышли за дверь их окатило волной вопросов. Их учтиво спрашивали, как прошло свидание. Но отвечал только Родольфус. Белла, вынужденная держаться за Лестрейнджа, тихо смотрела в пол. У нее неприятно кружилась голова, живот туго скрутило волнительной болью, ей хотелось закончить этот ужасный день поскорее, забыть все, что она поняла за сегодня и что ощутила, чего лишилась. Хотя она знала, что это невозможно…
Еще несколько часов ей пришлось пережить в обществе Родольфуса и своих родителей, изображая настоящую леди. Ей казалось это омерзительным притворством, места себе она не могла найти, нервно дергаясь в своем кресле, перекладывая руки с колен на подлокотники и назад.
Как только, наконец, Родольфус ушел из их дома, она убежала в свою одинокую спальню заперла дверь и упала на кровать, заливаясь слезами. Горе разрывало ее на части, а она рвала на части все кругом: свое платье, склеенную лаком прическу на своей голове, корсет на своей талии.
Никогда в жизни она не испытывала такого отчаяния, никогда в жизни она не ощущала себя в таком тупике. Она больше не была собой, но она и не была кем-то. Ничем не была, лишь созданием, в которое кто-то вдохнул жизнь, чтобы поиздеваться. Изливаясь слезами, она убеждалась в этом еще больше… она совершенно не хотела жить, ей хотелось перестать дышать, видеть этот проклятый мир, где все кругом заставляет ее подчиняться себе, где все затаптывает ее в грязь. И теперь даже она сама, даже она сама умертвляет себя, зарисовывая истинное лицо краской перед походом на душевный эшафот.
За окном светила луна, половинка луны, которая напоминала приоткрытую дверь в какой-то таинственный мир. Жара ушла за горизонт, уплыла вместе с солнцем. На чистом небе, кроме этой серебряной, полуоткрытой дверцы сияла лишь одна маленькая звездочка…
Беллатриса лишь спустя много часов беспрерывных рыданий, поднялась со своей кровати и вытерла мокрое лицо от слез одним хладнокровным движением. Накинула тонкий пеньюар, лежавший нетронутым в нижнем ящике ее шкафа, и даже не думая о том, как громко идет, направилась к двери.