В один из таких дней, когда никто не решался куда-либо пройтись, кроме как до кувшина с прохладной влагой и назад, к ним приехал Родольфус Лестрейндж с важным визитом. Как сказали тогда ее родители: он захотел навестить свою будущую супругу. Беллатриса, совершенно не ожидавшая этого, расстроилась, хотела забиться в свою комнату и не выходить оттуда. Но ей пришлось.

Свидание двум будущим супругам устроили в этот же миг. Она никогда не видела их эльфа-домовика таким запыхавшимся. Наверное за полчаса, если не меньше, к значимому событию подготовили роскошную террасу, где принимали только самых редких и высокопоставленных гостей. На ее памяти таких визитов не было лет десять.

Терраса тем летом была самым прохладным местом в поместье — спрятанная в тени широких деревьев она максимально закрывалась от знойных лучей солнца. В саду, на который открывался вид из любого окна в этом доме, распускались самые экзотические деревья, цвели самые чудесные деревья. Зеленые листья и яркие, пышные лепестки цветов были похожи на радугу, на переливистый хвост павлина. Цветы и иные растения были, пожалуй, даже красивее, чем огромный фонтан со старинными фигурами, которые, если верить старинной легенде прятали в себе клад с золотом благородных предков Блэков.

Не менее восхитителен был стол, с разными яствами, дорогими винами и шампанским, каждая бутылочка которого стоила целое состояние. Тарелки ломились под тяжестью фруктов и прочих заморских деликатесов. Однако все это не противоречило семье Беллатрисы, не нарушало обычного хода жизни. Богатые обеды и праздники были традиционным делом. Самая большая и удивительная перемена произошла в ней самой. Пусть она и была почти насильственной.

Белле было шестнадцать. Возраст, в котором девушка спешно вырастает в женщину, приобретает нужные формы, расцветает не по дням, а по часам. Но не природные изменения были странны для нее, к ним она почти привыкла, пусть и ощущала порой немотивированное чувство печали. Самый странный и решающий этап ее взросления случился в тот самый день, когда в их поместье пришел ее супруг.

Тогда, ближе к сумеркам, в ее комнату ворвалась мать, резко хлопнув дверью, как раз в тот момент, когда Белла, узнав о визите мужа, хотела никуда не идти, практически рыдая от мысли, что все-таки придется.

-Встань, и подойди к зеркалу!

Беллатриса подошла. И мать толкнула ее на стул напротив него, а затем взмахнула палочкой в сторону огромного шкафа с одеждой. Раньше этот шкаф почти всегда пустовал, в нем висела лишь пара платьев и мантий — зимняя и осенняя, да и несколько остроконечных шляп, которые она почти не применяла в своих образах. Больше Белле нравилось прятать в там свои книжки.

-Почему ты хранишь в своем шкафу всякий хлам? — возмутилась Друэлла. Следующим взмахом палочки она вышвырнула оттуда все содержимое. Летело все: учебники, тетрадки с записями, перья, скомканные листы, старые и нелепые наброски, любимые и нелюбимые книги, прочитанные и брошенные ей когда-то.

-Все это тебе совершенно ни к чему! — Прокомментировала Друэлла яростно.

Молниеносное движение рукой и книги, учебники и тетради с рисунками сгорели в пламени. Белла даже не успела зажмурить глаза от яркого огня, как-то исчезло. Она не успела осознать, что столь ей любимое и привычное, все, что помогало ей забыть муки прошлого, сгорело. Было сожжено, как будто что-то ничтожное…

В шкафу загорелась цветастая вспышка, вспыхнула и снова погасла. От результатов этого колдовства закачались на металлических вешалках богатые и красивые платья, корсеты в рюшах, роскошные атласные мантии, полупрозрачные чулки и шляпки с перьями разных неведомых цветов. Все это — яркое и безликое одновременно, поразило Беллу до глубины души, воспалило в ней новые причины для страданий. До ужаса красивые мантии и платья, … зачем они здесь?

Придирчиво осмотрев свою дочь в отражении в зеркале, Друэлла приказала ей встать и подойти к шкафу. Беллатриса ощутила слабость, разглядывая свои новые красочные наряды вблизи. Она бы и упала в обморок, если бы не мать, которая начала подбирать ей наряды, один за другим, один за другим. Головокружение, вызванное этой приторной красотой, заставляло Беллу бледнеть еще пуще. Глубокие вырезы, короткие, с изящной вышивкой рукава, открывавшие ее предплечья, корсеты, вульгарно уменьшавшие ее талию до соблазнительной стройности. Все это настолько сильно было ей чуждо, что Белла была уверена: она не смогла бы быть красивой ни в одном из этих нарядов. Попросту потому что ни один из них отражал ее сущности ни одним стежком, ни одним оттенком ткани.

Выбирая довольно долго, в полном молчании, Друэлла остановилась на одном красном платье, с глубоким декольте в форме лодочки. Еще большей яркости наряду добавлял незамысловатый мотив вышивки по всей длине.

Сняв платье с вешалки, она погнала Беллу за ширму и вернулась назад, как только потребовалось затянуть корсет. Друэлла работала со шнуровкой отчаянно, с какой-то яростью, затягивая ленты до боли в груди.

Закончив с одеяниями Друэлла погнала Беллу к туалетному столику, ломившемуся от множества цветных баночек с косметикой.

Белла от толчка Друэллы упала на стул так неаккуратно, что даже ротанговая его обивка показалась ей камнем.

Друэлла провела жесткой рукой по ее лицу, волосам и, взмахнув палочкой начала причесывать. Надо сказать, стилист из нее был так себе.

-Ай! — Тихо воскликнула Беллатриса, когда та задела один из сильно запутавшихся колтунов на ее голове.

-Замолчи! — рявкнула Друэлла и дернула еще сильнее — на зло. — Уродливые кудряшки, выпрямить бы их! — воскликнула она и взмахнула палочкой. Они прилизались, стали почти прямыми.

Она делала все суетливо, торопилась и страшно ругалась, делая больно своей дочери не только грубыми словами в ее адрес. Беллатриса была готова поклясться: под густой шапкой ее волос появились глубокие, осязаемые шрамы от ненависти ее матери.

Когда аккуратная прическа появилась на ее голове, Друэлла злобно фыркнула, швырнула расческу на тумбочку.

-Повернись ко мне лицом! — приказала она, а Белла задрожала, когда увидела ее тощее запястье, с выпирающими оттуда черными венами.

Друэлла, будто неумелый, озлобленный на весь мир художник, ножницами и красками резала и замазывала реальность и правду, рисуя угодную ей, лживую картину мира на лице собственной дочери.

-Закрой глаза! — произнесла она.

По векам Беллы чертили карандашом, закрашивали кожу тенями с таким нажимом, словно намереваясь выдавить глаза. Тушь наносили резким движением, как штукатурку на стену. Потом на ее губах появилась алая помада, бледные от ужаса покрыл тонкий слой бежевых румян. С ее лица исчезли лишние волоски бровей, покраснения от прыщей.

Когда Друэлла закончила, Белла сначала замерла от ужаса, увидев то, во что ее превратили. Она стала старше, в зеркале словно отражалась ее мать в молодости.

Но все же она не могла не заметить, как стала заметнее ее красота. Беллатриса не могла оторвать взгляда от собственного отражения…

-Встань, надо подобрать тебе туфли! — произнесла Друэлла.

Друэлла взмахнула палочкой. Из шкафа появилось множество коробочек туфлями на огромном каблуке. Беллатриса с трудом представляла, как сделает на таких хоть шаг.

Но Белла пошла. Не столь неуверенно, как было нужно, шатаясь на этих огромных ходулях, украшенных серебряными завитками. Став ростом выше своей матери, она не ощутила какого-то превосходства. Скорее наоборот: ее неутолимо преследовало чувство, что она как мелкая зверушка, унесенная в гнездо страшной твари, обитающей высоко в горах, где кругом лишь бездонная пропасть…

-Выпрями спину! — воскликнула Друэлла, снизу вверх смотря на дочь. — Где твои манеры?! Иди на террасу.

Белла сделала один неловкий шаг и чуть не рухнула назад.

-Почему ты ходишь как слон? Мелкими шажками ходить надо!

Но следующий шаг был точно такой же неловкий, как и предыдущий.

-Да что это такое?!

И тут терпение Друэллы лопнуло, она сорвалась на рукоприкладство, ударив Беллу по раскрашенной щеке. У девушки невольно навернулись на глаза слезы, и она тайком стерла их, чтобы не дай Бог они не смазали макияж на ее лице.