-Если ты что-то надумаешь, то сообщи. Спокойной ночи.

Он верно угадывал (это было видно по пессимистичным ноткам его голоса), что ничто не заставит ее задуматься о будущем дне рождения еще раз. Когда Белла кивком попрощалась с ним, то ее мысль сразу же зациклилась на том, что она больше всего обожала обдумывать. И в тысячный раз это помогло ей заснуть крепким и счастливым сном.

***

-Миссис Лестрейндж! Вам пришла еще пачка писем и посылка!

Вдохновленно наигрывая на клавишах пианино незамысловатую мелодию собственного сочинения Беллатриса улыбалась. С той же улыбкой она приняла пачку писем и коробку, которую Клякса, поклонившись, поставила на крышку инструмента.

Закрыв прозрачные двери комнаты, эльфиха ушла прибираться в доме. Сегодня у Кляксе предстояло много забот — навести порядок в таком большом и великолепном доме делом было итак не самым простым, а добавить в него чуточку праздничного настроения казалось почти невыполнимой задачей. Она сновала вокруг Беллы весь день, и девушка не знала куда деться от этих суетливых приготовлений к вечернему балу. Потому спряталась в небольшой, чердачной комнатушке, где стояло пыльное пианино и беспрерывно упражнялась. Вскоре ей надоело наигрывать мелодии из нотной тетради и она бренчала все-то, что воображалось. Перескакивая клавиши на клавишу она безудержно веселилась, а в мыслях ее был полный покой. Ей нравилась своя собственная музыка ничуть не меньше, чем великие произведения музыкантов, которые она умело воспроизводила. Никакое классическое звучание не заставляло ее глаза так сиять, а голову — так сильно представлять все самое прекрасное в ее жизни, перебирать лучшие воспоминания одно за другим, как случайные кнопки на клавиатуре.

Одета она была не по-праздничному, а совсем как школьница — в уютный, вязаный кардиган земляного цвета и бархатное черное платье ниже колена. Волосы Белла завязала в свободный хвост, из которого на лоб выбилось несколько прядей. Ее поза за пианино была непринужденной, расслабленной, как будто сегодня был самый обычный день, среди серой полосы ее недель. Нажав пару случайных клавиш в музыкальном реверансе, она потянулась к пачке писем. Бесчисленное множество разных открыток поздравляло ее с днем рождения, а половину их отправителей она почти не помнила в лицо или даже не знала. Но тут ей попался совершенно пустой лист, с небольшой загогулиной посредине.

«Видимо, это чья-то глупая шутка» — подумала девушка и смяла бумагу, но как только она захотела бросить ее подальше от себя, как кривая линия превратилась в складный текст.

Поздравляю с днем рождения. Буду ждать тебя завтра.

Т.Л.

С каждым прочтенным ей словом сердце начинало биться сильнее, а щеки наливались розоватым румянцем восторга. Она прижала тонкий пергамент записки к груди, и глубоко вздохнула, вздымая к потолку, в мечтательном выражении, влажные от слез глаза. Ей даже не хотелось вытирать их. Несколько минут она сидела замерев, лучезарно улыбаясь.

В посылке, которую принесла Клякса, оказался подарок от Нарциссы и Андромеды. Как и просила Белла — это был новенький пюпитр.

Удивительно, но подарок заворожил ее. Сняв с места старый пюпитр она установила новенькую, изящную, посеребрённую конструкцию из метала, усыпанную красными, треугольными камушками, и, раскрыла последнюю страницу нотной тетради, в которой были выписаны мотивы ее любимого вальса дождя.

-Вот! Стараешься! Теперь я вижу! До, ре, ми, фа, со, ля, си! Давай, переверни страницу!

Беллатриса с улыбкой послушалась мать и прочитала заголовок.

-Вальс дождя?

-Да, самая красивая мелодия из этого сборника. Самая проникновенная и… сложная. Тебе придется постараться, чтобы сыграть ее.

За окном светило солнце, и Белла прикоснулась к клавишам инструмента с большим оптимизмом. Друэлла подошла ближе и поправила загнувшийся тетрадный лист

-Начинай с первой ноты. — Холодно проговорила колдунья и отошла к окну.

Беллатриса играла с большим воодушевлением, с таким чувством и отдачей, словно эта музыка раздавалась из недр ее широкой души. Не сбившись ни единого раза девушка горящим взором посмотрела на мать. А та, глядя в окно, почему-то едва заметно улыбалась. Точно так же, как улыбался ее сидевший за инструментом ребенок.

-Не ожидала, что у тебя так хорошо получится с первого раза. — Почему-то невнятно проговорила Друэлла.

Она распахнула тяжелые занавески в комнате, лучи залили все ужасно ярким для зимы светом. На голубом небе радостные траектории выписывали птицы. Они предвещали скорое наступление горячо ожидаемой весенней поры.

Беллатриса, беззаботно счастливая, почти такая же, как и тогда, разглядывала новенький пюпитр, наигрывая мелодию. Она умела воспроизводить ее, даже не подглядывая за порядком нот, могла напеть ее, даже если бы ее резко разбудили ночью с яростными просьбами. Часы с пианино — это почти единственные моменты в ее жизни, когда рядом с матерью она чувствовала себя спокойно, как любимый ребенок, которого никогда не проклянут за случайные неудачи или глупости. Всю жизнь она усердно занималась музыкальным искусством ради того, чтобы мать полюбила ее и без инструмента. Но вышло так, что она постоянно задавала себе один и тот же извечный вопрос — почему только в паре с пианино она вызывала у Друэллы одобрение?

Вечером, около шести, в поместье начали собираться гости. Шурша подолами длинных, фатиновых платьев дамы, вместе со своими спутниками, поднимались вверх по крыльцу, до широко раскрытых дверей поместья. Праздником и роскошью веяло от самых кончиков туфель, до каждого отдельного перышка в их шляпках.

Кланяясь владельцам дома, они проходили в широкий зал, где высокая анфилада была украшена розовато-золотой лепниной в форме цветов и ангелов, а огромная хрустальная люстра напоминала солнце, из плафонов которой лился блестящий, искристый свет. Пилястры вдоль стен вытянутой комнаты были увиты венками из гипсовых роз. А парочки, готовые плясать хоть до раннего утра, вышагивали по симметричным рисункам гладкого паркета.

Невидимый оркестр играл грустную мелодию с партиями виолончели и скрипки, за большими окнами шел снег, удивительно сочетающийся ритмом с музыкой. И будто не снег падал под музыку, а музыка звучала под движения кружащихся в вьюге снежинок.

Вечер прошел не так, каким его представляла Белла. В центре внимания оказался ее супруг, с ним вели все разговоры, после того, как поздравляли ее с днем рождения, почтительно поклонившись. Родольфус выслушивал и отвечал на комплименты, предназначенные ей. Дамы говорили (кто с едва скрываемой завистью, а кто с удивлением) о ее молодости и свежести, кой-кто, будто невзначай, замечал красоту жены Лестрейнджа. Родольфус горделиво расправлял плечи от любезностей чистокровных дам. А Белла, стоявшая рядом, благодарила, не глядя ни кому в глаза. В перерывах между звучавшими композициями Лестрейндж водил ее под руку и знакомил с разными колдунами и «женщинами, достойными подражания», выслушивал их реплики, и снова вел танцевать.

Танцуя, Белла замечала за собой отвлеченное настроение, подходящее лишь для мечтаний в одиночестве. И красивая музыка включала ее воображение. С каждым шагом она, улыбаясь все сильнее, видела, как ведет по кругу ее другая рука, а огромная комната сжимается до привычных ей размеров гостиной в маленьком доме так далеко отсюда… светские чужаки остаются в доме Лестрейнджа развлекаться, не замечая, что причина, которая собрала всех здесь, незаметно пропала.

-О, Родольфус! Давненько я вас не видела!

Белла, воображавшая на своей талии прикосновения совсем других рук, встрепенулась.

-Доброго вечера, Фелиция. — Родольфус резко развернулся и, выпрямив спину, повел Беллатрису, слегка запыхавшуюся от танцев к коротышке, махнувшей ему рукой.

Женщина, которой поклонился Родольфус была темно-рыжей колдуньей с черными глазами, которые закрывали, словно полуспущенные жалюзи, густые, низко посаженные брови и нависшие веки. Россыпь светлых веснушек перечеркивала на лбу глубокая морщина. Прищурившись, она посмотрела на Беллатрису в ожидании, что ее представят.