-Он мой друг! И он не полукровка! Он учиться на Слизерине! Их семейство очень влиятельно среди нас!
Мать смотрела на нее снизу-вверх, сжигая в своей ненависти. И заехала ногой в живот, как только та смогла шевелиться. Будто чуя, когда краткие приливы сил дают той надежду, чтобы прикончить ее одним ударом. Беллатриса вновь ударилась лицом, задыхаясь в собственной крови. Перед глазами плыли тени и самым четким силуэтом в мире ее боли был только острый носок туфли ее матери.
-Ты думаешь на Слизерине не учатся полукровки?! Да к твоему сведению их там хватает, мерзкая тварь! Как ты посмела просто разговаривать с ними? Зная то, что ты уже скоро выйдешь за чистокровного, влиятельного колдуна?! Как смеешь порочить нашу семью, тварь?!
-Я не знала, что он полукровка! – расплакалась Беллатриса, закашлявшись. – Я не знала…
Ее пронзило стрелой какое-то заклятие. На миг из нее выпотрошили без анестезии все внутренности, тысячи ножей врезались в ее побитую плоть. От ее крика люстра над головой затряслась со звоном.
-Теперь будешь знать, глупая тварь!
Друэлла дернула дрожавшую в конвульсиях дочь за волосы, приподнимая над землей. Прямо перед глазами Беллатрисы темнело страшное лицо матери, пораженное агрессией во всех его чертах, как паразитирующей кожной заразой.
-Смотри мне в глаза, мерзкая дура! – Прокричала Друэлла, поднося ее лицо к своим глазам. –Не смей отворачиваться, паршивка!
Инстинктивно Беллатриса все равно пыталась сжаться, но Друэлла не позволила ей защищаться, отдирая ее руки от лица, царапая их до крови своими острыми как пики ногтями. От громкости ее криков кажется дом ходил ходуном.
-А теперь слушай меня! – говорила Друэлла пожирая своей ненавистью все живое и треснув ей по лицу так ловко, будто клюшкой по мячу. – Ты не посмеешь ни гулять, ни дружить, ни что бы там ни было, ни с кем из этих мерзких Броуди! Ни с кем из полукровок! И если я узнаю, что ты ослушалась меня: я не пожалею своей души и убью тебя, мерзкая девчонка!
Удар последний был порывистый и самый сильный. Роковая затрещина, Беллатриса выброшенная из рук Друэллы лишилась сознания, затылком треснувшись о каменный пол.
Очнулась она только в своей постели. Ее лицо было покрыто темными ранами, а руки ели слушались. Перед глазами все плыло и даже фигура ее младшей сестры Нарциссы, которая сидела возле ее кровати и плакала в платок.
Боль, пронзившая ее тело разбудила не только жалость к самой себе, а разум, кровавый и беспощадный.
-Это ты рассказала ей? – Заорала Беллатриса, слаба видя перед собой свою сестру Нарциссу. – Это ТЫ?
Нарцисса яростно затряслась. Но Беллатриса, видя, как нервно метается ее взгляд, взбесилась еще больше. Ноги, не смотря на слабость, сами понесли ее к сестре, а руки пихнули с треском на пол. Она жаждала, чтобы та познала ее боль.
-Не ври мне! – Вскрикнула Белла и дала со всей дури сестре по голове. – Я знаю, что это ты! Ты рассказала ей!
-Я не знала, Беллатриса… - умоляла Цисси, отворачиваясь, - я не могла врать своей матери! Она спрашивала, с кем ты общаешься!
-Могла бы и соврать ради меня! Могла бы и не говорить! Я… я же твоя сестра!
-А она моя мать! Она моя мать! Она беспокоилась о тебе! Беспокоилась, чтобы ты не попала в такую ситуацию! вот и просила меня следить за тобой! К тому же ты совсем! Совсем забыла о моем существовании! ради него!
-О том, что он полукровка ты тоже узнала слежкой?! – рявкнула Белла, замахиваясь.
-Нет! Нет! – Нарцисса подскочила и убежала в другой конец спальни. - Это все мама!
-Предатели… - прохрипела Беллатриса, падая на колени от ужаса. – Вы все предатели… и он и ты… вы предали меня… отдали ей на растерзание…
Всхлипывая, она закрыла лицо руками. Она вспоминала все то, что было в этом году, вспомнила то, как грязнокровки и полукровки смеялись над ней в начале года, когда пришел громовещатель от Друэллы, смеялись, когда она узнала, что будет жить в Хогвартсе на зимних каникулах, как последнее ничтожество.
Он тоже смеялся вместе с остальными. В большом зале. Он подслушал веселье в кабинете Слизнорта и заливался хохотом за дверью…
-Ник… Николос… предатели… вы предатели… и ты тоже… ты тоже
Она посмотрела на сестру с таким презрением, что та упала на колени в своем углу и подползла к сестре на согнутых ногах.
-Прости меня, Беллатриса. – Прошептала Нарцисса, беря сестру за руку. – Прости меня,… но она ведь все равно ведь узнала бы… узнала бы все равно… от Слизнорта… от кого угодно,… а я не могла бы ей больше врать… она ведь мама… ты дорога ей… она хотела как лучше…
«Как лучше?!» - спросила Беллатриса у самой себя.
Вся ее жизнь состояла из того, что лучше для нее.
-У тебя совсем нет разума. Тебе лишь пятнадцать. Ты знаешь свою мать: она сможет исполнить свои угрозы…
-Но ведь ты… вы…. Вы обещали мне быть со мной! – в слезах крикнула Беллатриса, смотря на ссутулившуюся от ее слов высокую фигуру Николоса Броуди.
-Я не знал, что оно будет так. Мне казалось, что твоя мать не так деспотична. – Оправдывался Николос. – Но так будет лучше…
-После моих рассказов ты так и не понял?! Не понял? Как так…
-Я надеялся лишь на то, что ты испуганный и впечатлительный подросток и твое одиночество заставляет тебя гиперболизировать все… но моя мать общалась с твоей матерью и она оказалась действительно той… она знала о том, что мы полукровки, хотя об этом не знает почти никто… она ужасна и коварна…
-И потому - что?!
Она посмотрела другу прямо в глаза и тот не смог избежать ее робкого взгляда. Его лицо затмила таявшая маска суровости и решительности.
-Мы не сможем дружить. Потому что тебе будет хуже. – Медленно проговорил он, даже не дрожа голосом. – Иначе она сломает тебя. Из-за меня. Она все узнает, как узнала и тогда. Ты не сможешь начать новую жизнь… если бы я мог тебе помочь. Но я не могу… могу помочь лишь тем, что избавлю тебя от одной из опасностей. Ты знаешь, что так будет лучше… знаешь…
Она действительно это знала….
-Прости меня, Белла.
Ее словно облили тут же засохшим клеем, она не могла пошевелиться, обливаясь холодным потом и смотря прямо Николосу в запрятанные очками глаза.
Он явно хотел (и знал, что должен) уйти, но что-то незримое притянуло его к Белле. Он положил ей руку на плечо. Жест, который так сблизил их теперь был штрихом прощания. Время тянулось как резина, которая вот-вот лопнет.
Но лопнуло что-то холодное и неприступное. Он крепко обнял ее, а Белла от шока, вовсе не радостного, не могла даже пошевелиться все еще смотря в пустоту, где только что были его глаза за стеклами очков.
-Ты была моей самой близкой подругой, Белла. – Тихо сказал он. Голос его сорвался, но он не показывал виду. – Прости меня. Я знаю, что не ошибаюсь сейчас. И ты знаешь.
Она стояла все так же, опустив руки и прижав их к телу. Стекленевшие глаза не увлажнились. Время пошло своим привычным ходом и, кажется, последние в ее жизни дружеские объятия разомкнулись. Белла осталась в пустоте Слизеринской спальни, в которую не могло бы светить солнце последнего дня весны.
А дверь в мужскую спальню тихо закрылась. Словно навсегда.
***
Пусть с тех пор прошло уже несколько лет, пусть после того, как она вернулась в школу, Николос учился там на последнем курсе и оставалось совсем чуть-чуть до того момента, как он покинет школу навсегда, пусть она почти не видела своего друга в коридорах, пусть даже он и сам не мог и не старался ее видеть - она страдала. Страдала по утраченной дружбе, по потерянной радости.
Но спустя какое-то время она констатировала с ненавистью к самой себе: ей проще быть одной, спокойной и несчастной, чем быть счастливой и мучиться ради этого счастья каждый божий день. Она проклинала Броуди за трусость. Но сама-то не была смелее.
Прошло уже много лет с той поры. Она закончила Хогвартс, вышла замуж… и не изменилось почти ничего. Введенная в ее жизнь Друэллой Блэк система нисколько не давала сбои. Почти не давала.
