И даже над тем, единственным рисунком, где она улыбалась по призрачной, позабытой причине, над ней, как туча, склонялся темный силуэт женщины, в мантии до пят, из которой сыпались лучи заклятий.

Друэлла Блэк – самое страшное явление в ее жизни преследовало ее везде. И в безудержной радости и в безутешном горе - она не отступала ни на шаг от нее.

По страницам кочевали маленькие кривые наброски животных и птиц, которые, впрочем, врезаясь в края листов или в мантию страшной и ужасной Друэллы Блэк падали наземь. С каждой страницей, Белла в кресле содрогалась. Все больше и больше… становилась тенью как та, что погибала под ударами судьбы имя которой - Друэлла Блэк.

-Не знал, что ты тоже рисуешь, Белла… - в ужасе произнес кто-то над ней.

Она случайно выронила книгу, наклонив лицо, чтобы на него спали пряди волос. Книжка упала с ее колен, обложка оторвалась. На белых листах, как противная ухмылка невзначай показывались самые злобные рисунки с портретами матери, призрачные, поглощавшие ее образы…

Тот, кто говорил с ней до этого нагнулся за ее рисунками и Белла резко бросилась на пол отобрать их у незнакомца. Им оказался Николос Броуди.

Белла чуть не потеряла сознание, потеряв возможность шевелится.

Тот уже сел на колени и стал разглядывать ее каракули, правда, без того ужаса, с которым разглядывала их она. Сзади него стояла Элли и с не меньшим удивлением чем брат смотрела на них, придирчиво хмыкая каждый раз когда Николос в очередной раз перелистывал страницу…

-Ты очень часто рисовала эту фигуру. – Наконец проговорил Николос. Он распахнул книгу на первом, титульном листе, положив девушке на колени. Друэлла там была еще ужаснее чем на самом деле, с вывернутой с помощью толстого слоя чернил наизнанку омерзительной своей душевной сущностью.

Элли остановилась рядом с братом и Беллатрисой, надевая на голову мантию невидимку. Николос сел в соседнее, пустовавшее кресло, а Белла старалась не смотреть ему в глаза.

-Кто это? – Поинтересовался Николос мягко. – Ты ведь явно ее не придумала.

Не успела она ответить, как тут же Броуди прибавил:

-Элли, уйди, пожалуйста. Спать иди.

Беллатриса даже не почувствовала удивление, когда услышала спешное шарканье ног по полу. Ощущая себя как на допросе, она прошептала совсем тихо:

-Это моя мать. Я ненавижу ее…

Она подняла глаза, ощущая, как желчь от собственных слов, вместе со страхом ползет вверх по голосовым связкам и давит ее изнутри. Посмотрела на Ника – а в глазах окатившее ее холодом недоумение.

-А ведь маленькая фигура… - неуверенно проговорил Николос. – Это же ты… у нее кудрявые волосы… ведь так, это ты?

Белла даже не изумилась его проницательности. Тяжело вздохнув, она бесшумно залилась слезами, едва дыша. В камине загудел огонь. Ей показалось, что кто-то спускается вниз по лестнице в гостиную, и с боязнью подумала - это вернулась непослушная Элли.

-Что же она такого тебе сделала, что ты ненавидишь ее? – Продолжал спрашивать Николос с не меньшим удивлением. – Ненавидеть свою мать…

Он сбился, видимо не зная, что сказать. Для него ненависть к своей матери была сверхъестественным, чуждым явлением и, столкнувшись с этим воочию он испытал непонимание, граничащее с ужасом. Наивный думал, что в каждой семье, даже с самими сдержанными нравами будет присутствовать хотя бы понимание.

Белла же, захлебываясь в слезах, и уже не имея возможности их скрывать, не могла понять совсем другого. Как можно поражаться ненависти к деспотичным родителям, как можно не догадываться о существовании на свете детей – сиротах при живых родителях…

Она и удивлялась тому, что бывает совсем иначе

-Она… много мне запрещает. Придерживается чистокровных нравов. Она очень строга. – Безжизненно проговорила Белла.

-И все? – Удивился Николос. – Наши с Элли родители точно такие же. Мать очень строга и уважает традиции чистокровных, ругает за проколы. А как должно быть, Белла? Для тебя лучшие родители это те, которым все равно? Мне кажется, ты лишь капризничаешь, Белла. Да и ты в таком возрасте, когда родители кажутся…

-Нет, я не капризничаю! – тихо перебила она.

-А мне кажется капризничаешь. По тебе видно, что ты на это способна. – Спокойно проговорил Николос, озабоченно глядя на нее.

-НЕТ! ЭТО НЕПРАВДА! – Она разоралась с такой громкостью, что в ушах у самой зазвенело.

Сорвавшись она вылила на него помои жестокой правды. О злобе матери, о нелюбви и равнодушии отца, о неравенстве с сестрами, на фоне которых она была будто неродной, о будущем замужестве, закрывавшем все двери перед ней. Об одиночестве среди кажущихся близкими людьми.

-Твои родители запирают тебя в чулан без-без… - Она выдохнула, отбросив с лица волосы. – Без еды, если ты посмел перечить матери?! Твои родители забивали тебя чуть ли не обморока заклятиями, если ты читал неугодную матери книгу? Скажи? Да?

Глубоко вздохнув она бросила угрожающий взгляд на Николоса Броуди. Но тот и не думал возмущаться, а лишь смиренно замер. И тут в нее словно кипятком плеснули.

-С твоими сестрами она так же себя ведет? Она… бьет всех своих детей? Миссис Блэк…

Белла не могла ответить. Поток собственной откровенности сбил ее с толку, и она лишь яростно затрясла головой.

-А почему она… лишь тебя? – Спросил он отчаянно. - Почему не любит тебя?

Не любит. Никто так искренне и прямо не говорил Беллатрисе, что никто на всем белом свете не любит ее. Никто…

-Я не знаю. – Прошептала она, сжимая кулаки словно от боли .

Карие глаза Николоса выражали священный ужас, не сравнимый с тем страхом, который был в взгляде у его младшей подруги. Беллатриса ощутила тяжесть на своем плече, прежде чем поняла, что Николос Броуди положил туда руку.

-Прости меня. Я ведь ничего не знал…

И тут Белла поняла, что хочет рыдать. Долго и безудержно рыдать. Но не может, будто камнем придавило родник ее слез. Ее напускной, аскетичный образ пробивался, как трава через землю, пряча ее истинное душевное состояние.

-Нестрашно. – Сухо проговорила Беллатриса в сущности и не прощая, и не обижаясь.

Николос сел рядом с Беллой на полу, но руку с плеч не убрал, будто держа от падения в какую-то пропасть.

-Ты боишься ехать домой на летние каникулы? – спросил Николос Броуди, но Беллатриса посмотрела на него как на полного идиота и он, осекшись произнес другое. – Слушай, я знаю, что ты не хочешь бывать дома вообще, но… и у меня есть идея… ты можешь приехать на лето в гости. Ко мне. Моя семья живет в севере от Уилдширда. У нас большой загородный дом, где места хватит и для гостей. Я могу попросить маму договориться с твоей, и ты приедешь к нам. Твоя мать же… только рада будет не видеть тебя все лето, но, а ты… тебе не будет так страшно и одиноко. Места у нас много. Матушка позволит пригласить дочь Блэков. Тем более я как-то сообщал ей в письме, что общаюсь с тобой.

Беллатриса посмотрела на него с отчаянным неверием. Лето, проведенное вне дома, да еще и без контроля казалось ей таким невозможным, такой яркой и нереальной карикатурой на реальность, что она даже не могла восторгаться этой идеей.

-Моя мать имеет давние знакомства с Блэками. Так что опасаться тебе точно нечего. – Добродушно проговорил Николос. – И если ты хочешь навестить меня, то я с радостью приглашаю тебя на все лето.

Это не на шутку сконфузило Беллу. Так легко! Ее тоже, как и остальных могу позвать в гости к друзьям! Как обычную пятнадцатилетнюю девочку! Разве так бывает?

-Я бы так хотела… но это кажется невозможным. – Честно призналась Беллатриса. – И я не знаю…

-Привыкнешь. Обещаю тебе, что ты сможешь и тебе даже понравится. – Николос обхватил ее за плечи как младшую сестрицу и подбадривающе улыбнулся. - Скажи, какая твоя самая заветная мечта?

Беллатриса задумалась. Мечта? Свет этого слова ослеплял ее до боли в глазах, но в этот раз она ответила странно уверенно.

-Уехать из родного дома навсегда. Куда угодно. Уйти. Забыть навсегда.