Да и вообще, что мог сделать пес, чтобы заслужить такого страшного наказания?

Жалобный скулеж пса стих. Он заинтересовался полом, заскреб его, словно землю и этот противный звук собачьих когтей, соприкасающихся с грязным каменным полом был противен слуху всех обитателей тюрьмы и те начали возмущаться, стучать в стену и рычать, уподобляясь животному, которому достались их слова недовольства. Некоторые затрясли решетки, запиравшие камеры. Приближалось время трапезы и заключенные позабыли об этом.

За окном, почти под самыми тучами, подпитываясь от них депрессивным духом, кружили Дементоры. Их было тысячи, а может миллионы. Они зачем-то собирались там, под небесами, прежде чем разносить заключенным еду, и вместе были похожи на темную тучу, которая готовилась обрушиться на людей словно дождь.

А облака над морем действительно сгущались, гром заставил замереть все, и в том числе ветер, который словно прислушивался к гулу предстоящего шторма и готовился вступить в этот штормовой танец, когда настанет его время, его час.

Дементоры шумно плавали по камерам, разнося пищу на старых подносах. Чем выше поднимались стражи Азкабана, тем яростнее становился усталый клич преступников.

Беллатриса выпрямилась на своей койке в готовности тоже начать трапезу. Высохшие пальцы ее ковыряли ногтем гнилую стену. Ветер кружил над морем. Беллу из-за этого колотил морозящий до самых костей страшный холод. И думалось ей, что кружка обеденного кипятка была бы сейчас как раз кстати.

В коридорах вновь раздался лай пса, а мрачный, из-за этого требовательный гул голодных заключенных перекинулся и на последний этаж тюрьмы. Все ждали куски прогнившей гадости, смутно напоминавшей еду, вместе с теплым стаканом кипятка. Беспомощные, умирающие, ничтожные заключенные ждали, как будут упиваться прогнившим пайком, обнажая гнилые зубы в зверином подобии краткой улыбки, насытив свои больные от бесконечного голода желудки.

Однако прежде чем это случится, Дементор совершит обход вдоль всего коридора последнего этажа, где отбывали наказание лишь самые опасные заключенные. Пройдется туда-сюда и вернется снова, для того, чтобы разнести еду. Камера Беллы находилась в самом конце этого узловатого коридора. Последний коридор — последняя клетка.

И почему-то, когда Дементор оказался возле ее камеры из-за предварительного осмотра, Беллу пронзил непривычный холодный ужас. Почему-то… она и сама не знала почему. Ладони, заляпанные собственной кровью и крошками кирпичей, опустились на колени, и ее лицо сжалось в гримасе страха. Которая не смылась с ее лица, даже когда тот, постояв мгновение у ее решетки, уплыл.

Лай тревожащий всю тюрьму, грохот из всех камер — это сводило ее с ума, и заставляло ее замереть на месте.

-Заткните пса! Зачем вы заперли собаку в Азкабане? — кричала в возмущении тюрьма. — Заткните пса!

Пес же в ответ им лаял еще громче. Лаял, словно смеялся над ними всеми — над заключенными, над Дементорами. Заключенные в бешенстве и непонимании отчего собака вообще оказалась в тюрьме стучали по стенам и решеткам.

Поочередное лязганье ключей. Дементоры проплывали вглубь тюремного коридора, и некоторые из заключенных получали свою еду, которая затыкала им рты чавканьем. Беллатриса нетерпеливо ждала и своей очереди, к звукам тюрьмы прибавив еще от себя голодный рев своего желудка и тяжелый кашель. Становилось холоднее, темнее, моросил дождь, хрупкими капельками, словно прозрачными жемчужинами обрушиваясь на землю. Сверкали молнии на горизонте, но отчего-то море молчало, и ветер лишь едва слышно насвистывал похоронную мелодию.

Гремели подносами, кричали, чавкали. Возмущались и тяжело кашляли. Пес продолжал лаять, все радостнее, чем громче становилось чавканье и грохот тарелок.

Вдруг в очередной раз заскрипела решетка чей-то камеры. Дементор влетел через нее, чтобы вручить поднос с едой и уплыть дальше.

Внезапно прекратилось непрерывное гавканье и, видимо, от изумления, что лай утих замолчала и вся тюрьма.

Однако эта тишина длилась недолго.

Ветер загудел так, что разбудил дремавшее море, шторм закрутился в танце с едва капавшим мелким дождиком и где-то вдали прогремел гром, а молнии залили фасад крепости угрожающим светом вспышек. Стеной полился ливень, исчезли все звуки кроме собачьего лая и энергичного топота четырех крохотных лап. И с каждой секундой он становился все тише и тише.

И вдруг все поняли, что этот день войдет в легенды.

Раздался такой звук, которого никто и никогда тут не слышал. Омерзительная сирена, напоминавшая визг животного, почти разорвала барабанные перепонки всем, кто был в Азкабане. От ужаса все прижались к стенам и умоляли выключить эту кошмарную сигнализацию, но никто их не послушался. Стало так темно, как будто бы в этом мире никогда не было солнца, затмило на краткий миг мраком даже вспышки молний.

Затихший на мгновение собачий лай раздался снова. И он был еще веселее и нахальнее, чем до этого. И все как-то сразу поняли, что пес оказался там, где большинству уже не побывать — на свободе.

Беллатриса, вырвавшись из оцепенения, забралась на спинку своей железной койки и увидела в очередной вспышке молнии среди бурных морских волн едва различимую черную точку, которая, усиленно виляя лапами, плыла к свободе. И Белла была готова поклясться, что это был именно тот самый странный пес, даже не смотря на то, что никогда не видела его, а лишь слышала его грустное гавканье.

И кажется это поняла вся тюрьма. Когда сирена наконец стихла все очень долго молчали и наверняка смотрели за удалявшейся вдали точкой. Она становилась все меньше и меньше, то исчезала, захлестываемая неугомонными волнами моря, то вновь, целая и невредимая, не сдаваясь, гребла вперед.

На горизонте появлялась постепенно светлая полоска, которая терялась в тумане. Небо из черного превращалось в серое, пряталось за плотной пеленой холодного тумана и глубоких, темных вод моря.

А тот неизвестный храбрый пес совершенно точно увидел уже на горизонте голубое чистое небо, раскрашенное яркими красками рассвета будто в его честь. То самое, по которому соскучились все по-прежнему несвободные жители тюрьмы.

****

В тюрьме действительно больше не слышали собачий лай.

Однако после того, как из тюрьмы сбежала собака в Азкабане начался страшный переполох.

Стоило только сирене заглохнуть, как Дементоры ринулись ходить по всем камерам тюрьмы, обыскав их все содержимое. Заключенных, пока осматривали камеры, выгоняли в коридор, приковав цепями к стене. А позже загоняли назад, где не оставляли ничего, кроме их старой койки. Все жалкое имущество в виде кусков известки и ткани, которое могло им принадлежать, выкидывалось и уничтожалось.

А еще в тюрьму нанес визит сам Министр Магии. До этого он приезжал сюда лишь единожды: осматривал тюремные камеры и выдавал заключенным «Ежедневный пророк». Тогда Беллатриса воспользовалась газетой для того, чтобы запрятать в одеяло, тем самым утеплив его. А когда мимо ее камеры проходил Министр Магии, она запряталась в угол и не произнесла ни слова. К счастью, к ней особо и не приставали с расспросами, видимо посчитав не самой важной персоной в тюремном контингенте.

В ту ночь, когда из тюрьмы совершился побег, поесть повезло лишь тем, кому отнесли еду до того, как заключенный в тюрьме пес вырвался из своей камеры. Остальные же остались голодными, что очень сильно повлияло на тюремные настроения. От поднявшегося в Азкабане переполоха и голода заключенные устроили панику, и тюрьма не спала всю ночь. Правда события со следующего дня стали развиваться настолько стремительно и неожиданно для Азкабана, что даже голод у всех отошел на второй план.

В тот день шум с первых этажей вызвал переполох на нижних и все те, кто, замерев, прислонились к решетке или к отверстию в стене за которым можно было едва заметить море, напряглись на своих местах.

Беллатриса, снявшая свои ботинки и вычищавшая их скомканным листом газеты, тоже прислушалась к шуму. Однако вскоре отвлеклась от всеобщего недовольства или страха в одном лице и продолжила рвать старую газету.