-Нннее… неее…. Ттт… я не могу! Не могу! Пожалуйста! Пожалуйста!
И тут, завизжав, она попыталась вырваться из рук матери, но та одним ударом обездвижила ее, повалив на колени. Ее мать была не как человек, не как животное, а как дух всепоглощающего отчаяния и боли.
-Нет, ты можешь. — прошипела она. — Я считаю 3 секунды.
У Кингуса Блэка кончилось вино и он окликнул Эльфа принести еще. Домовик, конвульсивно кланяясь, принес. Поставил. И ушел. Запахло жареными волосами и плотью, а крики стали так же привычны, как и тишина. Орали обе — мать и дочь, тиран и жертва.
Беллу швырнули в чулан, как предателя, захлопнули дверь. И первый раз в жизни ей не хотелось задержать ее и выбежать на волю. И прежде чем повалиться на пол, она услышала громкие в реальности, но тихие из-за ее слабости вопли:
-Намажешь себе этим руки. Мне не надо, чтобы кто-то задавал лишние вопросы. Пусть это послужит тебе уроком.
Ее пнули в никуда.
****
-Мама… За что ты так не любишь меня… Мама.
Мама… Мама… Мама…
Она услышала глухое эхо своих слов. Каждое слово искажалось, становилось все тише и тише, а звуки все призрачнее. Будто улетая вверх, в небеса, они миновали стены тюрьмы, толстые занавесы туч к яркому, позабытому ей солнцу. Где терялись окончательно, оставаясь без ответа.
Задумавшись о том, чем ее детский чулан отличается от этой камеры, Белла закашлялась. На нее полились тонкие струйки воды, но глотать влагу у нее не было сил. Распластавшись на полу, она лишь тихо лежала, хрипло вздыхая и выдыхая. Ей вспоминалась та теплая вода, которую она из последних сил лакала в бывшей камере. Сухой, хлеб и то тонкое одеяло, которое хоть немного спасало ее от холода.
По полу бродил сквозняк, Беллатриса знала, что для того, чтобы ей стало теплее нужно попытаться встать. Опыт обитания ее в этой тюрьме настойчиво говорил об этом.
Но не было… Не было в ней сил чтобы сдвинутся с места.
Как тут было тихо! Даже тише, чем в бескрайнем, глубоком, северном лесу. Она слышала каждый свой вздох, каждый удар сердца. А мысли для нее давно уже были затерявшимися отголосками речи.
Попытки отсчитать, сколько времени она уже тут находится, были тщетными. Количество обмороков было бесконечным. А еду сюда не приносили.
«Интересно, а я уже ослепла?» — поинтересовалась Беллатриса у самой себя.
Есть только единственный способ проверить. Выйти на свет. Но она уже больше никогда туда не выйдет.
Выдыхая и вдыхая воздух, она не шевелилась. Тело оцепенело от лежания на одном месте. Но помня, как больно было ей двигаться, она замирала. Мечтая и одновременно боясь смерти.
Тут что-то нарушило ее тишину. Сверху что-то затрещало, послышались какие-то крики. Первая пришедшая ей в голову мысль была о том, что Дементоры привели очередного несчастного и пытают его. Хотя она и знала, как это ужасно и страшно, в ее душе иссохло всякое сочувствие.
Очередной вскрик и сверху упало что-то тяжелое, упало прямо ей на живот, поранив до крови.
Вскрикнув, она бросилась от упавшей глыбы, продвинулась так далеко, как смогла. Но из-за темноты она не могла узнать, когда и где на нее упадут камни. В неведении она напоролась на острые осколки, поранив ладони. Вжимаясь в пол, она молила в перерывах между болевыми вскриками, чтобы камни больше не падали на нее. Но штукатурка сыпалась достаточно долго. Несколько камней все-таки угодило в нее. Невидимая кровь лилась из рваных ран, ее колотило от холода и жара…
Когда штукатурка перестала падать на нее, она расплакалась от боли. Упав лицом в лужу, которую она не смогла бы увидеть, она захлебывалась в слезах. Выплевывая кровь и воду, она все также тяжело дышала.
Камнепад убил в ней последние крохи сил.
Поэтому ей была самой странна собственная мысль о том, что когда Дементоры отвели ее в темноту, она забыла запомнить, с какой стороны в последний раз в ее жизни исчез свет.
****
Еда! Как тут могла оказаться еда?
Немного оправившись, переведя дух от боли, Белла поползла в темноту. Мысль о поиске выхода засела в ее голову. И она судорожно искала…
Камни, упавшие с потолка она собирала и выкладывала как след. Камни, на которых остались следы ее собственной крови, и боли были использованы ей, как спасительные маяки в темноте. Гремя цепями, она ползла… Цепь ее была длинной, нескончаемо длинной. Оттого ей все больше думалось, что ее камера была бесконечна, а сама она ползком преодолела многокилометровый путь.
Единственное, что помогало ей двигаться, было ее собственные руки. Ими она ощупывала впереди себя, боясь, что в камере может быть пропасть или яма, в которую она упадет и точно погибнет, переломав все ноги.
Однако ей повезло куда больше. Рукой трогая пол, она перевернула поднос с едой. С треском стакан упал, вода из него стекла в щели… но зато буханка засохшего хлеба была цела. Чуть не подавившись, она съела все, опасаясь, что если она оставит про запас, то хлеб исчезнет и она останется голодной. Оставшиеся на полу капельки воды Белла собрала пальцами и слизала засохшим от жажды языком. Развалившись на полу, она отдышалась, прижимая к груди осколки от стакана.
В ее голове появилась слабая мысль, что она может и в темноте вскрыть себе этими осколками вены…
И от ярости она ударила сама себя по лицу.
****
Она катала булыжники и осколки по камере. Пихала их в темноту, и они навечно исчезали там, с прощальным грохотом.
Все время она тратила на то, чтобы найти стены камеры… А потом выход. Она нашла только две… И она не знала выход ли это, боковые стены или конец камеры.
Опираясь на стену, она пыталась ощупать ее. Дрожащие колени часто подворачивались от отсутствия сил, она падала на пол, плакала от боли и снова вставала. И дрожащими пальцами искала в найденной стене замочные скважины, щели из которых могли идти хоть самые слабенькие порывы сквозняка.
Стена была голой. На ощупь она обнаружила множество трещин, в которых застрял мох. Она сдирала его, набивая им карманы, обламывала куски стены. И вкладывала, выцарапывала ими возле найденной, пустой стены лишь одно слово — «нет».
Царапала стены она на стене множество раз. Но самой главой меткой было выложенное на полу слово. Если она наткнется в темноте на эту стену в поисках выхода… То ощупав пол она поймет, что выхода тут искать не стоит.
Здесь она выкладывала слово «Нет» несколько раз. Стена была длинной, настолько длиной, что она не могла найти ей края. «Нет» она выложила ровно восемь раз у этой стены. И смертельно устала.
Камней и кусков извести у нее почти не осталось. Две найденные ей стены она пометила. У нее кружилась голова, она упала в бессилии на пол, положив оставшиеся камни в рваные карманы платья.
Если нашел одну стену то можно идти вдоль нее и найти либо еще одну стену, либо выход.
Но стены тут были бесконечны. Она блуждала в темноте, вдоль одной стены спотыкалась и падала в голодный обморок…
И, просыпаясь, не находила меток возле стены… Так она нашла две разные стены. Противоположные или смежные. Белла этого не знала.
Очнувшись в очередной раз от обморока, она полезла в карман, надеясь найти там хоть кусочек хлеба.
Но там были лишь крошки от камней и куски булыжника.
Она взяла самый большой камень и прикоснулась к нему языком. Он был с необычным металлическим, соленым привкусом. От ужаса она отшвырнула камень в глубину камеры, он отлетел от какой-то стены и с грохотом упал на пол, застревая в щели.
Она бы могла проглотить камень то вкусом своей собственной крови.
****
Как бы это ни было странно, она научилась определять погоду в освященных частях Азкабана.
По характерным, доносившимся сверху звукам. И капавшей сверху водичке.
В тот раз, когда на Беллу падали с яростной злостью камни, за решетками Азкабана был сильный ураган. Некоторые заключенные были в ужасе… Вот Дементоры и повели его в камеру пыток…
Ее внутренности свернуло в жажде… которая, в отличие от голода, не утихала, не пропадала будто бы в глубинах ее организма.