-Попробуй, поймай! — весело смеясь выкрикнул Сириус.

Сделав безнадежную попытку прыжка, Белла краем глаза посмотрела на собственную мать, которая была совершенно увлечена разговором с ее тетей. Прыгнув еще раз, и с диким грохотом приземлившись, она заметила то, что ее мать по-прежнему не замечает ничего. И тогда она решилась на крайний шаг:

-Ай, больно. — Громко заорал Сириус. — Ты еще дерешься… Глупая девчонка! — Пропел он, перестав чувствовать боль. — глупая! Безмозглая!

Тяжело дыша от только что дозволенной самой себе дерзости, Белла со злостью смотрела на мальчугана. Но сказанное им самое последнее слово навернуло на ее глаза слезы.

-Заткнись. — Сквозь зубы прошипела она, не смотря в глаза двоюродному братцу.

Из его рук вывалилась вырванная у Беллы книга. Пусть ей казалось то, что сказанное ей слово было произнесено совсем тихо, и как бы брошено между делом, его услышали все. Краем уха она уловила, как разговор двух взрослых женщин затих. В ту же секунду, Белла заметила, как фигура одной из них поднялась с кресла.

-Это еще что такое? — закричала Друэлла, резко вскакивая с кресла.

Ее схватили за руку, резко дернули и закричали ей в ухо. Слова с болью отдавались в ее ушах, сжимаясь, Белла закрыла глаза и, тяжело всхлипнув, заплакала.

-Где твои манеры настоящей леди?! Как ты ведешь себя в обществе?! Позоришь меня и своего отца?

Книжка, ради которой Белла совершила это преступление, лежала на полу. Друэлла подняла и разорвала ее.

Даже пришедшие в их дом гости немало удивились и испугались. Вальбурга, кажется, окончательно перестала уважать Друэллу, произнеся:

-Ты только что порвала дорогущую книгу, Друэлла!

-Не встревай в воспитательный процесс, Вальбурга! — рявкнула Друэлла так громко и эмоционально несдержанно, словно это был единственный в ее жизни шанс поставить хамскую гостью на место.

Упавшая среди игрушек Беллатриса поднялась с пола, краем глаза смотря назад. Помятые лапки игрушек, сломанные детали, кубики. И еще ощущение того что на нее смотрело тысячи глаз не покидало ее. Она зарыдала и увидела, что братец Сириус извиняющимся взором уставился на нее. Такой реакции Друэллы, судя по всему, он не ожидал.

-Попрошу заметить, что ты зря орешь на свою дочь, мой сын виноват во всем ничуть не меньше! Более того — он все это начал. Он у меня послушный ребенок, но жуткий озорник.

Друэлла перевела взгляд с Вальбурги и взглянула на рыдающую дочь таким неистовым взглядом, будто та подговорила свою тетю заступиться за себя.

-Сириус, подойди и выпей с нами чаю. — Сказала Друэлла, весьма странно подводя итоги всего.

Сириус, по всей видимости, разумно рассудив, что отказ будет воспринят им неправильно присел рядом. Ожидавшая его пузатая чашка наполнилась белесой жидкостью. Домовик подал пирожные, а Вальбурге опять какое-то особенное, отличающееся от всех.

Белла утерла сама себе слезы и, всхлипывая носом, отвернулась от троицы, поедавшей десерты. Брошенный ей в спешке плюшевый мишка покоился под остановившимся составом. Магией созданный кролик скакал вдоль да около, сбивая ровно составленные кубики, погребая заживо плюшевого Беллиного товарища. Она спасла медведя, и, прижав к груди, тихо заплакала, глядя в окно, где чувствовалось, что скоро расступятся мрачные пелены туч и вынырнет лучистое солнце. Канарейки в клетках тихонько свистали, видимо, ощущая похожие с природой чувства. Их было две и своим громким, переливистым пением они будто взывали солнце светить ярче. Беллатриса смотрела, как ловко они летают по своей клетке с жердочки на жердочку. Как ярко сверкает на тусклом солнце их красное оперение. Белла слышала радостный голос своей матери из прошлого в своей голове, тот момент, когда та ставила клетку со своими любимицами к окну, в первый раз. И от эмоций девочка закрыла свое зарёванное лицо ладонями.

И тут раздался звук взрывающегося стекла. И вопль, от которого маленькая Белла чуть не поседела.

-Друэлла! Что это?

Беллатриса убрала ладони с лица и свет солнца, ослепивший ее очертил яркими красными пятнами трупы. Обеих птиц. У обеих с красной шеи капали бордовые капли крови. Белла ахнула, в ужасе отпрыгнув от мертвых, не веря своим глазам, как тут ей дали затрещину, да такую, что чуть не проломили череп.

-Как ты посмела убить моих птиц? — Крикнули ей в ухо так громко, что у нее чуть не разорвало барабанную перепонку. — Как ты посмела приблизиться к ним?

Она тяжело задышала и чуть не упала в обморок, когда увидела перед собой вместо привычного лица своей матери красное, сжатое, скукоженое от злости и гнева. За ее спиной лежала сброшенная с подставки клетка.

Вальбурга и Сириус куда-то исчезли, будто смылись волной ярости и ненависти нрава Друэллы Блэк.

-Хозяйка, ваш обед подан.

Друэлла толкнула дочь на пол, как мешок. И ее чуть не стошнило от страха. Рядом лежали мертвые, растерзанные канарейки и смотрели на нее из-под своих смертью закрытых век.

-На месяц в чулан. — Шепнула Друэлла, прежде чем уйти. — И не мечтай, что хоть когда-нибудь я забуду, как ты убила их, неблагодарная тварь.

Обедая, Белла не могла проглотить ни кусочка. К ним привели Нарциссу, но даже она выглядела лучше, чем ее совершенно здоровая старшая сестра. Она молила, чтобы гости не спешили. Чтобы говорили целую вечность. Обсуждали несущественную ерунду и напивались чаем, вином, да чем угодно. Чтобы Сириус без остановки дразнил белокурую ее сестру. Вместо еды Белла видела птиц и соленые воды слез были единственной ее пищей. Никто не замечал ее болезненно-красного лица. Мать бросала на нее периодически взгляды, чтобы просто знать: ее задумка осуществляется.

Но вскоре гости спешно ушли, не наступил еще даже вечер, и наказание, которое наклонившись, прошептала ей на ухо мать, было исполнено. В темном чулане, Белла не видела ни себя, ни скверные ушибы на своем теле. Друэлла исколотила ее сломанной клеткой, прежде чем запереть. Свет погас тут же, хотя она отчаянно пыталась поймать последний, ускользавший от ее взора так быстро лучик.

Когда мать ушла Белла забралась за коробку, которая обычно служила ей чем-то вроде постели, мечтая лишь, чтобы то, что случилось было самым страшным кошмаром в ее жизни. Чтобы проснувшись в своей постели, она рыдала от ужаса и шарахалась весь день подальше от матери, но целая и невредимая.

Но она вовсе не спала. А под конец ночи ей виднелись лишь кровавые перья и разломанные ей случайно птичьи черепа.

****

Когда она упала, ее голова коснулась бесконечно-длинной стены. Боль через ее тело прошла не сразу, словно выждав удачный момент. Она ощутила ее как электрический ток, с криками, как полагается. Сила пронзившая ее, разнесла эхом звуки ее отчаянного голоса по всему Азкабану. Где-то наверху плавали Дементоры, будили заключенных традиционно страхами, болью и слезами.

Хотя тут тоже плавали Дементоры. В ее душе. Они кружили и кружили в ней, высасывая свет. Везде, где только он оставался, в мыслях, в чувствах. И не оставляли ничего кроме злобы, ненависти и страха мошки, которая забилась в самый угол прячась от тысячи существ которые хотят ее смерти.

Переплелись в ее сознании все чувства вмиг. Печали чувства. Смерти. Боли. И умиравшая душа лишь на мгновение, воздуха глотнуть просила… задыхалась… Ее лицо затмила кровь.

Она вновь вернулась туда. Открыла глаза и провалилась из тьмы во мрак, кромешный мрак. Вспоминая последний, ускользавший от ее взора лучик света, который она даже не запомнила. Он рисовался в ее воображении неестественно тусклым, словно она уже успела забыть его.

Ее занесло в место бесконечности. В сумрак, в темную комнату, в которой она не видела ни стен, ни собственных цепей, которые сжимали ее руки, ни собственных ран, ни мешка на своих глазах. Где она не могла не ужасаться величию боли, которая так изуродовала ее. Она не видела ничего.

В самой дали слышались тихие шаги, проходили мимо ее камеры, там, снаружи, где кончается тьма. Проходили и запирали двери, уводили Дементоров.