Расстилая свое одеяло, тонкое и совсем хрупкое она не переставала глядеть на тучи, воображая себе луну, скрытую под непроницаемой пеленой. И почти видела ее. Практически вживую.

Расстелив покрывало словно постель она улеглась на него лицом в низ. Ей было страшно жарко, хотелось сдернуть с себя всю лишнюю одежду, даже не смотря на то, что ее голые ладони страшно мерзли. Сыпучие звуки в ушах заставляли ее стенать, как бестелесный дух. Но боль не пугалась ее вскриков, только сильнее присасываясь к ней острыми зубками.

Когда за решеткой стало светлее, она проснулась, почувствовав, как маленькие градины били ее по голове, словно напоминая, что она что-то позабыла.

И от резкого пробуждения, она сразу же вспомнила что именно.

Вывернув карман, Белла начала читать текст на сером листке как никогда и ничто внимательно:

Министерство Магии приняло закон, предложенный Бартемиусом Краучем.

Министерство Магии во главе с министром приняли закон, касающийся заключенных Пожирателей Смерти. Окончательный приговор, осуждаемый многими главенствующими министерскими чиновниками, был принят на вчерашнем обсуждении.

Заключенных в тюрьме Пожирателей Смерти в ближайшие дни отправят на казнь через лишение души Дементором. Это окончательное и не подлежащее изменениям решение Министерства, как утверждает сам Бартемиус Крауч:

-Дементоры исполнят приговор. И это уже точно. В Азкабан были отправлены волшебники, которые запишут необходимую для правительства информацию. И после этого вопрос будет окончательно закрыт. Больше вы и не вспомните о том, что эти Пожиратели Смерти когда-то подвергали вашу жизнь опасности!

Министр магии Корнелиус Фардж подтвердил слова своего коллеги, дополнив информацию тем, как выглядит ситуация с тех пор, как волшебники избавились от Сами-знаете-кого:

-Волшебный мир так же доблестно возвращается к прежней жизни, как и сражался ради нее до падения Того-кого-нельзя-назвать. Жизнь волшебного сообщества идет своим чередом, люди чувствуют безопасность. Думаю, это и есть самое главное, чего мы достигли, спасибо Мальчику, который выжил!

Прочитав статью, Белла даже не впала в бешенство, не впала в отчаяние. У нее просто опустились руки, газетный лист выскользнул из ее пальцев, ветром его сдуло в лужу. Пустыми глазами она смотрела в стену и представляла, какого это плыть в океане, где ее жизнь может закончиться в любую минуту и даже не знать, не думать об этом. Просто плыть вперед. Качаясь на волнах, как обломках корабля.

Или сидеть в этой же самой камере изо дня в день, с бессмысленным выражением тусклых глаз разглядывая угол.

В стену постучали, но Белла даже не стала ползти к ней, чтобы ответить на стук. Он раздался еще раз, но отчего-то резко оборвался. Первой судорожной мыслью Беллы, что ее странный товарищ больше никогда не постучится в ее стену, но сожаление ее по этому поводу было коротким.

«Как же я ненавидела «Ежедневный пророк» раньше… А теперь… Я читаю его ради того, чтобы узнать, что будет со мной, как сложится моя дальнейшая жизнь… Я больше не хозяйка своей собственной судьбы»

Вздохнув обречено, она остановилась у решетки, закрывавшей окно и протянула к ней руку. Пальцы не доставали до решетки совсем немного, но она стояла лицом к стене с поднятыми к решетке руками, даже не чувствуя неудобства. И считала минуты до того, как к ней в камеру зайдет Дементор и утащит ее куда-то где ее лишат души.

Или может ее никуда не отведут, а просто прижмут как обычно к стене, позволив Дементору придушить ее душу в полумертвом теле. Белла считала минуты оставшейся у нее жизни, считала, сколько минут она прожила с тех пор, как она узнала о том, что больше жить не будет и больше никогда, никогда не сможет почувствовать даже самого сильного горя.

Ее мысли все сводились к одной — теперь она действительно умрет. И ничто это не изменит, ничто и никогда. Раньше она думала, что жила хуже всех на свете, а теперь даже эта тюрьма и пытки казались ей блаженным раем.

«Уж лучше бы они убили меня тогда, когда тыкали горячей палкой, сбривали волосы. Или сморили голодом, чем дали бы мне шанс узнать какого это перестать быть человеком»

Сбиваясь со счету секунд своей жизни, Белла замерла у стены с поднятыми руками. Думая, что каждый ее вздох будет последним, она набирала в свои легкие как можно больше воздуха и выдыхала его, кашляя и задыхаясь. И думала еще о том, долго ли она смогла бы тут жить с целой душой. Долго ли она просуществовала бы в этой тюрьме с такой в таких условиях, с таким физическим состоянием.

«Одна тысяча двести, сорок пять, одна тысяча двести сорок шесть» — бесшумно плача считала Беллатриса, загибая пальцы на руках.

Даже не надеясь запомнить секунды своей жизни, она глухо, не сбиваясь, считала. Несколько минут, много часов прошло мимо нее, а она даже не понимала этого. С небес на нее рушился дождь с вчерашних грозовых туч, запиравших непроницаемым сумраком небеса.

Стоять на ногах Белле было еще тяжелее, чем раньше, ей приходилось держаться за стену, чтобы дрожащие ноги не позволили ей упасть. А зачем она стояла у стены, ей было неизвестно. Она не узнавала саму себя, будто бы ее собственная душа решила покинуть ее раньше, чем Дементоры отберут ее.

Хотя Белле казалось, что она смирилась с предстоящей гибелью собственной души она испуганно побледнела, расслышав скрип решетки. Сжимая веки и обхватывая руками свое дрожащее тело, она чуть не упала, перестав отсчитывать секунды своей жизни. Дементор плавал неподалеку, словно к чему-то подготавливаясь. Цепь, на которую была посажена Беллатриса, тихонько загремела и колдунья смолкла, разинула глаза, чтобы до мелочей запомнить каждый гнилой кирпич в ее камере. Дементор совершенно не торопится выполнить то, что должен. Он просто парил над полом, будто намереваясь остаться жить в этой камере.

-У… у-у убей меня… — истерично взвизгнув, приказала Беллатриса. — хватит уж… уже…

Как только она выкрикнула это — она услышала грохот цепей и решеток. Цепь притянула ее к стене, и она, не имея возможности сдвинуться с места, выгибала шею, чтобы наблюдать за тем, как Дементор выплывает из ее камеры и запирает решетку на замок.

Цепь отпустила ее тут же, ослабила хватку и Белла, совсем не готовая к этому, рухнула на колени прямо в лужу, до крови рассекая подставленные рефлекторно ладони. Извиваясь в лихорадочном бреду, она лежала в луже и, кашляя, выкрикивала что-то исковерканное и несуществующее в человеческом языке.

Уверенная в о том, что души у нее больше нет, она кричала и билась, не понимая, что срывается с ее языка. Ей подвывал неугомонный ветер за решеткой, ее засыпало снегопадом, каплями воды, градом. Замерзая, она не переставала кричать, даже не думая о том, зачем приходил Дементор, и то, что принесенный им обед уже исчез из ее камеры незамеченный той, для которой он предназначался.

Беллатриса не подметила и то, как снег перестал падать с небес, и небо на мгновение очистилось, показав совсем слабые лучи солнца, не способные даровать тепло. Не увидела она и того, как тени полуживого света бегали по ломаному полу ее камеры. Не заметила, как свет вновь пропал, и стало так же темно. Опираясь на руках, она смотрела, как в мутную лужу стекали с ее щек слезы. Кроме своих слез, она не видела ничего.

Внезапно в стену постучали, так же сильно и настойчиво как раньше. Беллатриса от неожиданности даже подпрыгнула на месте. Стук в стену вновь повторился, она резко подползла к стене и постучала пару раз в стену, так же интенсивно и яростно. Сосед ответил стуком и она, опираясь о стену, ощутила, как бьется в ней о грудную клетку живое, человеческое сердце. Душа еще осталась при ней она прошептала совсем-совсем тихо:

-Простите меня… я больше никогда не буду так говорить… умоляю…

Взяв одну руку за другую, спрятав лицо глубже в капюшон и стуча зубами, она прохрипела:

-Иначе заберите то, что бьется в моей груди… Душа… она всегда принадлежала лишь вам…