Дневник прерывается прямо на полуслове, и фигура безымянного летописца исчезает – с пугающей последовательностью он разделил общую судьбу распада и гибели. Когда ведение журнала боевых действий в условиях хаоса при грядущем поражении потеряло свой смысл, в услугах незаменимого работника перестали нуждаться и отправили его за пределы особо охраняемой зоны ставки, командировав в пехотную часть, которой предстояло принять участие в решающих боях за Берлин. В результате в самые последние дни войны Феликс Хартлауб был подхвачен огненным вихрем разразившейся катастрофы, и его след потерялся на пути следования к казарме, располагавшейся в Шпандау, где ему предстояло доложить о своем прибытии. Больше о нем никто ничего не слышал.

Предлагаемая читателям книга впервые знакомит с полным текстом дневниковых записей автора, сделанных им во время войны. Причем отдельные его замечания позволяют сделать вывод, что в будущем он планировал использовать свои наблюдения при написании большого труда по истории Второй мировой войны под углом зрения малозаметного сотрудника в самом главном штабе вермахта, для чего наряду со своими личными дневниковыми записями Феликс Хартлауб собирался использовать и материалы из официального журнала боевых действий, которые ему удалось раздобыть при работе над ним.

Тщательное изучение автором языка составления служебных документов и солдатского жаргона времен Второй мировой войны, скорее всего, послужило бы важным подспорьем для написания в будущем беллетризованного исторического произведения. Однако с большой уверенностью о его дальнейших планах больше сказать ничего нельзя.

Гряда холмов возле Одера. По утрам выпадает обильная роса и довольно холодно. Провинциальные газеты пестрят первыми сообщениями с фронта. Время от времени в воздухе появляются возвращающиеся одиночные самолеты, держа курс на запад.

В армию забрали всех мужчин и увели лошадей. На полях, засеянных табаком, часами напролет трудятся сгорбившиеся женщины с маленькими детьми. Земля как шлак, и везде торчат одни только стебли табака без листьев. На них остались лишь верхние венцы, которые по утрам освещаются солнцем.

Женщины в помощь крестьянкам прибыли из города. Причем две из них, насквозь пропотевшие, одеты в светло-рыжие рабочие комбинезоны, которые им явно велики. На ногах у них сандалии. Другие же, исхудавшие, с платками на поседевших волосах, стараются засунуть руки поглубже в карманы.

Место: старые табачные хранилища, фахверковые дома из обожженного кирпича с деревянными балками и многочисленными окнами со створками. Надо всем этим возвышается замок маркграфа, а прямо по полям тянутся каштановые аллеи. Парк: близко друг к другу растущие старые серебристые тополя, обвязанные проволокой. Свист ветра, дующего с табачных полей, становится слышен, только когда он достигает парковых деревьев. Тополя беспрестанно шумят. Попытка спать под ними, укрывшись одеялом.

Виднеется поле, засеянное морковью. Ботва торчит из земли дружными и плотными рядами. Неподалеку стоит домик лесничего, в котором солдаты бреются. Рядом с ним растут сливовые деревья, охраняемые молодой дружелюбной охотничьей собакой. Доносятся обрывки радио из Грауденца[1] и Кракова.

Ноймарк. Город со средневековыми кирпичными башнями возле ворот, облюбованными голубями. Ветви фруктовых деревьев свисают прямо над дорогой, по которой проносятся колонны грузовиков. На востоке, где находится Кюстрин[2], сгущаются сумерки. Прямо на мостах расположились зенитные батареи, и машинам приходится ехать среди орудийных позиций. Оттуда доносятся окрики. Быстро темнеет. Это первый затемненный город, который мы наблюдаем. Стоит теплый сентябрьский вечер, и все люди высыпали на улицу. Колонну автомашин буквально бомбардируют маленькие груши. В сумерках возле воды проступают очертания старых бастионов, на которых стоят зенитные орудия. Видны также мосты через Одер и казарменные улицы. Погрузка на машины продолжается до двух часов ночи. А над ними висит усеянное звездами небо. Светят также дуговые лампы, с которых сняли защитные экраны.

Первый вечер. Работали до глубокой ночи – сказывалось отсутствие какого-нибудь планирования. У всех промокли ноги, и мы окоченели. Над нами висит звездное небо, а каштановые аллеи на табачных полях подсвечиваются бесчисленными карманными фонариками. Уверенные в своей безопасности рядовые солдаты поодиночке бредут на ночлег в места постоя. А вот и парковый ресторан «Монплезир».

Обслуживающий персонал все еще на ногах. На кухне, куда ведут все пути, наблюдается большое оживление. Всех встречает жизнерадостный хозяин заведения – товарищ по оружию и фронтовик. На кухне с печальным лицом суетится пышнотелая дама в белой рабочей блузе, а в зале – тощая и косоглазая официантка.

На втором этаже расположены три маленькие отдельные комнаты. Мебель из них вынесли, а полы застелили соломой. При этом из бесчисленных небольших окошек сильно дует.

«Он»[3] мучается от бессонницы, тогда как вокруг стены буквально сотрясаются от храпа. Так ему впервые стало понятно, что на войне не бывает настоящего сна. Сапоги, недавно доставленные со складов, еще воняют краской для кожи. У каждого второго ноги распухли, и все помогали друг другу их стянуть. Невдалеке расположился бывший владелец лавки колониальных бакалейных товаров из Бабельсберга. Его полное лицо смотрит прямо в потолок, а сам он, лежа на спине, глубоко засунул руки в карманы шинели, вытянув голые ноги. На округлом животике поблескивают пришитые в два ряда пуговицы.

Главной темой разговоров всегда является еда. Пока еще можно что-то себе заказать, например, белокочанную капусту со свининой. А вот канонир Энге проглотил сразу четыре порции котлет, запив их лимонадом с неприятным привкусом, который можно налить из бака, стоящего у стены.

Последние плитки молочного шоколада. Столики в саду и неумолкающий громкоговоритель на дереве, из которого после каждого выпуска новостей раздается уже опостылевший всем «Марш немцев в Польше». Голос диктора новостей и комментарии Фрича[4] – политический обзор газет, содержание которого заранее известно. Между тем громкоговоритель никак не хочет падать с дерева.

Воскресное утро. Каркасное сооружение – туалет с облаком мух. У туалета «он» повстречал радиста Эртера – пожилого женатого человека с большими, широко распахнутыми жизнерадостными глазами, который огорошил его известием – Англия объявила нам войну. Эту новость остальные узнали только вечером.

Ясное воскресенье, ветер перегоняет массы теплого воздуха. Прогуливающиеся по воскресеньям рабочие пьют вместе со многими солдатами приготовленное на огне кофе.

Два дня спустя. Утро. «Он» попытался после ночного дежурства заснуть, зарывшись в солому. Куда там! Поступила команда всем строиться и собирать вещи для смены позиции – англичане произвели бомбардировку городов Куксхафен и Вильгельмсхафен.

Небольшие замаскированные строения на дамбе вблизи групп вековых деревьев. Прожектора и орудия, расчеты которых составляют 8—10 солдат морской пехоты. Все пожилые резервисты, по большей части из близлежащих местностей. Часть из них до сих пор не переодета в военную форму. В рабочих комбинезонах с желтыми нарукавными повязками, они несут патрульную службу вдоль канала.