========== Часть 1 ==========

Они ни разу не говорили друг другу о любви. Долго ходили вокруг да около — Инквизитор сыпал слащавыми банальностями и предлагал помощь, Дориан улыбался, бросал колкости. Каждый убеждал себя, что так правильно.

После Тени все изменилось. Тугая спираль обмотала сердце Дориана, сжала — невозможно дышать. Он не солгал бы, сказав: с первого мгновения, как только они вывалились из тени, истощенные, едва живые — все они, кроме Инквизитора — в груди его поселилась тупая боль. Их отряд вернулся в Скайхолд — в конечном итоге, все закончилось хорошо. У Сэры появилось на несколько больше поводов для ужаса и возмущения, у Кассандры — причина окружить себя бумагами. Об Инквизиторе и говорить не стоит — весь в делах.

Но смотря, как в полутьме библиотеки тускло переливаются медные волосы Лавеллана, как глаза его смотрят — удивлено, встревоженно — пружина вокруг сердца Дориана стянулась ещё сильнее. Тевинтерец не говорил о любви — жонглировал злобными фразами, нервно смеялся. Глупая, глупая боль мешала дышать.

*

На фоне мира, который рассыпался в пыль, это казалось неважным. Лучше не чувствовать, стоя перед толпой врагов, валяясь в грязи и крови, убивая драконов и порождений Тьмы. Позже можно позволить себе несколько витиеватых слов, парочку поцелуев украдкой. Так думал Дориан. Инквизитор же плевал на любые правила — целовал на виду у всех, спорил с матерью Жизель, приглашал на танец перед толпой аристократов.

У Дориана было много любовников, но не было возлюбленных. И ему было — совсем немного — страшно.

— Такой красивый и такой дурак! — хохотала Сэра. В ее мире любовь — явление простое. Лучница флиртовала с высокими кунарийками, строила глазки девушкам с кухни — у нее не было отца, который пролил реки крови, чтобы изменить своего ребенка. У нее не было Лавеллана, отчаянно смелого, с чудовищной меткой на руке и горящим праведным гневом взглядом.

— Нужно показать тебе несколько магических трюков, чтобы меньше болтала, — беззлобно огрызался Дориан. Впереди маячила спина Кассандры, прикрытая щитом. Женщина молчала, но маг чувствовал ее осуждение пополам с весельем — интересный коктейль.

— Лучше бы ты нашему Инквизитору показал парочку трюков. Улавливаешь, о чем я?

Дориан улавливал. Сэра постоянно пыталась выяснить, как же у них все происходит, за дверями спальни. И не только она: другие члены отряда интересовались вскользь, осторожно, выбрав жертвой своего любопытства Дориана — у Инквизитора спрашивать субординация не позволяла. Тевинтерец отшучивался и придумывал загадки. Он не мог рассказать правду.

Лавеллан целовал его, словно святыню, прекрасное божество — осторожно и трепетно, касался мозолистыми от кинжалов пальцами выбритого затылка, смуглой шеи, очерчивал ключицы. Сердце в его груди громко отсчитывало бешенный ритм, ресницы дрожали. Красное солнце щедро лилось сквозь витражи из Серо, превращаясь в драгоценные камни на коже. Дориан смотрел — глазам становилось больно. Любовь Инквизитора была похожа на белое пламя, оглушающие бомбы, после которых долго приходишь в себя.

Когда Лавеллан обнажался, то сбрасывал не только броню: один за другим слетал твердый взгляд, гордая осанка и суровость, оставляя худого, испуганного эльфа, уставшего от битв и бремени долга.

— Они все смотрят на меня, как на пророка. Я… я не хотел всего этого, — Инквизитор обводил рукой покои, имея в виду намного большее, а затем его взгляд падал на ладонь, плечи горбились. И Дориан выцеловывал каждый миллиметр его кожи, заставляя забыть о мире с его заботами, пока Лавеллан не срывался на крик. Его блестящая от пота кожа цвела синяками и порезами после стычек с венатори — Дориан подмечал каждый новый шрам, обводил его губами в глупой надежде, что тот исчезнет. Эльф позволял ему, попеременно улыбаясь, то удовлетворённо, то печально. А на утро облачался в сверкающий драконий доспех, шутил и отдавал приказы. И только Дориан знал, какая за этим всем скрывается боль.

*

— Я думал, что погибну, — говорил Дориан. Инквизитор улыбался: он немного пьян и почти счастлив. Они все живы. Они победили. Его юное лицо будто светилось изнутри, и Дориан снова забывал, как дышать.

— Я останусь, пока ты мне не надоешь, — немного позже говорил маг, и это было максимально близко к признанию в любви. Его чувства уверенные и спокойные, тогда как любовь Лавеллана сжигала дотла. Яркая и слепящая, словно солнце над их балконом, она делала больно — стальная пружина хватала сердце Дориана с двойной силой.

Маг пытался забыться, разливая по бокалам вино; рассуждая, какой Корифей дурак, и как славно они надрали ему задницу; хватаясь за острые плечи, янтарные волосы, смятые простыни…

Луна серебрила кожу Инквизитора; вино было допито, разговоры иссякли. Дориан, сквозь дрёму, чувствовал, как пальцы эльфа мягко гладят его спину, обводят ямочки на пояснице. Эта нежность выбивала остатки воздуха из его лёгких — и маг замирал под прикосновениями, боясь разрушить хрупкое волшебство.

Их любовь всегда на вкус как пепел и порох, горькая от зелий исцеления, насыщенная озоном от разрядов магического посоха, дурно пахнущая ядом от разбойничьих клинков. Ржавая от крови и соленая от пота, совершенно не похожая на красивую историю с хорошим концом.

Но теперь все закончилось. Не нужно каждый день сражаться, быть на волосок от гибели, прощаться перед боем — так, на всякий случай. Их любовь может стать как лунное сияние и шелест страниц, солнечные блики и пьяные песни. Но Дориан уходит. И просит не следовать за ним.

*

Он говорит о любви впервые, когда прощается навсегда. Слова застревают в горле, обвиняющий взгляд Инквизитора стреляет в солнечное сплетение. За последние два года они виделись от силы десяток раз — короткие встречи, оставляющие после себя новые раны. Несколько часов, которые они воровали у неотложных дел, полнились историями и жадными касаниями. Всегда было слишком мало и первого, и второго.

На этот раз все иначе. Инквизитор — самый одинокий человек из всех, кого Дориан знает. Он взахлёб рассказывает о новой собаке Каллена, о доме, который навязал Варрик, нелепом подарке на день рождения Железного Быка. О себе — молчит. Теребит подаренный Дорианом кристалл на шее, хмурит изящные брови. У них сотня забот, но никто не спешит уходить.

— Спасибо, что пытался тогда помирить меня с отцом. Мы причинили друг другу так много боли, а теперь он мертв. И я Магистр… Забавно. — Дориану хочется стащить с себя всю броню, как когда–то делал Инквизитор в Скайхолде. Обнажить свое сердце, сжатое невидимой рукой до упомрачительной боли, но в этом нет нужды. Эльф берет его ладони, бережно целует и прикладывает к груди, а затем — к удивлению Дориана — сжимает его в крепких объятиях — не выдохнуть. Кристалл больно царапает кожу, волосы Лавеллана щекочут нос, и тевинтерец позволяет себе расплакаться впервые за долгие годы.

*

Инквизитор сражается с отчаянной яростью. Метка на его ладони искрит и пылает, на лице — печать несокрушимого страдания. Советники говорят: «Милорд, Вы так долго не выдержите, это может убить Вас». Лавеллан кивает и бросается в новый бой. Он не боится смерти.

Во время короткой передышки Кассандра нелепо машет руками и кивает головой, пока Дориан не догадывается, что от него нужно. Женщина отводит его в сторону, переминается с ноги на ногу. Вокруг них — парящие скалы и цветущие поляны, яркий свет заливает замки древней цивилизации, от которой даже памяти не осталось.

— Пообещай ему, что останешься! — наконец выпаливает Искательница. Ее щеки пылают. — Мы говорили с ним, с Инквизитором, перед Советом и он… Я спрашивала его о женитьбе, он говорил, что не против. А потом ты и твой отец, и это все… Это его убивает!

Дориан молчит. Кассандра, эта удивительная женщина, которая поначалу его ненавидела, затем презирала, чтобы в конце концов принять, теперь отчитывает, заикаясь и краснея.

— Я знаю, что ты не останешься, знаю, что вы обо всем поговорили, но… Солги.