Я подошла к фонтану, ведя за собой лошадку. Сунула руку в наплечную сумку, нащупывая дающую сил травку, отломила несколько веточек, кинула в воду. Туда же направила природную магию. Вода всегда была одной из сильнейших стихий для возрождения сил. Прикрыла глаза, ловя потоки. Внезапный ветерок скользнул между моими пальцами и поднял в фонтане маленький вихрь. Я наклонилась, собрала чуть земли у ног и кинула в фонтан. Потянула ближе свою кобылку. Она испуганно шарахнулась от вихря, но тот опустился, снова становясь лишь водами фонтана. Вот только теперь они чуть искрились магией, став синими-синими, словно ночное небо.

– Пей, милая, пей, – шепнула я.

Лошадка доверчиво взглянула на меня, наклонила голову и коснулась губами прохладной воды.

Я же в это время провела рукой по спутанной гриве. Та под моими пальцами выпрямлялась, сплеталась в косу. Я вела дальше ладонью по выпирающим рёбрам. Грязная шерсть заблестела, становясь чистой, белоснежной. Круп расширился, рёбра расправились, пришлось щёлкнуть пальцами, подзывая одного из стражей, чтобы ослабить ремни седла.

Тронула хвост – тот стал густым, длинным, собранным в толстую косу.

Вояки стояли, открыв рты.

«Вот вам, глупые. Нашли над кем посмеяться. Животные и природа – моя стихия».

Лошадёнка, чувствуя в себе перемены, замерла, но морду от воды не подняла. И тогда ласковые струи потянулись к копытному и выше над его холкой, словно зонт, раскинулись над животным и рухнули вниз. А когда вода стекла, перед нами стояла живая бодрая лошадь с уникальными синими глазами, данными ей стихией воды. С широкими ноздрями, нервно вбирающими воздух, который теперь даст ей скорости. И чёрными копытами, способными удержаться на любой земле.

Лошадь наконец-то подняла голову и посмотрела на меня лукавым взглядом. Я приникла лбом к её морде, шепча силовые заклятия. Внешний вид – это одно. Но лошадёнка ко всему не привыкшая и давно жившая в жутких условиях, ей нужны силы для того, чтобы выдержать влитую в неё магию стихий. А потом та разойдётся по телу, и моя белая ещё фору даст вашим породистым. Я снова сунула руку в сумку, достала дополнительной травы. Я же ведьма, много куда ходить приходится, усталости не миновать. Да и здесь в путь далёкий собираюсь. Но волшебной травки не пожалела и с лошадёнкой поделилась. Она взяла траву с моей ладони, осторожно прожевала и довольно задним копытом о камни аллеи стукнула.

– Хороша! – присвистнул один из стражей.

Я немного отошла, любуясь делом своего колдовства. Действительно, хороша стала лошадёнка. Мускулистая, жилистая, с блестящей шкурой и задорными синими глазами. Выглядела как хорошая скаковая кобылка.

Я едва усмешку сдержала, видя, как парни затылки почесали, сравнивая своих вороных с моей белой.

Подошла к лошадёнке, та постаралась меня ласково губами тронуть, издав тихий хрипящий звук. Судя по всему, благодарность.

– Ласковая, – сказала я ей и тут же решила: – Звать тебя буду Лаской. Уж больно ты нежное животное.

Словно соглашаясь, лошадёнка кивнула головой. После чего я перекинула через седло дорожную суму и легко заскочила в него сама.

Направляясь к экипажам с девицами, бросила взгляд в сторону капитана. Тот стоял, с интересом смотря на меня. А мне, уезжающей, вслед донеслось поддерживающее улюлюканье других стражей. Я на них высокомерно взглянула и глазами колдовскими сверкнула. Ласка же издала бодрое ржание и вскинула гордо голову. Кто-то из них аж воздухом подавился, другие восхищённо присвистнули.

Ну что, съели! А то смотри-ка, посмеяться над ведьмой решили. Лошадь ей больную подсунули. Мы с Лаской ещё вам покажем. Скажите спасибо, что я в хорошем настроении не делаю пакостей. Всё закончилось вполне чинно-мирно.

И как же мне хотелось такой же восторг, что у вояк, увидеть на лице капитана. Появилось необъяснимое желание, чтобы он тоже восхитился моими умениями. Вместо этого капитан Рэй одним махом влетел в седло чёрного коня и, более не обращая на меня внимания, хмуро приказал:

– Выдвигаемся!

Медленно процессия двигалась только в стенах города. Едва выехали за ворота, как движение заметно ускорилось.

Я ехала рядом с капитаном Рэем. Ласка бодро перебирала ногами и косилась по сторонам своими удивительными синими глазами. У неё довольно блестели глаза, она счастлива потряхивала гривой. А я была просто рада за животинку. Да и вообще меня радовал просыпающийся день. Тем более встречала я его в лесу. Я всегда любила природу, и она отвечала мне взаимностью. А вот капитан, судя по напряжённому лицу, нет. Он внимательно всматривался в лес за гранью тропы и не сходил с неё ни на шаг. Иногда его лицо становилось совсем хмурым. Он оглядывался, взор останавливался на тенях деревьев. Мне казалось, что он там что-то видит. Я тоже смотрела, но не видела ничего пугающего. Просто тени. Капитан дёргал за уздцы своего коня и торопливо направлял его дальше.

Уже давно потерялись за горизонтом флаги башен, а капитан даже не пытался со мной заговорить. Что ж, я поддерживала молчание. Давно поняла: если не спрашивают, сама лишний раз рот не открывай. И, вообще, избегай разговоров. Меньше всего других интересует твоё мнение.

В детстве, находясь в приюте, я не раз ловила на себе косые взгляды мальчишек и девчонок. Тогда многие из них с интересом расспрашивали обо мне. А когда узнавали, что я умею пользоваться природной магией, просили показать. Я, не подозревая зла, показывала простые вещи и рассказывала о своей странной силе. Тогда ещё не понимала, кто я на самом деле. И уж тем более я не думала, что ведьмовские способности могут стать причиной моих несчастий.

Вспоминать, как на меня устроили гонения в стенах приюта, не хотелось. После того как одна из моих «подруг» вдруг заболела ветрянкой, все уверенно решили, что это дело колдовских рук. Именно тогда впервые прозвучало злое и жгущее душу, словно клеймо: «Ведьма! Проклятие!»

Никого не тронуло, что ведьме от роду шесть лет и она попросту ещё не способна кого-то проклясть.

Ребята привязали меня к железной кровати и били: кто тонкими мокрыми ветками, кто руками. У кого-то хватило злобы и на пинки. Били долго. С остервенением, пытаясь выбить дух.

Полуживую меня вырвала из рук озверевших детей мать-настоятельница. Не ругала, не жалела, но жить заставила. Ночевала рядом, меняла повязки и омывала по нескольку раз в день.

Я отлежалась в лазарете и вернулась. Вот только больше у меня не было ни друзей, ни подруг. Я углубилась в познание себя и своей колдовской натуры. Часами просиживала в самом дальнем углу двора сиротского дома. Вслушивалась в природу, изучала, как реагирует на мои слова та или иная птица или зверь. А немного узнав, начала мстить. Тихо. Никому ничего не говоря.

Теперь бывшие друзья зачастую на ровном месте били коленки и ходили с разбитыми носами от внезапно открывшихся дверей. Девчонки цеплялись за ветки косами, выдирая клоками волосы. На них нечаянно гадили голуби. И совершенно внезапно нападали собаки.

Мать-настоятельница хваталась за голову. Обвинить меня никто не мог, доказательств не было. Всё, что могла сделать монашка, это утащить меня в молитвенную комнату, там закрыть и заставить весь день стоять на коленях перед алтарём Ясноликой, моля о прощении и покаянии.

Молиться я молилась. За мир, природу, всех живущих и благочестивых. А вот прощения и покаяния от меня так никто и не услышал. За что? Дети сами меня обижали. Я всего лишь отвечала. Не более.

А какими взглядами они встречали меня, выходящую из комнаты! Торжествующими – вот, мол, поквитались с ведьмой. Ведьма проходила мимо, гордо подняв голову, а ночью снова пробовала ворожить. Выуживала знания по крупинкам из находящегося во мне колдовства. А утром кто-то обязательно поскальзывался на чистом полу или снова получал по лбу от двери.

Но всего этого было мало. Я чувствовала, что могу намного больше. Вот только как пользоваться своей силой, не знала.