Через какое-то время из кармана куртки вновь доносится мелодия, и ей на перебой вибрация. Ода сразу опомнился и достал телефон, уже машинально нажимая на кнопку: Принять вызов.
- До тебя не дозвонишься, - из трубки разносится добрый женский голос. - Ты сегодня как всегда придёшь?
- Скорее всего как всегда. Вы как там? Самим ночью не страшно? - с улыбкой спросил Сакуноске, отворачиваясь от выясняющих отношения Дазая и Чуи.
- Справляемся, - хмыкнув, отвечает ему женский голос. - Нам тут очень весело. Как раз спать собирались.
- Тогда спокойной ночи.
- Спасибо. Приходи скорее. Я уже соскучилась.
- Постараюсь. Пока.
- Пока-пока.
Закончив разговор, Ода посмотрел на этих двоих и вздохнул от безысходности. И это происходит на протяжении двух лет. Как он всё ещё выносит их компанию?
***
Девушка подошла к своим знакомым, давно ждущих её. Она присела рядом с ними и, обняв коленки, посмотрела на солнце, которое скоро уйдёт в закат.
- Вы же в курсе, что Акутагава и Хигучи теперь вместе? - нарушив тишину, сказала подошедшая, обращаясь к своим знакомым.
- Ага. Если бы Исами не решил напасть на них, мне не пришлось бы план переделывать, - ответила другая девушка, очень недовольным голосом, в котором присутствовали ноты укора.
- А я что? Сама виновата, что не предвидела этого. Нельзя вам, девушкам, доверять столь важные операции, - послышался недовольный муржской голос.
- Кто бы говорил. Между прочим, из-за тебя мы как-то раз чуть всё не испортили, - та же девушка начала припоминать все их неудачные, но, к счастью, не провальные, операции.
- Господи, вам не надоело ссориться? Главное, что Чуя и Киёко вместе. Куда мы дальше? - тяжело вздохнула подошедшая, которая уже устала от этого постоянного спора. И, если ей память не изменяла, этот спор ещё ни разу не прекращался примирением обоих сторон.
- Я пока в целое никуда. Буду с племянницей сидеть, пока эти двое на работе. Всё равно последнее время заказов нет, - всё ещё немного недовольно ответила другая девушка.
- А я, пожалуй, в Токио смотаюсь. Ну а там может и вернусь, - тоже всё ещё недовольно сказал мужской голос.
- Значит, каждый снова займётся своим? - девушка повернулась в сторону своих знакомых, которые друг на друга успели обидеться. Но её слова оторвали их от обиды.
- Да. И чтоб мир без нас делал? - подтвердил мужской голос.
- Даже не знаю. Но, думаю, что благодоря нам ещё много чего свершиться, - рассеяно ответил женский голос.
Голоса затихли и над городом вновь воцариласт тишина. Толко гул улиц Йокогамы нарушал эту тишину меж тремя персонами. Солнце потихоньку скатывалось за горизонт, окрашивая небосвод в красные цвета. Глядя на кучевые облака можно было бы долго перечислять то, на что они сейчас были похожи. Красота…
Комментарий к Эпилог.
Извиняйте за короткий Эпилог. И не бейте, потому что возьму и обижусь.
Привет от беты, солнышки.
========== Экстра. Дазай и Катсуро ==========
– Я тоже хочу! Делись!
– Обойдёшься, алкаш.
– Говорит мне тот, кто только что открыл бутылку хорошего коньяка и не хочет поделиться с любимым человеком.
– Мой любимый человек сейчас не за столом, а ты-
– Он существует?
– Ну, зеркало в нашем кабинете имеется.
– В зеркале есть только я.
Пауза.
– Это самая тупая фраза, которую я слышал от тебя за последнюю неделю. Ты пробил дно, ты в курсе?
– Ага, тебя снизу вижу. Не бойся, я заплачу за твой потолок.
Катсуро не выдерживает и резко срывается с места, одним глотком опустошая содержимое бокала, и, пока не передумал и не сжалился над бездомной псиной на соседнем стуле, хватает высокую стеклянную бутылку и резким, скупым движением плещет половиной хвалёного напитка в лицо напарнику.
– Да подавись, собака, как ты меня достал.
Дарит на прощанье длинный тяжёлый взгляд, срывается с места и выходит из комнаты.
Дазай обиженно супится, тыльной стороной ладони вытирает нос, с которого капает насыщенная вкусом жидкость и проводит кончиком языка по руке – вкус яркий (Осаму считает это неправильным), с древесными нотками и очень терпкий. Неплохой коньяк.
***
А в одиночестве он всегда лучше.
Катсуро устал. Спина согнута, глаза опущены, весь силуэт выражает самую настоящую человеческую усталость и тоску.
Пальцы слабые и постоянно вздрагивают при резких движениях – это очень мешает открыть бутылку. Кожа тонкая, бледная, лицо дряблое и даже с несколькими морщинами на лбу и около бровей, Аоки слишком часто хмурится.
Несколько дней назад план, тщательно разрабатываемый тремя суровыми месяцами подряд пришёл в долгожданное действие. Мафия почти стоит на ушах, Агентство в слабом замешательстве и надеется, что их это не коснётся (надежда стремительно таяла). Катсуро при этом так задолбался, что даже Амато смотрит на него с подобием сожаления в тёмных глазах.
Желание испробовать прекрасный напиток совсем пропадает, и Катсуро просто пилит взглядом стенку, подперев голову левой ладонью. Думает. О происходящем, о Мафии, о её членах. Мори, конечно, в ступоре, но далеко не дурак и о подобном задумывался, поэтому совершенно растерянным (как какие-нибудь Чёрные ящерицы) точно не окажется. Озаки в лёгком замешательстве, и… Дазай. Ненависть со стороны Аоки к убогой бинтованной сволочи можно приравнивать к ненависти серой массы к понедельникам. Настолько противна эта гадкая морда, настолько бесит его всезнание, вездесущность, наигранная наивность, что бывший мафиози четырежды ломал ему руку, дважды оставлял фингалы под глазами и семь или восемь раз едва сдерживался не засадить пулю меж дрянных отвратительно карих глаз и двенадцать раз его оттаскивали от Дазая. Конечно, ведь эта драгоценная и абсолютно пустая башка очень важна Мафии. Псина с прямой осанкой, бесящими бинтами и такой уродливой растянутой улыбкой. Да чтоб он сдох в канаве после раскрытия «правды бытия» той послушной дуры, которая ещё верит, что её брат жив. Ага, конечно, сидит у Катсуро в подвале, играет машинками и жрёт детские йогурты со словами «эх, когда за мной придёт сестрёнка».
Мафия – сборище пускай не наивных, но глупых и медлительных тормозов под началом сумасшедшего деда с извращенскими наклонностями. И раньше Аоки тоже был таким. Только наивнее. Но теперь-то всё изменилось!
Катсуро не считал себя предателем. Для них – возможно, но грубо говоря, он покинул их округ и вступил в новый. Они – конкуренты. Они встали на пути, они пожалеют об этом. Особенно ненавистная скумбрия, чтоб его, да почему Катсуро на этом зациклен, Господи, чтоб мумия прямо сейчас умерла за поворотом, пожалуйста.
Катсуро слишком много думает. Да, определённо. Где там коньяк?
***
– Слезь оттуда, придурок!
– Я птичка!
– Ты сейчас оттуда полетишь, идиот!
– Ну, птицы точно не ползают.
– Петух ты, Осаму!
– Моя курочка, не бойся, я буду первым летающим петухом! – И в голосе Дазая столько искренности и веры, детской наивности и неопытности, что Катсуро почти верит, что сейчас он в каком-то нетрезвом состоянии и реально готов сигануть с крыши трёхметровой детской горки.
На часах шесть тридцать утра, Аоки и безмозглый петух в чёрном и белом (только бинты) возвращаются с лёгкой миссии по устранению какого-то рядового с низов, который заграбастал важные бумажки и почему-то решил, что за два дня успеет сбежать от Мафии. Ага. Конечно.
Юродивый напарник одной ногой на балке, и одной рукой держится за деревянный флаг на пике «крепости» для семилетних, но основная масса свободно болтается в воздухе со счастливой рожей, почему-то полагая, что он выглядит достаточно круто. Эх, опять он мозг потерял, придется возвращаться за ним на место задания…
– Я бы попросил тебя, как человека, но ты же, урод, не допрёшь, скотина, – Катсуро мысленно поливает благим матом эту самую скотину, но вслух произнести не спешит. Немного думает, и с мыслями вроде «сдохни раньше, чем я дойду, пожалуйста» начинает шествие к цветастой постройке. Прикидывает, чем лучше кинуть в кареглазую дрянь, но тут горячо ненависимый покоритель детских горок выдаёт:
