Ой, закручинилась Аленушка: «Мало того что у нас родство с Бабой Ягой, да еще и пьющий братец! Утоплюсь! Утоплюсь: не могу больше так!»

И пошла к озеру топиться. А братец-козленок бежит за ней:

– Не наааадо! Не наааадо!

Аленушка до утеса дошла и так камнем вниз – ХРРРЯЯСЬ! Лед пробила и на дно пошла. Ее рыбы быстро обглодали и косточки на лед выплюнули. И все!

А в это время Молодец красный скакал на коне и все это видел. Черт его знает, откуда они берутся? Такое ощущение, что это один и тот же из сказки в сказку скачет, – коней только меняет, да в чужие дела вмешивается.

Ну вот. Сел он рядом с козлом-Иванушкой, достал флягу с водкой и начал стакан за стаканом горе заливать. Тут вдруг ветер задул, тучи организовались на небе. Летит будто кто-то: а это мать матери – Баба Яга в ступе летит! И вот, значит, посадку совершила, редиску посадила, помидоры, огурцы. И говорит:

– Вы мне ничего не рассказывайте. Я сама все знаю.

А они лыка уже не вяжут, – чего они скажут-то?!

Она говорит:

– Я решила жизнь свою за Аленушку отдать!

И отдала! У нее дома с десяток этих жизней было, не жалко! Села в ступу и улетела юбилей отмечать.

А через полгода, когда лед вскрылся, Аленушка ожила, косточки собрала, только берцовую не стала брать – она тяжелой оказалась, вот и оставила ее. Видит Иванушка сидит, а рядом с ним – козел!

Ой, еще больше закручинилась она и говорил: «Что ж такое! За что мне судьба такая! Отец пьющий был, братец пьющий, а еще и суженый достался пьющий!»

Взяла она козла этого на плечи и пошли они домой. Вот такая она доля женская. А коня оставили, – вот так, кстати, кони и теряются.

А Иванушка-то пить бросил. Прямо с утра завязал… пионерский красный галстук и в школу пошел. «Я, – говорит, – буду теперь учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал наш великий дедушка».

Вот и сказке конец, а кто слушал – возьми с грядки огурец.

Доброй ночи!

Жили-были в дремучем лесу мужик да баба его. Электричества у них в избушке не было, вот они по ночам всякими глупостями и занимались. Клепали кастрюли да детишек. Шестеро у них уже было.

Баба молодая, каждый год ему по сыночку рожала. Вот у них уже шесть близнецов и скопилось. И для ровного счета не хватало седьмого. Ну, как в сказках: семь богатырей, семеро козлят и пр.

Как-то раз они совместно дрова рубили. Она полено держала, а он топор занес и ХРРРЯЯЯСЬ! Попал ей по пальцу и отрубил палец-то! Как есть отрубил! А она даже не охнула: не впервой ей пальцы-то терять. Думает: «Ладно, к бабке сходим через неделю. Она пришьет». А пока палец в тряпицу сопливую завернула и положила подле, на лавку. Через минуту там что-то завозилось, зашебуршало. Они размотали тряпку, а там мальчик-с-пальчик. Вроде как превратился из пальца.

Они его сначала Макаром хотели назвать, а он маленький, тщедушный, – и решили назвать Полмакаром.

А через три дня пошли всем семейством в дремучий лес на охоту на зубра. Зашли уже далеко, и родители вдруг вспомнили, что забыли дома утюг на плите. Решили вернуться, а детям ничего не сказали. А дети так заигрались, что через две недели только очнулись. Глядь: а родителей-то нет! Расстроились:

– Ой, нас родители заругают! Надо возвращаться домой.

А дороги никто не знает, не помнит. Тут мальчик-с-пальчик, Полмакар, говорит:

– Когда мы сюда шли, я камешки разбрасывал. Так что время собирать камни.

Стали собирать. Четыре лукошка насобирали, – черт его знает, как у него все это в карманах уместилось! Приходят к дому. А дом-то не их: избушка какая-то стоит, а над дверью надпись «Людо», а остальные буквы дождем смыты. Они заходят, а там Людоед сидит. Он даже не успел им программу вечера рассказать, как они его жрать принялись, потому что долго не ели. Людоед пока пытался мозгами раскинуть, а они его мозги доедать стали. Он только все бубнил: «Не-по-сценарию это! Не-по-сценарию!» Что за слово-то такое выдумал странное – не-по-сценарию?

Мальчик-с-пальчик не стал ничего есть. Все равно – не в коня корм, чего зря еду переводить. Он все на сапоги-скороходы поглядывал людоедовские. И вот когда братцы принялись за десерт: жену людоеда стали жрать, он в эти сапоги прыгнул и стал превращаться в великана-людоеда. Когда превратился, хотел братцев своих съесть, да родственные чувства остановили: он их просто в мешок всех собрал, завязал и отпустил с миром. В колодец. Они, когда через месяц очухались в море-океане, оказались у Нептуна. Он им по морской звезде дал, по жабрам и по морде – на всякий случай. И пошли они охотиться на осьминога.

Полмакар же, как в великана превратился, лютовать стал. Все рыскал: искал Красную шапочку. Через пять лет у него сапоги проху́дились, и он опять в маленького превратился. И решил: «Ну и ладно. Пойду в лес в партизаны». И ушел. Больше его никто не видел. Да и раньше-то его разглядеть трудно было.

Вот такая сказонька получилась.

Доброй ночи!

Жили-были обычные три медведя. В дремучем лесу, в отдельной избушке. Я же говорю – обычные три медведя: отец-медведь, большая медведица и малая медведица в созвездии Альбиноса – мишутка-сын. Жили они хорошо, вольготно, устроились удобно.

Приходят, бывало, с прогулки из леса, а у них уже кровати готовы – чистые, накрахмаленные, отглаженные, обед на столе теплится. Такая огромная кастрюля с супом стоит и пар от нее поднимается. Черт его знает, кто им это все готовил, – просто сервис такой. А они никогда этого не ели: они ж медведи, и суп не едят! Вот байду эту и выливали. Но приятно – заботу кто-то проявлял.

И вот в очередной раз с прогулки приходят и не понимают: обед вроде есть на столе, а вроде его нет. Кастрюля стоит, но пара нет: пустая она. Тарелки все вылизанные, И бутылка с самогоном стоит на столе – початая, на донышке чуть-чуть осталось. Вся мебель переломана и уже частично в печке догорает. Вдруг донесся из спальни храп.

Медведи медленно – в храпиде – пошли в сторону спальни, заглядывают, а там на одной кровати страус лежит, на второй пингвин, а на третьей девочка в респираторе и в обнимку с огнетушителем.

Вот уж медведи испугались пингвина! Ноги в руки и бежать по буреломам, по косогорам, по колючкам! Бегут, спотыкаются, уже стали думать, как шкуру неубитого медведя делить, да не решили чью именно. Потом, через четыре километра остановились и думают: «Что же мы из дома бежим? Надо спасать обитель!» Вооружились: кто вилы взял, кто черенок от лопаты, кто погремушку. Вернулись. В спальню заходят, а страуса и пингвина нет. Ха-ха-ха! Да откуда ж им взяться-то в сибирском лесу? Пригрезилось! А девочка есть, – сидит себе на кровати, огнетушитель рядом и респиратор, который был вовсе не респиратором, а маской для сна – сползла она просто. Правой рукой левую дельтовидную мышцу почесывает. А там наколка: «ВДВ», и в левой руке свечку держит

– Ну что? – говорит. – Сами приперлись? Молитесь своему медвежьему богу.

И свечку прямо – ХРРРЯЯССЬ – в печку! А та бежать, да вприпрыжку под кровать. Медведи пока за траекторией полета смотрели, девочка уже в окно – фьють! – и улетела! Они думают: «Господи, что это было? Глюк какой-то!» Глюконат кальция в чистом виде! Огонь потом загасили огнетушителем. Но с тех пор, прежде чем идти гулять в лес, они обязательно окна досками заколачивали. И дверь на ключ закрывали, а ключ глотали. Да… Ну, потом, конечно, промывание устраивали.

Берегите дом смолоду.