«В прошлый раз планете потребовалась сотня лет, чтобы восстановиться», — проглатывает Кларк вместе с едой.

— Думаю, всё же увидим. А если нам очень, очень повезёт, найдём и какой-то нетронутый островок земли, которого не коснулась радиация.

— Хоть бы! Хочу мясо, — девчонка отрывает от салата тоненький листик и отправляет в рот. — А пока, если очень постараться, можно вообразить, что его и ешь. Прям чувствую вкус оленины на языке! М-м-м. Попробуй!

Она с серьёзным видом протягивает Кларк зелёный листок, и та послушно кладёт его в рот, и правда почти ощущая на языке вкус зайца, зажаренного на костре несколько лет назад.

Всё превратилось в призраков. Вкусы, запахи, люди. Но Кларк по-прежнему надеется, что сможет вернуть всё назад.

Она укладывает девчонку спать, в очередной раз не сумев отвертеться от сказки на ночь. Не то чтобы ей не в радость рассказывать, и Мэдди знает об этом, охотно слушает каждое слово, восторженно, словно разыгрывается настоящий спектакль.

Кларк ничего не придумывает (лишь умалчивает), она бежит по волнам памяти, каждый раз воскрешая всё новых призраков. Сегодня она выбирает историю о девушке по имени Луна, сильной, мудрой, красивой и гордой воительнице, что привела свой народ на край безбрежного моря, подарив им долгие годы сытой, безопасной жизни средь солёной воды, алых рассветов и бескрайнего неба. История девушки, что знала цену человеческой жизни и старалась сохранить свою человечность. Это важно. Возможно, самый важный урок, который преподнесла ей Луна, и которому нужно научить Мэдди.

— А о Беллами расскажешь? — прикрывая кулачком рот, зевая, сквозь сон лепечет Мэдди. — Хочу услышать про Беллами!

— Он сам расскажет тебе какую-нибудь историю, когда прилетит. Уже скоро, всего каких-то три года.

— Ты не врешь? Они правда прилетят? — Мэдди цепляется пальчиками в её запястье и произносит с благоговением: — Прилетят из космоса?

«Беллами, пожалуйста…» — отчаянно думает Кларк, пытаясь дотянуться туда, в небо, на «Ковчег», большой спасательный круг, висящий над Землёй. Глупо надеясь, что Беллами её почувствует. Она почти слышит, как он смеётся, ощущает ладонь на своём плече. Но, конечно, ничего он не почувствует. И не узнает, как много она хочет ему сказать, как жалеет о времени, что они потеряли.

— Вот тебе крест, — бодро отвечает она и крестит сердце, как когда-то давно, когда сама была девятилетней девчонкой. Кларк встаёт с краешка кровати и поправляет одеяло.

— Сладких снов, моя маленькая надблида. — Она целует девочку, ставшую ей дочерью, в кончик носа.

— Сладких снов, — соглашается Мэдди, закрывая глаза.

Кларк не спешит спать. Сначала она берёт ружьё, старое, с потёртой рукоятью и исцарапанным дулом. Она вырезает на дереве очередное имя, одно из многих навсегда ушедших, на этот раз — «Луна». Ещё одна зарубка на память среди её призраков. Кларк усмехается сама себе — она всё же сошла с ума, раз приобрела странную манию написать что-то на любой поверхности, на которой можно.

Мама бы проницательно посмотрела на неё и сказала: «Всё потому что хочешь, чтобы после тебя хоть что-то осталось. Чтобы все увидели, что ты была здесь».

Конечно же, мама бы в очередной раз оказалась права.

Две тысячи

Кларк выключает рацию.

Глубоко в душе она понимает, что таскает воду решетом. Небо сизое, всё ещё будто не оправившееся от болезни, и радиация создаёт толстый слой помех, а значит — слова отправляются в пустоту, но всё же… Вдруг Рейвен сотворила чудо, и «Ковчег» принял хотя бы одно сообщение? Хотя бы одно за тысячу дней, о большем Кларк и мечтать не смеет. Только бы там знали, что она жива, только бы Беллами знал…

— Фу! — восклицает Мэдди, сидящая рядом на клетчатом пледе. Её волосы ещё влажные после купания, собраны в шишку, воротник куртки поднят, а в руках книжка в мягкой обложке.

— Что? — Кларк поворачивается к ней.

— Выражение «отдала ему своё сердце». — Девочка морщится, будто от горсти шиповника. — Слишком красочно представила.

— Это ты что такое читаешь? — Кларк, смеясь, тянется к ней, но Мэдди прижимает книгу к груди. Между её пальцами виднеется уже давно выцветшее, когда-то алое, имя автора «Сид…».

— Ты сама говорила, чтобы я читала на старом языке. — Она гордо поднимает подбородок. — И я читаю!

Кларк кивает. И всё ещё улыбаясь, объясняет:

— «Отдать сердце» — это… Иносказательное выражение. Метафора. Не в смысле что девушка вырвала сердце из своей груди и вложила в ладонь мужчине. Скорее так она признаётся, что очень сильно влюблена.

— А… — протягивает Мэдди и лукаво прищуривается. — Понятно. Тогда-а… Твоё сердце у Беллами, да? А он оставил своё сердце у тебя?

— И почему ты так решила? — Кларк изумлённо изгибает брови, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя краска приливает к щекам. Мэдди в ответ куксится, мол, серьёзно, нужно произнести аргументы вслух? Но всё же перечисляет, загибая тонкие пальцы.

— Ты каждый день разговариваешь по рации только с ним.

— Иногда я говорю с Рейвен! — протестует Кларк, но скорее для вида, потому что всё так очевидно, и спору тут места нет.

— Сколько? — она хихикает. — Пять раз из тысячи? В общем, ты говоришь только с ним! Ты любишь рассказывать о нём истории. Он твой лучший друг. Вы много раз спасали друг другу жизни. У тебя стопка его портретов. И… Ты тоскуешь по нему, — тихо заканчивает Мэдди, не смущаясь и не отводя взгляд.

Кларк вновь смотрит в небо, туда, где солнце над сизыми облаками должно стремиться к закату; туда, где выше Земли мерцают бездушные звезды; туда, откуда как минимум сотню дней назад должен был прилететь челнок от «Ковчега».

— Ты даже не представляешь, насколько сильно тоскую, — почти шёпотом говорит Кларк.

Она вдыхает прохладный воздух полной грудью. Устами младенцев, даже если эти младенцы почти стали подростками, как всегда глаголет истина. Как ни иронично, но происходящее с ней, и правда, лучше всего описывает избитая метафора, родом из дамских романов: Кларк Гриффин наконец отдала Беллами Блейку своё сердце, всё, без остатка.

========== Две тысячи триста (Рейвен/Мёрфи) ==========

Комментарий к Две тысячи триста (Рейвен/Мёрфи)

Персонажи: Рейвен/Мёрфи

Рейтинг: PG-13

Жанры: драма, дружба с элементами гета

Предупреждения: Нецензурная лексика, немного UST

Однострочники о Рейвен и Мёрфи, один день - одна сцена.

Наверное, скоро Мёрфи опять воссоединится с Эмори, и намёки на Шоу/Рейвен очень жирные. Но… Ничего не могу с собой поделать х)))

Десять

Они живут на станции уже десять дней. Снова космос — дом родной, но Рейвен ни грамма не соскучилась.

— Мы большая, дружная, космическая семья. Как тебе, Рейес? — саркастично говорит Мёрфи. Он останавливается около щитка, который Рейвен чинит, и опирается на стену плечом.

— Просто восхитительно, Мёрфи, — отвечает она в тон. — Раз уж ты тут, подай отвертку.

— А кофе и булочку с корицей не принести? — ухмыляется он, но, под укоризненным взглядом Рейвен, отвёртку передаёт.

Пятьдесят

Прошло пятьдесят дней, но Рейвен некогда беспокоиться о том, как будет жить их маленькое сообщество через пару лет. Её голова забита мыслями о «сейчас», о системе связи, о том, что нужно починить проводку, а через неделю сменить очистители воды.

Но беспокойству кое о ком место находится. Она часто думает, как Мёрфи со своим говняным характером уживётся с ними пять лет.

Рейвен догадывается: с трудом.

И «с трудом» начинается примерно через сто дней.

Сто двадцать

— Почему ты больше не готовишь? Только в твоём исполнении водоросли не блевотные.

Мёрфи смотрит на неё поверх потрепанного комикса. На обложке, залатанной скотчем по краю, мужик в красном трико стремится к небу.

— Потому что мне надоело, — лениво тянет он. — Логично, Рейес?

Рейвен складывает руки на груди, сардонически изгибая бровь. Мёрфи упрямо смотрит в комикс, но сдаётся и бурчит: