А вдруг…

Стучатся. Это камердинер. Астори оборачивается, отводит пряди и читает по губам: премьер-министр-здесь.

Тадеуш приехал. Наконец-то.

Её несёт, как на крыльях, хотя ноги подгибаются от тревоги, совсем выевшей Астори за эти часы изнурительного томления. Нет. Стоп. Стоп. Остановиться, не мчаться на всех парах — куда это годится? Она не девочка — королева. Надо держать марку.

Тадеуш стоит у дверей; они встречаются глазами, миг — и Астори понимает, что полностью выгорела. Сил нет совсем. Абсолютно ни на что. Она застывает, глядит на него и смазанно осознаёт, что просто рада его видеть. Как будто они вечность не встречались. Тадеуш мгновенно понимает всё — с первого взгляда, и слава Мастеру, — ему даже объяснять ничего не надо. Астори и не смогла бы. Морщится нос в редких веснушках, губы расходятся в знакомой мальчишечьей улыбке, в зелёных глазах пляшут искорки. Он кивает, и Астори чувствует, как на неё льётся поток тепла и света:

— Мы победили.

Кажется, она только этого и ждала, чтобы наконец позволить истощённому волнением телу сдаться: колени подкашиваются, и она падает в кресло, не отрывая от Тадеуша взгляда. Неужели. О Мастер, неужели.

— Пра… правда? — выдавливает она. Он энергично трясёт головой. — К-как?

— Было непросто, у нас перевес буквально в несколько голосов, до последнего шли ноздря в ноздрю — Уолриш постарался, но… но всё закончилось. Поздравляю, госпожа советница.

От его глаз разбегаются мелкие лукавые морщинки, и Астори переводит дыхание. Молчит. Пробует новое звание на вкус — как оно звучит?

Победа. Победа. У них получилось.

— Это была… маленькая революция? — улыбается Астори, встряхивая волосами.

— Да. — Брови Тадеуша радостно приподнимаются. — И мы сделали это.

— Вы. Вы сделали. Даже не представляю, как вам удалось, — честно говорит она, благодарно глядя на него. Тадеуш смущённо поводит плечами, не находит, что ответить, и Астори внезапно замечает, что он всё ещё стоит, — она не разрешала ему сесть. Торопливо старается исправить промах: встаёт, шагает к нему навстречу и берёт за руку. Отчего-то сейчас это кажется самым правильным, что можно сделать, словно у неё на свете нет никого ближе его. Они вместе совершили почти невозможное…

Он совершил для неё.

Эта мысль бьёт током и задевает какое-то смутное чувство в душе, но Астори гонит его прочь.

— Вы настоящий волшебник, — говорит она, сжимая тёплую и мягкую ладонь Тадеуша. — Если бы не вы… я… я даже не знаю, как и благодарить вас.

Тадеуш опять улыбается — беззащитно и ясно.

— Что вы, не стоит благодарности. Я всего лишь выполнял свой долг.

Они смотрят друг другу в глаза, молчат, и то самое странное чувство неправильности опять задевает Астори по сердцу. Что-то не так… с ней. С ним. С тем, как они глядят друг на друга. Астори понимает это в одно мгновение, и становится страшно, холодно и противно. Она видит себя со стороны — глазами Джея.

Нет. Ради Мастера, нет.

Она не может… позволить себе этого.

Астори отстраняется, заводит руки за спину и облизывает губы. Тадеуш явно растерян такой резкой переменой. Он сделал что-то не так? Позволил себе слишком много?

— Что ж, вы… вы проделали хорошую работу. Я никогда этого не забуду. Спасибо, — ещё раз сухо благодарит Астори, пряча взгляд. Тадеуш не смеет больше её задерживать. Королева ясно дала понять, что приём окончен. Он не показывает, что разочарован, быть может, и сам этого до конца не осознаёт, но уносит в сердце горькое тоскливое ощущение одиночества.

Наверно, виноват всё же он.

Дурак.

Астори смотрит на дверь, в которую он вышел, и не слышит окликающей её няни.

Ей жаль.

Но она никогда в этом не признается.

========== 2.2 ==========

Астори стискивает зубы: стоило ожидать, что Уолриш так просто не сдастся. Старая крыса. Она разглаживает пальцем лежащую на столе утреннюю газету так старательно, точно хочет протереть в ней дыру. Вот тут, прямо на его мерзкой ухмыляющейся роже.

Астори едва сдерживается, чтобы не зарычать. Подлец.

В трубке звучат гудки. Равномерно, долго и холодно: просачиваются каплями в мозг, выедают мысли. Астори ждёт, читая и не читая уже вызубренный наизусть текст. Внутри неё всё клокочет от злости.

Наконец слышится тёплый сонный голос, слегка севший, как после проглоченного зевка:

— Да?

— Читали с утра газеты? — в лоб спрашивает Астори. Ей сейчас не до этикета. В трубке что-то шуршит и щёлкает, кажется, ткань или пружины кровати, и она внезапно осознаёт, как неловко получилось: позвонила, считай, постороннему человеку в такой ранний (нет ещё восьми) час, не поздоровалась, не представилась даже… застала его в постели. Может, и разбудила. Астори невольно представляет Тадеуша — заспанного, со смявшимися тёмными волосами и остатками сна в зелёных глазах, в белой домашней футболке, и сжимает ладонь в кулак.

— Ваше Величество?.. — Она почти видит, как сходятся непонимающие морщинки надо лбом. — Н-нет… честно, нет, я только… вставал…

Одним движением головы Астори отгоняет ненужные мысли (за них она позже будет на себя злиться) и сосредотачивается на настоящем.

— Советую прочесть.

— Хорошо. — Тадеуш уже полностью серьёзен и собран. — Их должны были оставить внизу… я сейчас спущусь и…

— Я подожду.

Она чувствует себя глупо, стискивая трубку и до боли вслушиваясь в приглушённые звуки на том конце провода. Что он делает сейчас? Астори борется с желанием закрыть глаза и представить. Представить, как он откидывает простыню, как запахивает халат, надевает тапочки и спускается вниз по лестнице… она помнит квартиру на Ореховой улице. Её предоставляют в распоряжение каждого нового премьера и его семьи. В последний раз она была там в гостях у Фауша… он приглашал их с Джеем…

— Я здесь, Ваше Величество. — Хрустит свежая бумага (пару часов назад — из типографии), Тадеуш хмурится — судя по голосу — и тут же замолкает. Увидел. Ну естественно, трудно не заметить: первая полоса.

— Оценили? — Астори скрипит зубами. — Уолриш работает быстро. В прессе меня уже успели заклеймить «королевой-самозванкой» и «коронованной выскочкой»… конечно, с его подачи…

— Мы это предполагали. Не думали, что так скоро, но… Ваше Величество, мне очень жаль…

— Не надо. — Она резко вдыхает. — Господин премьер-министр, мы должны что-то сделать. Ответить. Это нельзя оставить просто так.

— Я знаю… но…

— Я не спущу ему это с рук! — Астори впивается ногтями в ладонь, сдерживая себя, и замолкает на секунду. — Ни за что. Вы слышите? Я сказала, ни за что.

— Могу вас уверить, я вполне разделяю ваше негодование, и всё же… не надо действовать сгоряча. Давайте так: на следующей неделе ваше первое выступление в Совете. Уолриш точно будет там. До тех пор ничего не предпринимайте… хорошо? К тому же выходные — не лучшее время для серьёзных решений.

Астори не чувствует в его спокойном умиротворяющем голосе упрёка, но ей всё равно становится стыдно. Подняла человека ни свет ни заря в его законный выходной… растормошила… навесила своих забот… он не обязан разбираться с Уолришем. С его репутацией всё хорошо — пока.

Но только пока.

— Да. Договорились. Приятного дня.

К прениям — её первым прениям в Совете! — Астори готовится тщательно и долго, не забывает ни единой мелочи. Всё это они старательно прорабатывали с Тадеушем. Речь, походка, мимика, жесты… Отточено вплоть до незначительнейшей подробности, хорошо поставлено и заучено. Впрочем, она никогда не узнает, готова ли, если не попробует. Астори репетирует часами перед зеркалом и вместе с Тадеушем, но это не то. Она рвётся в настоящую битву.

Народ смятён, кое-где вспыхивают волнения; большая часть знати и около половины виднейших политиков недовольны. Ещё бы. На их памяти такое происходит впервые: монарх-чужестранец, да вдобавок — женщина, которая к тому же вознамерилась войти в Совет! Где такое слыхано? Внимание целого мира приковано к тому, что происходит в маленьком Эглерте. СМИ бушуют. Астори прекрасно понимает, что нажила себе немало врагов и потеряла немало друзей. Коронации ей не простили. А уж того, что затевается теперь… тем более не простят.