Погода была полностью солидарна с моим настроением. Мне не хотелось жары и солнца, и в отличие от большинства приятелей и коллег, я радовалась промозглой сырости. В один из июньских дней, когда моя надежда вновь получить дозу, хотя бы просто встретившись с ним глазами, приобрела чудесный оттенок туч на небе, я уныло брела по территории, и злилась так сильно, что мечтала увидеть его хотя бы для того, чтобы просто придушить и успокоиться.
Холод и сырость отвратительно влияли на всех сотрудников, в особенности на женщин. Все как одна ныли о том, как они хотят одеть новые летние платья и босоножки, отправиться на пляж или съездить за город на шашлыки. Паршивое настроение распространялось на весь коллектив. Кончилось все это тем, что я впервые стала участником конфликта на работе.
Неделю назад я составляла документ, который должны были подписать несколько человек из бухгалтерии. Сегодня, когда мне его вернули, я не досчиталась двух подписей сотрудниц и, как обычно, никому не дозвонившись, побежала их искать. Весь отдел в составе из 8 девушек стояли на своем этаже у лифта и о чем-то громко спорили, переходя на крик. В увлекательных дискуссиях о важности дебета и кредита и списывании «тупоголовыми курицами» чего-то там со счетов я не понимала ровным счетом ничего, поэтому, с трудом перекрикивая толпу, я попыталась получить то, зачем пришла.
– Катя! Катя! Екатерина! – я схватила ее за плечо, и она наконец-то оторвалась от жаркого спора. – Почему мне вернули документ, не поставив все подписи? Где твоя? – Катя схватила бумаги и быстро пробежалась по ним взглядом.
– О! Да, я видела это. Я не должна это подписывать, вычеркни меня из списка.
– Что значит не должна? Рекламный проект всегда согласовывают одни и те же люди, это утверждено.
– Да, но моя подпись роли не играет, я с этим не связана. – она протянула мне бумажку, тряхнув платиновыми волосами.
Следующие пять минут протянулись в безуспешных попытках объяснить блондинке, почему ее подпись необходима. В следующие десять минут к нашему спору подключилась остальная бухгалтерия. Кричали все, громко ругая друг друга, начальство, сотрудников других отделов, правительство и погоду. В конце концов Катя все же сдалась.
– А где Оля? Она-то почему не подписала? Оля! Только что ведь была здесь! – я сердито оглядывалась по сторонам в поисках еще одной безответственной коллеги.
– Она была на больничном. А сейчас видимо убежала в отдел продаж, пока мы тут кричали, еще полчаса назад собиралась пойти их отругать за что-то.
Я зарычала. Только не хватало мне носиться по корпусам, гоняясь за сотрудниками. Я нажала кнопку вызова лифта, а девушки медленно поплелись на свои рабочие места.
– А она точно пошла в отдел продаж?
– Не знаю, скорее всего, – бросила последняя сотрудница, за секунду до того, как открылся лифт, а сама она скрылась за стеклянными дверями своего отдела.
– Если что, скажите, чтобы зашла ко мне! – крикнула я и громко прорычала, – я сегодня точно кого-нибудь растерзаю! – и, не глядя, впрыгнула в лифт.
Прежде чем делать шаг в кабину лифта, нужно хотя бы посмотреть, куда вы шагаете, и убедиться, что она перед вами. Вы можете провалиться в шахту. В лучшем случае. В худшем, вы все-таки окажетесь в кабине лифта, но можете в кого-нибудь врезаться. Например, в Дьявола.
***
– Вау, – услышала я тихий голос над ухом и поняла, что врезалась носом в чью-то шею. Да что там носом, я с размаху всем телом вписалась в человека, стоявшего в лифте. Даже сквозь его пиджак и рубашку я почувствовала чужое тепло, и ощутила, как меня обдало жаром от макушки до пяток, а в низ живота снова рухнуло горячее нечто, разливаясь и обжигая. Я впервые почувствовала его запах. Он не был ароматом одеколона, он исходил от него, от его тела, его кожи. И от этого запаха к горячему безумию внизу живота добавилась невыносимая свинцовая тяжесть. Две секунды. Все это длилось ровно две секунды, после которых двери закрылись, а я с трудом заставила себя сделать резкий шаг назад. Полшага. Нет, четверть шага. Я подняла глаза. Это был он. Его глаза по-прежнему смотрели на меня одновременно пронизывающе и с иронией, и в этот момент я с удивлением обнаружила, что они…серые? Губы Дьявола кривились в ухмылке.
– Ого. Я уж и забыла, как ты выглядишь, – с трудом выдавила я, пытаясь вложить в голос как можно больше сарказма. Больше я не смогла сказать ни слова. Горло сдавило, и я приоткрыла рот в безуспешной попытке сделать хотя бы вдох. Мы были одни в лифте, а мне катастрофически не хватало воздуха. Возможно, в этом момент я неосознанно воспроизвела взгляд, который так долго и упорно тренировала перед зеркалом. Во всяком случае, я могла представить, что видел он со стороны. Темно-рыжие волосы растрепаны, рот приоткрыт, взгляд устремлен снизу в верх прямо на него. В тот момент в моих глазах отражался, наверное, весь спектр существующих эмоций: гнев, ярость, страсть, смущение и…страх. Оторвать взгляд друг от друга нас заставили открывшиеся двери лифта, который успел привезти нас на первый этаж. Я вырвалась из оцепенения, умудрившись грациозно развернуться и сдержать себя, чтобы пулей не вылететь из лифта.
Я сбегала. В буквальном смысле этого слова. Быстрым шагом, подальше от него, подальше от собственного безумия. Я знала, что он смотрит мне вслед, как и то, что он не станет останавливать меня. Не в этот раз.
***
Если предположить, что все люди по своей природе делятся на волков и овец, задайтесь вопросом, кто вы? Волк или овца? Я была волком, который мечтал стать овечкой. Я хотела стать жертвой, добычей, но всю мою жизнь получалось наоборот.
Вчера я так и не встретилась с Олей, а отдавать документы начальству нужно было уже сегодня, поэтому я носилась как бешеная крольчиха по своему кабинету, собирая все необходимые бумажки, планируя, заглянув к Оле, отправиться прямиком на совещание, не заходя обратно лишний раз.
Я бежала. Бежала по территории, бежала по коридорам. Я не додумалась затормозить на повороте и с размаху врезалась в человека, выходящего из-за угла. Врезалась так, что чуть не сбила его с ног, и упала бы сама, если бы меня не удержали.
– Вот бл…, – я злобно подняла глаза и запнулась, – …блинчик. Конечно, из всех людей, здесь работающих, я могла врезаться только в него. И теперь я стояла, прижатая к нему вплотную, его руки крепко держали меня чуть ниже плеч, а сам он, конечно же, смотрел мне прямо в глаза и ухмылялся.
– Жестко. И долго ты планируешь в меня врезаться? – его губы медленно растягивались в улыбке.
– А долго ты планируешь попадаться мне на пути? – выдохнула я и прищурилась. Я смогла что-то сказать, ого. Я прямо слышала бурные аплодисменты у себя за спиной. Он молчал, улыбался, не отводил глаз и продолжал меня держать. А я не шевелилась, и просто не могла оторвать взгляд от его лица. Ладно, от его тела я тоже не могла отлипнуть, и стояла как вкопанная, пытаясь выровнять дыхание. Я чувствовала, как поднимается и опускается грудь при каждом вдохе и выдохе, как тепло от его тела словно переливается в мое, как по спине побежали предательские мурашки. Не знаю, сколько мы так стояли: несколько секунд, минуту или полчаса, и сколько бы еще простояли, если бы из-за того же самого злополучного поворота на нас не выехала уборщица с тележкой, по ширине, занимавшей чуть ли не весь коридор.
– Так, молодежь, посторонись! – крикнула она громким басом. Не знаю, что произошло сначала: то ли он отпустил меня, то ли я сделала шаг назад, но в следующую секунду я уже бежала прочь, подальше от него, чувствуя, как горит под одеждой кожа в тех местах, где он держал меня.
Я не могла прийти в себя. Все мое тело пробивала мелкая дрожь, которую я успешно скрывала, судя по тому, что никто не косился и ничего мне не говорил. Я держала руки под столом, пытаясь запомнить, что говорит генеральный директор. Если бы я взяла ручку, мои попытки вряд ли увенчались бы успехом.
Перед глазами стояли его ухмылка и пронизывающий взгляд. Я так нуждалась в его взгляде, я мечтала о его руках, губах, теле. Я столько дней провела в мучительном ожидании очередного противостояния взглядов, мне нужно было получить свою дозу. А теперь у меня словно случилась передозировка. Если все мое тело стало практически неуправляемым от обычного столкновения, что же со мной будет, если…