Рос и рос гнев израилев, потому что господствовал Израиль над Ханааном всем, над Финикией, над пустынею Арравы. Много, много земель подмял под себя премудрый Соломон – но не силою, а умением привлекать к себе людей; альтруист и филантроп он был по жизни.

     И собрал Израиль войско, а враг – своё. И сошлись они на поле брани, и я тому свидетель.

     – Пришли мы за своим, ведь некогда тут проживали. – Говорил с израильтянами владыка Азаэль, нециб филистимлян, и ростом он был десять метров.

     – Землю вы свою не отстояли, проиграв сражение. – Отвечали великанам все колена израилевы. – Мы пнули вас по исходу из Мицраима, в далёком прошлом; мы пнули вас и тогда, когда наш прежний царь, Давид сразил вашего хвалёного Голиафа! И Самсон наш вам всем показал, а потому-ка убирайтесь вы подобру-поздорову.

     Четырёхметровыми были все прочие великаны, в сравнении с вожаком их, Азаэлем; но вперёд вышел ещё один, подобный ему и в росте, и в силе:

     – Помнишь ли меня, о царь израильский? – Сверху вниз глядел на Соломона некто.

     – Не знаю, и знать я не желаю. – Со всей твёрдостью отвечал мудрец.

     – Меня, быть может, помнить ты не можешь, – Так повёл свою речь гигант. – Вот только сын я Голиафов, которого Давид убил; мстить пришёл я за отца, и Ангус имя мне.

     – Кто все эти люди? Чего они хотят от нас? – Насторожился я.

     – Иль ты не видишь, о безумец? – Произнёс, вздыхая, Соломон. – Пришла рать по душу израильскую; не будет скоро избранного народа у Бога.

     – Что же, вы вот так возьмёте, и сдадитесь? – Не поверил я ни своим ушам, ни своим глазам. – Тот ли это Соломон, которому я в пояс кланялся? Тот ли это Соломон, чья мудрость прочих всех за пояс затыкала?

     – Похоже, не ведает гость из будущего, кто перед нами: это народы моря, которые овладели железом раньше всех других народов. Семь имён у них: нефилим (падшие), эймим (пугающие), рефаим (духи-мертвецы), гиборим, замзумим, анаким (великаны), авим (опустошители). Прознали, проклятые (будь они трижды неладны), что стал я стар и немощен – не тот уже я, что раньше. Ходил я пред Богом многие лета, подарив народу Израиля рай. Но, вот: ополчились на нас морды вражьи, почуяв слабину мою, точно брешь в воротах.

     – Кажется, они настроены решительно и так просто не отступятся. – Заметил я суровое выражение на каменных лицах набегающих.

     – На всё воля Божья. – Изрёк Соломон. – Бывало время, когда Мойше поднимал одну руку – и одолевал Израиль; поднимал другую – теснили нас сыны мадиамские. Так Господь проверял нас; возможно, нынче то же самое.

     И вышел вперёд сын Соломона, и сразил Ангуса; показал он обидчику, но погиб и сам. Стенка на стенку сошлись евреи и филистимляне, сыны Израиля и сыны Божьи, нефилимы (которые отвернулись когда-то от Бога, возгордившись и позавидовав). Это были потомки тех самых нефилимов, что брали себе силой в жёны дочерей израильских.

     И бился Израиль не на жизнь, а насмерть: много уже пало и с той, и с другой стороны, но держались евреи, как могли; не дрогнули они пред великанами. Сильна, сильна была вера израильская; сейчас уже так в Бога не верят – а если и верят, то это уже какие-нибудь… Совсем. Религиозные фанатики, сектанты.

     – Кровищи-то сколько; жуть. – Ужасался я.

     – Одно из другого вытекает. – Процедило Маленькое Зло, но я не понял, к чему оно сказало эту фразу; истинного значения я не углядел.

     И узрел тот, кто есмь сущий на небе, что устоит Израиль при любом раскладе; и дрогнуло войско филистимское, и гнал Израиль захватчиков аж до самого берега, пока не сбросил в море. И погрозили евреи кулаками, и вернулись обратно.

     Через несколько дней после битвы пригласил меня Соломон к себе для беседы.

     Я боялся, что он сейчас накинется на меня за то, что я не принял участия в кровавой бойне – почва до сих пор не впитала алую жидкость полностью; Солнце до сих пор не всё выжгло с лица Земли.

     Но Соломон был занят чем-то иным: он сидел, и разглядывал глобус, поворачивая его туда-сюда.

     – Знаешь, что это такое? – Кивнул он на тот круглый предмет.

     – Знаю. – Кивнул и я.

     – Ответь мне, только честно: что будет с народом нашим в будущем?

     Такой странный вопрос застал меня врасплох; кто я, чтобы отвечать на него?

     Подумав немного, я сказал, как есть:

     – Народ твой ещё хлебнёт горя, и немало; рассеется он по всей Земле. Их будут преследовать; они будут вынуждены менять свои фамилии. Но уверяю тебя, царь: они никогда не забудут, кто они есть! Они не предадут своего Господа. Да, они не примут одного великого пророка; отринут учение его (которое сплотит большую часть мира). Но они по-прежнему будут блюсти достоинство и честь, и целомудрие до брака; слушать раввинов и ходить в синагоги. Они будут до скончания времён противостоять греху, ежедневно читая книгу всех книг. Они будут соблюдать все традиции и обычаи, что заповедовал им их Бог. Их будут ненавидеть и в лицо плевать: «Ты – вор и грабитель!». Их будут бить, их будут убивать; их будут заживо сжигать в газовых камерах – но выстоят они. Несмотря на всё, с ними будут считаться; в мировой истории бывали случаи, когда сильные мира сего, султанши были вынуждены занимать деньги у еврейских ростовщиков. Бог не оставит их, я обещаю.

     Слушал, слушал меня царь Соломон очень внимательно; дослушав же, по истечению некоторого времени спросил:

     – А будет ли у нашего народа своё собственное государство?

     – Будет. – Отвечал я. – Но прежняя столица наполовину будет заселена иными жителями, которые, дабы лишний раз поглумиться над вами, называют себя палестинцами – в память о филистимлянах, которых вы на днях в очередной раз разбили. Эти палестинцы, не имея никакого происхождения от филистимлян, постоянно будут вставлять вам палки в колёса, и часть земель ваших приберут к рукам. Всю жизнь вы будете, как кошка с собакой, и грызня эта будет до скончания времён… Либо до того момента, покуда не пойдут стороны на примирение, на компромисс, не пожмут друг другу руки.