— Как у тебя дела? Как с учёбой? — спросил он просто ради вопроса, пока обдумывал новую мысль.

— Нормально. Папа говорит, что с такой подготовкой я быстро стану воителем, — похвастался оруженосец. — Рассвет меня очень хорошо учит. А то, что я не понимаю, иногда отрабатываю с Солнцелапом. Я не знаю, как он успевает делать сразу всё!

— А что ещё тебе папа говорит? Он не говорил, что будем делать с бродягами?

— Они с мамой постоянно ругаются насчёт этого, — вздохнул бурый и посерьёзнел. — И с Осеннецветик. Я точно не знаю, но он говорит, что опасно будет идти за границу прямо сейчас. Осеннецветик хочет разведывать и находить логово, а мама, ну… мама как всегда. Она не хочет идти только потому, что Солнцелап и Завитой там чуть не покалечились, как она говорит. Хотя сам Солнцелап очень хочет идти, а с Завитым я не разговаривал.

— Завитой тоже хочет, — заметил Крылатый. — Так Сизокрылая не хочет находить бродяг?

— Она говорит, что можно сделать патрули, но оруженосцы и Завитой должны сидеть в лагере. А мы не хотим. Мам обычно начинает соглашаться с папой, потом ругаться с Осеннецветик, потом с чего-то говорит, что папа о нас не заботится… и пошло-поехало. Ладно хоть она с Ветрохвостом больше не ругается. Ну, когда не пересекается.

— Молнезвёзд всё ещё не хочет ничего предпринимать, но и семью защитить не хочет… сложно как-то, — вслух проговорил Крылатый. — Выходит, он не против, чтобы вы были в патрулях по территории и даже на нейтральной границе, и не делает никаких мер защиты лагеря, но против того, чтобы хоть кто-то ходил за пределы нашей земли. Странный…

— И не говори, — согласился Волколап.

Крылатый хотел было сказать ещё что-нибудь, но заметил выходящую из детской Цветинку и тут же всё позабыл. Кошечка едва держалась на лапах, её ушки поникли, но глаза горели. Мышеуска вышла следом, и те, кто сидел в ожидании новостей, тут же встрепенулись.

— Трое котят, один мёртв. Мать очень слаба, как и двое выживших котиков, — произнесла она без единого намёка на позитивные или негативные эмоции. — В детскую не заходить. Никому.

— Ой, — пискнула Пшеница. — Мёртвый котёнок.

— А Канарейка ведь будет в порядке? — пролепетала Ласка, поднимаясь.

— Всё в лапах Звёздного племени, но мы сделаем всё, что в наших силах. Ещё раз говорю — никому внутрь нельзя, — серая взглянула на небо, затем на котов. — Хотя нет, Ласка, посиди с ней. Ей нужен присмотр опытной королевы.

Бело-кремовая кошка подскочила и с готовностью кивнула.

— Голубика, вам, наверное, лучше пока тоже туда не ходить. Посидите в норе? — мягко, почти жалобно попросила Ласка, и серая тоже встала.

— Без проблем. Удачи тебе там, — кошки соприкоснулись носами, и Ласка исчезла в детской, а Голубика направилась к туннелю из утёсника. Целительницы куда-то отошли, а Пшеница взволнованно повернулась к брату и другу.

— С Канарейкой всё ведь будет хорошо? — почему-то спросила она. Крылатый не на шутку удивился, когда заметил, с каким беспокойством смотрят эти жёлтые обычно весёлые глаза.

— Я не знаю. Нам остаётся надеяться, — вздохнул он. Затем встал, кивнул Волколапу и побрёл в сторону.

«Итак, что у нас имеется…» — подумал он, устраиваясь поудобнее на холодной земле.

С одной стороны, Канарейка. Неделю назад она попросилась прогуляться, привела всех к нейтральной границе, поговорила с неизвестно кем, в результате чего напали на Уткохвоста. Спланированное покушение, засада или случайное совпадение? С кем могла разговаривать королева?

Ответ пришёл сам собой — с Биллом. Если она не знакома с кем-то ещё из бродяг. Билл хитёр, он наверняка всё подстроил. Но есть ли в этом вина Ветряной кошки?

Если подумать, Канарейка смотрела на Уткохвоста с испугом. Да и непохожа она на того, кто будет намеренно заводить соплеменника в ловушку. Или же Билл манипулирует ей настолько умело, что она решилась на этот шаг?

С другой стороны, ситуация королевы сейчас. Мёртвый котёнок, тяжёлые роды. Если она умрёт, что тогда? Может быть, от неё удастся узнать гораздо больше, скажем, применив силу Пшеницы в случае выживания Канарейки.

Далее — Молнезвёзд. С ним тоже ничего не ясно. Кроме того, что он постоянно противостоит своему племени. Странно, очень непонятно.

И, наконец, Цветинка…

Снова подул ветер, а где-то над головой вдруг послышался шум. Грохочущий, перекатывающийся шорох гулкого грома. Крылатый принюхался: непогода была уже совсем близко. Он сидел на поляне почти один, не считая Цветинки, которая куда-то бежала, и Осеннецветик, что следила за лагерем.

С приближением грозы в воздухе копилось уже знакомое ощущение угрозы, неясной тревоги, присущей этой погоде. Уже время от времени сверкали молнии, а через несколько секунд шуршал гром. Тем не менее, дождя пока не было, лишь отдельные крупные капли, подхваченные резкой лапой ветра, подлетали и разбивались о землю. Воители, не понаслышке знающие об опасности весенних гроз, загоняли внутрь любителей поглазеть. Впрочем, многие уже и сами попрятались в норы и кусты, дрожа от страха перед могучей стихией. Крылатый же не мог оторваться от созерцания грозного неба, объемного и гулкого, где перекатывались тяжёлые тучи и то и дело сверкали яркие вспышки с фиолетовым отсветом. Его наполняло странное наслаждение, когда в ушах выл ветер, шерсть трепетала, а по телу пробегала дрожь.

Он очнулся лишь тогда, когда капли застучали чаще, а на него прикрикнули. Особенно мощная молния прорезала небосвод в трёх направлениях, и, дрожа от пробирающего до костей ветра, Крылатый юркнул в первый попавшийся куст прежде, чем снаружи хлынул дождь. Он вовсе не ожидал, что внутри наткнётся на жалкую, сжатую в комочек, дрожащую трёхцветную ученицу.

— Ой… Цветинка? Ты не в целительской? — слегка опешил кот: он ведь ожидал, что лекари будут прятаться в своём надёжном убежище. Та не ответила. — Что с тобой?

Крылатый вздрогнул. Он вспомнил.

«Она ведь боится грозы».

Он сел рядом с ней, но вышло непозволительно близко, отчего кот смутился. Он несколько секунд смотрел наружу, где бушевала непогода и хлестали струи внезапного дождя. Холодок заползал и под ветки куста, но вода не текла — как раз отсюда начинался небольшой подъем к стене лагеря. Крылатый начал погружаться в свои мысли, когда почувствовал, как ученица рывком прижалась к нему, и отвёл глаза, не зная, куда деваться.

— Ой… прости, — она вдруг будто очнулась, поморгала и отодвинулась, но Крылатый лапой подтянул её обратно.

— Ничего, это же я, — он улыбнулся, а внутри всё растаяло при виде слегка расслабившейся Цветинки и её взъерошенной шерстки. Кот мысленно дал себе оплеуху. «Не зазнавайся. Между прочим, вы ещё ничего не решили».

Снаружи показалась вспышка, а затем по пустоши прокатился зловещий хохот грома. Цветинка пискнула, вжимаясь в бок Крылатого, как котёнок, и он обернулся к ней, волей-неволей сворачиваясь вокруг кошки в клубок.

— Ну, тише. Это ведь всего лишь небольшая гроза, скоро пройдет, — залепетал он. «Можно ли мне её так утешать? Могу ли я её погладить лапой, как раньше, или…»

— А-а-а вдруг молния ударит в лагерь, и всё сгорит! — жалобно ответила ему кошечка, снова сжимаясь в комочек, когда снова сверкнуло. Помнится, котёнком она зарывалась в мох подстилки, но здесь не было даже этого, и Цветинка казалась до боли беззащитной.

— Она не ударит, не бойся, — Крылатый наконец несмело поднял лапу и погладил по спине ученицу. — А если даже ударит — вообще-то, это обычно не случается — то мы успеем всех вывести, а дождь затушит пожар.

— А если на пустошах кто-то остался? И в них ка-ак!..

— Нет, все патрули вернулись домой, Осеннецветик проследила за этим, — он продолжал мягко поглаживать, но Цветинка, кажется, только больше напряглась.

— А вот Крикливый нам всегда рассказывал, что если молния ударит, то всё! И ещё он рассказывал, как лагерь затапливало дождем! А мама говорит, это всё правда, — тихо и даже как-то обиженно сказала она.