Я поднимаюсь и сразу начинаю ощущать эту странную слабость в ногах, как перед экзаменом.

Взрослая тетенька, тридцать, мать их, лет!

И все-таки, говорят же, наглость берет города, с чего бы мне не рискнуть? В конце концов, единственное, что я потеряла, – клиентка сегодня на половину одиннадцатого. Не стоит и расстраиваться. В конце концов, вечно красить девчонок, имея красный диплом, – это, ну… Немного не по моим амбициям. Должно же хоть когда-то хоть что-то соответствовать моим вложенным усилиям.

На двери кабинета, на который мне указали, табличка, именная.

Кристина Сергеевна Лемешева, начальник кадрового отдела.

Начальник? Прям сразу для скромной меня? Вот это, видимо, и есть то особое отношение, когда не надо ходить к мелким эйчарам, потому что на тебя обратил внимание аж владелец корпорации.

Я иду и стараюсь не запутаться в своих все еще боящихся ногах. Заставлять эйчара ждать – идея неважная. Заставлять ждать начальника кадрового отдела – идея с замашкой на суицид.

Ну, я уже говорила же: в конторы такого типа даже уборщицами устраиваются через друзей. А кто у меня тут друг? Ветров?

Ха-ха! Три раза!

Он бы, наверное, даже трех раз бы не посмеялся.

Мир тесен. В кабинете меня ожидает не кто-нибудь, а та самая Кристина, которая выходила к Ветрову. Я мужественно ей улыбаюсь, в уме отклеивая ярлык, приклеенный в ресторане. В конце концов, ну спит она с Ветровым – это её беда. Я ей даже сочувствую по этому поводу.

– Присаживайтесь, Виктория, – Кристина хладнокровно указывает мне на кресло у её стола.

Таких кресел два, в одном сидит высокий худой мужик в поблескивающих очочках. Без бейджика. Судя по взгляду и осанке – какой-то начальник.

– Это Николай Андреевич, директор переводческого отдела, – тем временем спокойно улыбается мне Кристина Сергеевна, – он будет вас аудировать.

Черт, я не успела еще устроиться, а уже ощущение, что меня вызвали на ковер… Но это просто аудирование. Это то, что мне вполне по силам.

– Ну что ж, приступим? – и почему улыбка Кристины мне кажется будто бы кровожадной?

Аудирование – штука, в общем-то, несложная. Другое дело, что на предыдущем месте работы – и единственном месте, где я вообще работала переводчиком, – собеседование отличалось от этого не на класс. На десять полных классов средней школы. Поэтому у меня сейчас тряслись пальцы, поджилки и вообще – все. Внутри!

Снаружи же – обаятельная улыбка, пальцы, переплетенные на коленях, и мелодичный, сладкий японский язык, обволакивающий мои мысли.

Поначалу вопросы стандартные: расскажите о себе, кем себя видите через пять лет в нашей компании, как справляетесь со стрессом и волнением…

Я знаю прекрасно, что особенно эта информация Николаю Андреевичу ни за чем не пригодится, кроме моей оценки как сотрудника и как переводчика.

Я действительно хочу эту работу?

Я – очень хочу. Очень-очень-очень, можно продолжать до вечера, и то не опишешь, как я хочу эту вакансию. Фортуна, решившая подбросить мне в кои-то веки что-то толковое, – леди непостоянная, вряд ли подобное предложение мне еще поступит в ближайшие пять лет.

Вот реально, это тот случай, когда ты согласен почти на все – на переработки, на сверхурочные, на посредственных коллег, хотя нет, я не верю, что тут держат подобных. По ощущениям от «допроса», который мне устраивает сейчас Николай Андреевич, – сюда вообще берут только японцев, выучивших русский. Хотя владение языком у моего будущего непосредственного – превосходнейшее. Я даже немного завидую.

Про работу мне рассказывать не очень хочется – небольшой опыт, не та должность, о которой следует рассказывать в крупной компании. Но… Но это хотя бы какой-то опыт. До этого несчастного, закрытого сейчас на ремонт музея у меня был опыт только переводов текстов на биржах фриланса.

Когда я совершаю чистосердечное признание, что лингвистического образования у меня как бы нет – у Николая брови взлетают чуть не до уровня роста волос.

– Где же вы учили язык? – удивленно спрашивает он, и интонации у него чуть менее бесстрастные, чем были до этого.

– Самостоятельно, – я чуть пожимаю плечами. Николай же смотрит на меня недоверчиво. Ну да, самоучка… Обкуренная, долбанутая самоучка, которая нарочно выбрала себе один из сложнейших языков для изучения, просто потому что легкие задачи были совсем не про неё.

– У вас отличное произношение для человека, который обучался сам.

– Мне немного повезло в этом вопросе, – я позволяю себе легкую улыбку, – мне достался японец в наставники.

Точнее, новоиспеченный муж моей подруги, её же тренер, приехавший к ней из Японии, пять лет назад не выдержал того насилия над его барабанными перепонками, которое я тогда совершала своим адским акцентом.

Выправлял. Мучился. Педагог, как и тренер, из Акура Йошито вышел чрезвычайно жесткий, но безумно крутой.

– Вы мне сейчас не сказку рассказываете? – Николай смотрит на меня с любопытством. – При самостоятельном изучении добиться первой категории по Нихонго норёку сикэн2…

– Второй, – поправляю я, максимально осторожно перебивая будущего начальника, – экзамен на первую я собиралась сдавать в этом году, но категория мной еще все-таки не получена.

– Не уверены в знании иероглифики? – уточняет Николай. – Потому что понимание при аудировании у вас прекрасное.

– Уверена, – вздыхаю я, – читаю я тоже хорошо, но в прошлом декабре у меня не было лишних денег на экзаменационный взнос. Я ждала июля.

Увы, две тысячи рублей для некоторых – это деньги, да. А взнос на экзаменацию по первой категории обошелся бы мне примерно во столько. А под прошлый Новый Год заболела мама. Все свободные деньги пошли на её процедуры.

И потом…

Я же не знала, что у меня будет это собеседование столь внезапно. И да, за эту несчастную вторую категорию мне немного стыдно, будто за облупившийся лак на ногтях. Я же понимаю, что Рафарм на второй сорт размениваться не будет.

Одна надежда – на то, что мои практические навыки по каким-то волшебным причинам будут оценены высоко. Выше, чем у остальных соискателей.

– Наш разговор, кажется, зашел на личное поле, – замечаю я со слегка виноватой улыбкой.

– Меня здесь интересуют только ваши языковые данные, – ухмыляется Николай, – так что не волнуйтесь, госпоже кадровому директору я об этой нашей вольности не расскажу.

– Arigatou gozaimasu3, – сдержанно благодарю я. На самом деле – перед эйчарами лучше этим не палиться. Ну, если верить форумам в интернете.

Николай кажется вполне искренним. И слово «кажется» тут не уместно, Николай и вправду выглядит настроенным весьма доброжелательно.

Приятный мужик. И под его начальством работать внезапно хочется. Да, первое впечатление может быть обманчивым, а моя интуиция – это не то, на что можно положиться. Ну, Ветрова же она в свое время сочла очень приятным юношей.

– Расскажете мне о коллективе, с которым я буду работать? – я все-таки стараюсь вернуть разговор в деловую стезю.

– Коллектив в меру слаженный, – Николай кивает, и никакого возмущения в его лице я не вижу. Это хорошо. Это обнадеживает. Если он не испытывает никакого негатива на мысль, что я буду работать с его коллективом – значит, я зря заморачиваюсь насчет всего остального. – Но имеются свободные единицы, поэтому иногда нам приходится перерабатывать из-за срочных переводов. Нам обещают, что закроют свободные вакансии и количество авралов снизятся, но это вряд ли произойдет в ближайшее время. Так что будьте готовы, Виктория, к тому, что работы мало не будет.

– Я уже готова, – я чуть улыбаюсь, – особенно если сверхурочные хорошо оплачиваются.

– О, не волнуйтесь, весьма неплохо, – Николай менее формально, чем до этого, округляет глаза, намекая, что размер сверхурочных действительно достойный и компенсирует весь моральный ущерб за переработки.