Пролог

— Нет, — упрямо проговариваю я в пустоту, пытаясь восстановить ритм сердца самого дорогого мне человека, единственного из родных, кто остался у меня на этой земле.

Тени уже близко. Я их узнаю, и мне становится страшно, но не за себя, а за моего деда, который лежит, распластавшись на операционном столе.

— Всё, — говорит мне шёпотом ассистент.

— Нет, — упрямо возражаю я, продолжая производить до автоматизма заученные реанимационные действия.

Я чувствую смертельный холод со всех сторон. И улыбающегося деда в углу, он машет мне рукой на прощание, собираясь покинуть этот мир и… меня.

— Ты не уйдёшь, — глотая слёзы, проговариваю я и начинаю что-то шептать на незнакомом мне языке, слова складываются в предложения, а я понимаю весь смысл: я словно бы пою о жизни, пытаясь вдохнуть в мёртвое тело энергию.

Без надежды и понимания, просто как знания, только что пробудившиеся — Тени щерятся, шипят, но отступают, и приборы показывают нарастающие жизненные показатели. Он будет жить! Я это точно знаю. Отхожу от стола, и меня хлопают по спине со словами благодарности и хвалы.

Не могу унять дрожь в руках. Толкаю двери операционного отделения и быстрым шагом удаляюсь по коридору.

— Джоанна! — слышу чей-то голос.

Не оборачиваюсь. Меньше всего мне сейчас хочется с кем-то взаимодействовать. И это не презрение. Я боюсь сорваться, боюсь причинить другим дискомфорт. Хотя это так просто вроде бы — накричать на другого, сорваться на злобу, вылить весь негатив на чужую голову… Но я так не могу. Пусть уж будет хреново только мне одной. Еле сдерживаюсь, чтобы не перейти на бег. Хотя уже… Спешу в душ, наскоро раздеваюсь, вставая под упругие, горячие, успокаивающе бьющие по телу струи. Вода отрезвляет, и я понимаю, что сейчас со мной произошло то, что откатило годы терапии и приёма лекарств назад. Меня трясёт словно в лихорадке. Это случилось опять. Как в детстве. Когда я видела то, что другие не видели.

Ребёнок не осознает, что с ним что-то не так. Он думает, что всё, что с ним происходит — это естественно, так же как и солнце, мамина улыбка, папины блинчики, зависть к кукле подружки… Я тоже думала, что присутствие некоторых вещей в моём маленьком детском мирке — это то, что происходит и с другими. И когда я научилась более или менее сносно говорить, то сказала своим родителям о присутствии в моей жизни таких странностей. Они были со мной всегда, сопровождая почти во всех жизненных моментах. Почасту беседовали, сменяя друг друга бесконечной вереницей. Почти все из них были добры, рассказывали о своей жизни. Я их называла «друзьями». Однако меня посещали и те, из-за которых моё сердце выскакивало из груди, они откровенно пугали, рассказывали об ужасах и… смерти. Я стала говорить об этом родителям, которые к десяти моим годам забили тревогу и начали меня лечить, возя по всей стране к лучшим врачам. Я дважды лежала в психиатрической больнице и чудом осталась жива и смогла социализироваться. Меня как будто кто-то хранил: я чётко знала, что и как мне надо ответить, чтобы в очередной раз не оказаться в «юдоли печали». И я начала ощущать себя особенной, ведь со мной происходило нечто, что другим было недоступно. А затем к годам четырнадцати всё резко прекратилось. И заставило меня осознать то, что всё, что было со мной, было бредом, рисунком воспалённого мозга и моим раздутым самомнением. «Друзья» перестали являться мне, и жизнь потекла своим чередом. Как у всех. Я блестяще окончила медицинскую академию, несколько лет интернатуры, и вот я уже хирург. Скажите, что же меня подвигло заниматься, можно сказать, чисто мужской профессией? Отсутствие страха. Я не испытывала страха. Вообще. Поток мыслей иссяк, когда я вышла из душа. Самое главное то, что сейчас был прооперирован мой дед. Мы долго не могли решиться на операцию. Старость, болезни… Но, когда я видела его анамнез, просмотрела анализы, вдруг поняла, что всё будет хорошо, но смогу совершить это чудо только я. И вновь оказалась права: он жив, находится под наблюдением и через некоторое время поедет домой. И это самое важное для меня.

Инквизитор поневоле

Дино стоял в зале Цитадели и мрачно, исподлобья смотрел на каждого из сидящих за большим круглым столом. Ангелы переглядывались между собой. Атмосфера в большом помещении медленно накалялась. Молчал Ангел, молчали и чиновники.

— И что с тобой делать, позволь спросить? — в сердцах вскрикнул седовласый старик, в его голосе чувствовалась фальшивая забота.

Но Дино это не могло обмануть, он давно уже не верил ни во что хорошее, особенно если это касалось его собратьев — Ангелов, а тем более проговаривалось таким «отеческим» тоном.

— Посмотри на себя, — продолжил старик, — ты одет, как типичный… человечишка, твоё лицо побито, и ты все ночи проводишь… прости Шепфа, в местах, о каких говорить здесь значит осквернять это Святое место…

На этих словах Дино прорвало.

— Вы, — начал он, и его голос дрожал от еле сдерживаемого гнева, — Вы — те, кто называется Ангелами, те, кто одним своим существованием может облегчать участь десятков тысяч себе подобных, а о людях и говорить нечего, никто из вас ничего не делает из того, что должен, вы зарылись в канцелярии, в бумагах, в казуистике, выискивая в простых законах сложный смысл, вы уничтожили Мальбонте, Люцифер ушёл в Ад и закрыл его, даже Демоны не хотят иметь ничего общего с нами, вы убили Вики…

— Поосторожнее, юнец, — поднял голову Архангел Гавриил и посмотрел на онемевших присутствующих.

— Я долго молчал, больше не хочу, вы позволили убить Вики, вы могли бы оставить её живой… — его голос дрогнул. — Могли…

— Она не сдалась, даже когда мы… хм… убрали Мальбонте, её взгляды и личность увлекли бы за собой больше половины небесных существ…

— Возможно, она была права… — возразил упрямо Дино.

— Тише, мальчик, — старик говорил спокойно, но в его голосе чувствовалась угроза. — Ты себе наживёшь ещё больше врагов…

Древний Ангел как будто добро воззрился на Ангела, но Дино всё понял.

— Ты же понимаешь, что и ты под подозрением, раз дружил с Вики, — продолжил он, рукой осаживая Гавриила, который вознамерился уже что-то сказать.

— Да мне всё равно, хоть убейте, — с мрачной усмешкой проговорил тот.

— Зачем же? — старик противно осклабился, обнажая ряд гнилых зубов.

Дино чуть не стошнило.

— Тогда почему я здесь? — совершенно ровным тоном проговорил молодой мужчина.

— Ты призван службу сослужить…

— Что? Пойти туда, не зная куда, и найти то, не знаю что? — парень откровенно насмехался.

— Зря смеёшься, щегол, — презрительно сказал Гавриил.

— И что мне за это будет? — широко улыбнулся Дино, и его лицо чуть перекосило от боли, он затронул свою разбитую губу.

— Своим поступком ты оправдаешь все свои огрехи и неблагонадёжность, восстановишь репутацию перед Цитаделью и… — Гавриил противно хихикнул. — И поможешь своему отцу.

Дино напрягся, слова были точны, как удар под дых, Ангел не выдержал и весь как-то сдулся.

— Мой… отец… умер, — медленно расставляя слова в предложении произнёс он.

— Ты уверен? — елейно улыбаясь, прохрипел довольный произведённым эффектом от своих слов Архангел.