В 1854 году уходит из жизни В. Н. Щеглов. Он после себя оставляет организованное мирянское духовное движение с общим центром и схожим образом жизни в общинах. После старца Василия у руководства движением становится Анастасия Кузьминична Керова-Шувина. При ней традиция беседничества охватила всю северную часть Самарской и многие соседние губернии: Оренбургскую, Пензенскую, Симбирскую, частично – Саратовскую. Как оценивало руководство РПЦ, в 1880-х годах общая численность православных, находящихся под влиянием беседников, превысила 100 тысяч человек.

Еще при старчестве В. Н. Щеглова проявились таланты Анастасии Кузьминичны: в селе Большая Раковка при ее участии в 1850 году возникла келья по образцу дивеевской общины. Однако долго «жить в свободе» не пришлось. Через несколько лет руководство епархией назначило в общину официальную настоятельницу – Анну Ивановну Кадышеву. По-видимому, отношения между ней и Керовой были напряженными, но вполне приемлемыми. Тем не менее из-за особого почитания Керова была вынуждена удалиться из монастыря в потаенную келью. Но люди продолжали тянуться к ней и туда. В 1862 году община была официально утверждена указом Святейшего Синода. С 1871 года должность настоятельницы занимала манатейная монахиня Анатолия (Тейс), принявшая в этом же году полный постриг в Иверском монастыре. По-видимому, у этой настоятельницы сильно испортились отношения с Керовой. Из-за доносов завистников и недоброжелателей Анастасия Кузьминична была обвинена полицейскими властями в сектантстве.

Здесь мы видим, по сути, повторение истории, произошедшей ранее с отцом Серафимом: также у отца Серафима было недопонимание с настоятелем, почитание отца Серафима как старца, удаление старца в отдельную келью вне монастыря… Итак, вновь обострился «экклезиологический конфликт» – как дальше строить духовную жизнь, в официальном монастыре или в неофициальной общине? Вновь новое иночество конфликтует со старым. И здесь, как и в случае отца Серафима, выбор был сделан в пользу общины. Но этот выбор также был сопряжен с лишениями и испытаниями.

В 1880 году ложные доносы и обвинения привели к тому, что беседниками пристально занялся правящий епископ Гурий, он по обвинениям в сектантстве отлучил Керову и ее 73 ближайших сподвижника от церкви. Керова отправилась к епископу Гурию и упала ему в ноги. Он сам составил текст ее покаяния. После этого запреты были сняты, но Керова была вынуждена согласиться принять в 1897 году постриг с именем Мария. Позже она была сослана в негласную церковную тюрьму – монастырь в Суздале, где и окончила свои дни.

После этих драматических событий публичная активность беседников снижается. И хотя епископ Гурий и признал позже, что поступил с ними несправедливо, исправить уже ничего было нельзя. Беседники фактически уходят в подполье…

Беседники не разрывают с православием, но в подпольном положении становится возможной лишь стратегия духовного выживания, а не открытой широкой миссии. Со временем численность беседников заметно снижается. Они сохраняют свои основные принципы и правила жизни: преемство старцев, духовные беседы, двухразовое питание и т. д. Мы не будем сейчас подробно останавливаться на истории беседничества в XX веке[7]. Скажем лишь, что движение пережило революцию и годы советской власти. Географический центр беседничества менялся вместе с перемещениями старцев из города в город и сейчас находится в селе Красные Ключи Похвистневского района Самарской области. В 90-е годы XX века беседники, ведомые девятым беседническим старцем и рукоположенным священником Русской православной церкви отцом Павлом Алексахиным, выходят из своего полуподпольного положения и активно занимаются распространением и апологетикой собственного образа жизни…

Итак, в нашу задачу входило очертить круг мирянских общин, в центре которого в историческом, географическом и духовном смысле стояла фигура преподобного Серафима Саровского. Можно сказать, что от того времени и тех обстоятельств жизни перекинут мост в современность. Понятно, что это не единственный опыт общинной жизни, но освящение этого опыта одним из самых чтимых и светоносных святых Русской православной церкви вынуждает нас пристальнее всмотреться в него и поставить уже вопросы живущим сегодня.

Что этот опыт значит для нас? Какие уроки можно извлечь из него? Была ли рецепция этого опыта в церкви?.. И т. д.

Книга Деяния апостолов (Деян 6:1–6) повествует нам о том, как были выбраны семь дьяконов, задачей которых было «пещись о столах», чтобы дать возможность апостолам сосредоточиться на служении слова Божьего. Перед этим у т. н. эллинистов «произошел ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей».

Судя по всему, в древней церкви дьяконское служение (т. н. «служение столам») заключалось в том, что дьяконы занимались перераспределением продуктов (материальных средств, как бы мы сейчас сказали) между нуждающимися. Поскольку в общине христиан в то время было «общение имуществ», были жертвователи и были нуждающиеся (вдовы, инвалиды, многодетные и т. д.), доверить столь ответственное дело (перераспределение) абы кому было нельзя, нужны были люди, зарекомендовавшие себя честностью и неподкупностью. В настоящее время дьяконское служение, как правило, исчерпывается своей изобразительно-символической функцией во время богослужения. А подлинное «служение столам» выродилось либо в подаяние милостыни нищим при храме (или кормление бездомных), либо его вовсе вынесли за пределы христианского собрания и свалили на плечи благотворительных организаций и государства.

Можно ли в настоящее время возродить «служение столам» и как это могло бы выглядеть?

Если взять нормальный среднестатистический приход, то такому возрождению мешают, кроме собственно обычного нежелания христиан жертвовать, по большому счету две вещи.

Во-первых, это то, что дьякон сейчас не выбирается, а назначается (рукополагается) по сути без всякого «аминь» собрания. Проверить его честность и неподкупность не представляется возможным. Часто дьяконы – люди безработные или сами нуждающиеся. А значит, искушений взять чужое у таких людей может быть больше. К тому же никто и не ожидает, что дьякон будет заниматься чем-то еще, кроме участия в богослужении.

А во-вторых, и это, пожалуй, главная проблема, границы прихода размыты: сегодня пришел один, завтра другой. Всех не прокормишь. И такая открытость прихода, с одной стороны, дает свободу прихожанам и некоторую защищенность от манипуляций (всегда можно уйти или сменить приход, по крайней мере в крупных городах), а с другой – порождает безответственность и бездеятельность. При этом у прихода есть и другие финансово-административные заботы: содержание храма, выплаты в епархию…

Организованная систематическая финансовая помощь могла бы быть в общине (или евангельской группе, название в данном случае не принципиально). Коренное отличие общины от прихода заключается в том, что у общины есть более-менее фиксированные границы, люди друг друга знают, могут выбрать из своих рядов человека, которому можно было бы доверить деньги… Понятно, что «служение столам» не может быть центральным служением общины. Все-таки центральное служение – это несение слова Божьего в мир, жизнь по воле Божьей, обретение духовного призвания… Но, если в общине есть бедные, можно ли говорить, что в этой общине есть любовь? В церковном собрании не должно быть бедных. Естественное проявление христианской любви – это поделиться от избытка сердца своим. Поэтому, если церковь, община – это духовное воинство, то в таком воинстве люди, несущие «служение Слова», – это авангард воинства, а несущие «служение столам», – арьергард, но без арьергарда выживаемость всего воинства выглядит весьма сомнительно.