Или есть упоминание 18… года об общине в Ардатове. В частности, говорится о наставлении отца Серафима начальнице общины матери Евдокии.

Наконец, есть свидетельство 1802 года о беседках в селе Большой Урень Симбирской губернии. Анна Андреевна, руководительница общины, рассказывает о посещении отца Серафима и настоятеля Пахомия. Также сохранилось свидетельство 1810 года, в котором речь идет о помощи уренской общины дивеевским сестрам по просьбе отца Серафима.

Возможно, есть и другие свидетельства. Но даже этого достаточно, чтобы сказать, что создание малых общин келейниц было сознательным усилием со стороны саровских старцев, по крайней мере до того времени, пока игуменом Саровского мужского монастыря не стал Нифонт. Более того, скорее всего, опыт организации общин келейниц в разных местах России был использован отцом Серафимом и при разрешении вопроса о том, на каких принципах строить новую дивеевскую общину сестер.

В 1794 году умирает наставник и, по-видимому, духовный друг отца Серафима игумен Пахомий[3]. Вскоре в Дивеево меняется настоятельница, ею становится Ксения Михайловна Кочеулова, довольно строгая и даже властная женщина, придерживающаяся жестких взглядов на устроение совместного духовного жительства. При ней у сестер вводится суровый устав Саровского монастыря с тяжелыми ограничениями в пище. Отец Серафим иронично называл ее «духовным бичом». Отец Серафим уже тогда известен как старец, но вряд ли можно говорить о его взаимопонимании с монахами мужского Саровского монастыря. Ему предлагают быть настоятелем монастыря, но он не только отказывается, но и более того – удаляется в т. н. ближнюю пустыньку (5–6 км от монастыря) на пустынножительство.

По-видимому, в это время перед отцом Серафимом со всей остротой встает выбор: либо продолжать свою духовную жизнь исключительно в монастырских рамках, либо перенести акцент в своём духовном внимании на женскую общину сестер, опекать которую его просила мать Александра. Не отрекаясь по форме от первого варианта, он, по сути, выбирает второй. Но этот выбор сопряжен с новыми трудностями и искушениями.

В 1806 году братия Саровского монастыря избирает игуменом отца Нифонта. При нем саровцы перестают заботиться о сестрах в Дивеево, а отец Серафим прекращает старческое попечение о братии. Со временем из дивеевской общины убыло сорок сестер. У отца Нифонта и большинства монахов, по-видимому, сложились сложные отношения с отцом Серафимом. Возможно, в лице него братия чувствовала незримый упрек в отходе от первоначальной простоты. Отец Серафим был монах, и другим монахам его поступки могли показаться слишком свободными и искусительными. Он носил простую, «мирскую», а не монашескую одежду, имел много общения с «мирскими» людьми, мог пойти наперекор принятому стилю жизни в монастыре… Конечно, он чувствовал свое особое призвание, но, возможно, в то время оно еще недостаточно выявилось и он сам еще не был готов к тому, чтобы полностью ему отдаться.

Так или иначе с 1807 по 1810 год отец Серафим – молчальник в пустыньке. Но братия монастыря, видимо, не может спокойно смотреть на то, что отец Серафим живет вроде бы рядом, но при этом как бы отдельно от них. В 1810 году отец Нифонт собирает монастырский собор, на котором принимается решение вернуть отца Серафима из пустыньки обратно в монастырь. Отец Серафим вынужден подчиниться этому решению, но вернувшись в монастырь, он тут же уходит в затвор и таким образом сохраняет свою отделенность.

В 1813 году отец Серафим открывает двери своей кельи, но, в основном, для мирян.

В 1821 году происходит исцеление помещика Михаила Мантурова, которому отец Серафим говорит: «Первого тебя врачую». Наступает новый этап служения отца Серафима. Ман-турову поручается строительство мельницы и материальное попечение о дивеевских сестрах. В результате к 1825 году количество сестер вновь увеличилось до пятидесяти. В это время Божья Матерь благословляет отца Серафима выйти из затвора, и он получает от игумена Нифонта разрешение удалиться в лес. Постепенно к отцу Серафиму начинают ходить дивеевские сестры, в том числе настоятельница дивеевской общины Ксения Михайловна. При этом Ксения Михайловна проявляет недолжное упорство и отказывается изменить устав общины на более мягкий. И сам отец Серафим со всем его духовным авторитетом не мог с ней справиться. Однако он не идет на то, чтобы отстранить Ксению Михайловну от настоятельства или разрушить сложившуюся общину. Принимается другое решение – о создании новой общины.

В 1827 году создается независимая от Ксении Михайловны Мельничная община, в которую из прежней (Казанской) общины переходят восемь сестер. Старшей в общине назначается Елена Мантурова, родная сестра благотворителя Михаила Мантурова. Эта новая община становится основным детищем отца Серафима. В ней вводится облегченный, как бы мы сейчас сказали, либеральный устав, короткое молитвенное правило. Благословляется более частое причастие (во все посты и двунадесятые праздники), снимаются ограничения в пище: есть можно сколько угодно и когда угодно (понятно, что в общецерковных канонических рамках). В 1829 году участок земли, где проживают сестры Мельничной общины, обрывается канавкой. Кто был в Дивеево, знают, какое значение до сих пор придается там этой канавке и сколько мифов с этим связано. Например, в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» говорится, что антихрист до канавки дойдет, но канавку не перейдет. Наиболее адекватное толкование этого места заключается в том, что антихрист – это лжеученик отца Серафима монах Иоа-саф, который решил себя объявить духовным наследником отца Серафима. Как раз, когда он вознамерился взять верховенство в дивеевских общинах, Казанская община сдалась и приняла его руководство, а Мельничная, находившаяся за канавкой, не подчинилась ему, а наоборот обличила обманщика.

При этом, по-видимому, напряженные отношения между дивеевскими сестрами и монахами Саровского монастыря сохраняются. Так, есть свидетельство о том, что монахи обвиняют сестер в краже кряжей. Кроме того монахи, видя, какое количество народа посещает старца, испытывают к этому духовную зависть. Так, один из монахов, увидев людей, ищущих отца Серафима, не без отчаяния произнес: «Зачем вы его ищите, здесь все Серафимы».

В 1831–1832 годах после исцеления и других духовных событий в общее общинное дело активно включается помещик Николай Мотовилов, который скоро становится главным покровителем и питателем сестер (видимо, потому, что средства Михаила Мантурова к тому времени уже иссякли). А старшей на Мельнице назначается Прасковья Степановна.

В 1833 году земная жизнь отца Серафима прекращается. К этому моменту в Мельничной общине уже семьдесят три сестры.

Одним из главных духовных завещаний отца Серафима сест-рам дивеевских общин был наказ хранить дух мира, евангельской простоты и свободы, который отец Серафим всячески стремился возгревать. Мы бы сейчас назвали такой образ веры христоцентричностью, когда в духовной жизни акцент делается на «жизни по Писанию, а не по преданию» в том смысле, что «предание» во всей его полноте как бы приглушено, и на первый план выступает Писание со всей мощью прямого, а не аллегорического действия… Отец Серафим говорил, что после него не будет у дивеевских сестер отцов. Он не был сторонником институционализации общин, понимал, что институционализация – это новая зависимость и новое возможное рабство. Как и апостол Павел в Послании Галатам, он открывшийся образ новой жизни ставил выше прежних, пусть и традиционных образов. Слова Павла галатам: «стойте в свободе», не дайте никому себя закабалить под разными благовидными предлогами, – вполне применимы и к дивеевской ситуации. Открывшееся новое иночество было как будто новым и по отношению к прежнему, традиционному монашескому иночеству. Не случайно саровские монахи не понимают и не принимают его, ведь это новое иночество обличает и их со всеми их степенями посвящения, неудобовыполнимыми монашескими обетами, суровой аскезой и особой монашеской романтикой… Когда-то, в ранней церкви, монашеское движение было мейн-стримом христианства. Монахи, уходя в пустыни и пещеры, стремились сохранить там евангельский дух и образ жизни, во многом противопоставляя свою жизнь жизни имперской церкви, соединившейся с государством и подчинившейся ему. Но со временем и в самом монашестве вторичные пласты предания закрывают сердцевину евангельского откровения, а потому церковь нуждается в новом иночестве. Еще рано говорить, что она освободилась совсем как от имперского пресса, так и от клерикалистского церковного самосознания.