Где прикорнуть любил он, на беду

Простор предпочитая стенам спален.

Смерть короля нелепая смутила

И опечалила всех Дании сынов.

Великодушным был он, благородным,

Дворянством чтим, любим своим народом,

Был справедлив в делах и в меру строг.

Соседей грозных усмирить он смог.

Он подарил нам мир и дал закон.

Открыл пути морские с трех сторон.

Свет не видал мудрее короля.

Да будет пухом Гамлету земля!..

За принцем выслан был гонец нарочный

В Германию, в неблизкий Виттенберг,

Где Гамлет-младший изучал науки,

Чтоб сына о кончине известить

Отца и короля, чтоб поспешил

Вернуться в дом ко дню великой скорби.

Ольгред:

– Ты был при нем?

Горацио:

– Я с малых лет при нем

Наставником приставлен королем.

Деля с ним радости и все невзгоды,

Почти сроднились мы за эти годы.

Он доверяет мне как никому.

Ольгред:

– Я что-то не завидую ему.

Такому другу я бы не был рад.

Горацио:

– Мы больше, чем друзья. Он мне как брат.

Я понимаю ваши подозренья.

Расчетливость – не повод для презренья.

Предавшись вам, его не предаю:

Во всех делах за Гамлета стою!

Служа наследным интересам принца,

Готов я в ад сойти – с чертями биться!

Ольгред:

– Оставь для Папы клятвы про запас

И лучше просто продолжай рассказ.

Горацио:

– Свершив обряд над королевским прахом,

Все сорок дней храня печальный пост,

Весь двор стенал и пребывал в унынье,

А пуще всех, конечно, юный принц.

Любил отца он искренней любовью,

Как только может сын отца любить.

Вдвойне больней любовь нам хоронить,

Коль безответною она осталась.

Был воином король наш, храбрецом,

Но, что скрывать, бесчувственным отцом.

Держал он Гамлета на расстояние,

Вниманием своим не баловал,

Не поощрял за явные успехи,

А за проступки был ни в меру строг

К родному сыну – это ль не порок:

К ребенку проявлять жестокосердье?

Чем больше мальчик проявлял усердье,

Стараясь одобренье заслужить

Отменным прилежанием в учебе

И явной доблестью в военном деле,

Тем более казался равнодушным

Отец к нему, увы! Но, вместе с тем,

Он словно ревновал его к успехам,

Он словно видел некий в нем порок,

Для остальных завесой тайны скрытый, —

И сына гнал немилостями прочь!

Достойной признавал отец лишь дочь –

Принцессу Хедду, рыжую малышку —

Своей любви небрежной и скупой:

Брал на руки любимицу порой,

Смешил, ласкал и в щечки целовал,

И «солнышком весенним» называл…

А Гамлет, что отца боготворил,

Забившись в угол, горько слезы лил!

Ольгред:

– Как трогательно. Только не пойму –

Издалека ты начал, и к чему

Ведешь рассказ пустой и многословный?

Что дела мне до чьих-то детских слез?

Ты мне доклад или роман привез,

Что на досуге сочинил? Коль так,

Вот, получай еще один дукат –

И с тем иди! Достаточно с меня

Слезливого, но бойкого вранья.

Ольгред швыряет еще одну монету.

Горацио:

– Казалось мне, милорд, что интересна

Должна быть вам история семейства,

Что правит Данией, поскольку вы

Сейчас на грани мира и войны?

Не так ли и на шахматной доске,

Когда исход игры на волоске,

Оценивают шансы наперед

Фигур враждебных – кто кого побьет,

Вникая в диспозиции детали,

Чтоб сделать ход, которого не ждали?

Ольгред, возмущенно:

– Ты вздумал поучать меня, Горацио?!

Звучит насмешкой менторский твой тон!

Меня ты спутал с Гамлетом?

Горацио, изображая испуг:

– Пардон!

Прошу простить бестактный мой вопрос!

Я до советов мудрых не дорос.

Я не учить пришел к вам, а учиться,

Просить совета, помощи, защиты

Для Гамлета, чьи попраны права!

Ольгред:

– Так дело говори, а не слова!

Наслышан я про Гамлета вполне:

Пожар в душе и ветер в голове.

Горацио:

– То видимость, – понять его не просто, —

Защитный панцирь, грубая короста.

Он многолик, изменчив, как Протей:

То вдруг жесток, то нет его добрей,

То день и ночь готов зубрить трактаты,

То – шасть в трактир, где шлюхи лишь да каты,

Уйдет в разгул, напьется, ищет драки…

Ольгред:

– Вот это принц! Похоже, что не враки

Те слухи, что уже дошли до нас,

Мол, Гамлет дуэлянт и ловелас,

Картежник и отпетый богохульник,

Глупец непроходимый и заумник,

Мот, совратитель, ушлый прохиндей,

Бесчестный врун и мерзкий лицедей?

Горацио:

– Есть доля сходства в жутком сем портрете –

Не ангел он. Но и не черт, поверьте!

Уж я-то знаю Гамлета натуру:

Коль сделает недоброе, так сдуру.

Но в глубине души алмаз блистает,

Что сам себе, увы, цены не знает.

Все беды Гамлета от раны в сердце,

Что получил наш принц в несчастном детстве.

Любви отца ему недоставало.

А мать, напротив, слишком баловала.

Но чем могла его утешить мать –

Прижать к груди и вместе порыдать?

Ведь женщина, хоть трижды королева,

Зависима от ласки и от гнева

Супруга и, как всякая жена,

Во всех делах ему подчинена.

Один лишь дядя выступал открыто

На стороне племянника, когда

Тому грозила от отца беда.

Был к Гамлету он милостив и, мнилось,

Была порой чрезмерна эта милость.

Но принц на эти ласки только злился

И почему-то дяди сторонился.

Как пасынок он жил в наследном замке.

Любви отца добиться он не смог

И сердце – вдруг – захлопнул на замок.

Стал нелюдим, строптив и непослушен,

К угрозам и посулам равнодушен —

И под конец до дерзости дошел.

Он словно радость черную нашел

В том, чтобы злить отца. Порой казалось,

Что наш малыш и впрямь свихнулся малость,

Как будто бы в него вселился бес…

Ольгред, прерывая нетерпеливо:

– Немало поработать надо бесу,

Чтоб скромника оборотить в повесу.

Но в дебри ты опять, болтун, залез.

Пора бы выйти к свету из потемок!

Рассказ твой слишком скучен, слишком долог,

Я ж стар и слаб, и потому излишком

Считаю для себя все то, что слишком…

Коль будешь краток, продолжай рассказ,

Не утомляя выдумками нас

О том, как в принца злобный черт вселился.

Горацио, все более воодушевляясь:

– Наш юный принц кутил и веселился

Напропалую, не скрывая всех

Своих бесчинств и низменных утех.

Он пакостников из придворной знати

В ватагу свел и стал им вожаком.

И принялись они вовсю бузить.

Разросся столь окрест их гнет разбойный,

Что стал похож почти на бунт крамольный —

И в пору было кой-кого казнить.

Последней шалостью преступной шайки –

Налет потешный на одно село –

Они себя в безумье превзошли.

То было ночью. Вихрем налетел

Отряд вооруженный на местечко.

Шум, гвалт, летящих факелов огни,

Набата гул, лязг стали, дробь копыт!..

Представьте крестьянина: мирно спит

В обнимку с женушкой на теплой печке,

Как вдруг, вскочив, спросонья не поймет –

Где он, что с ним, то явь иль жуткий сон,

Нагрянул судный день или война

Нежданно разразилась?.. Сметена

Душа испугом, поймана врасплох.

Мужик – за дверь, а там переполох:

Свист, гиканье, удары сыплют плети,

И бабы голосят, и плачут дети…

Да, господа на славу пошалили

В ту ночь лихую! Кроме прочих бед,

Что сотворили дерзкие юнцы, –

Побоев, разорений и насилий,