Мы подошли к стапелю, где несколько докеров при помощи мощных дубовых деревянных балок тащили ту металлическую штуковину, похожую на аппарат для перегонки спирта, что я видел у дядюшки в мастерской.

– Это же…, – не успел я закончить фразу, впрочем, и не знал, как ее закончить, как дядюшка перебил меня и с гордостью подтвердил:

– Сердце «Гефеста»!

Мы стояли и молча смотрели, как докеры занесли двигатель во внутрь судна.

Корабль имел сильную осадку и странные, нетипичные обводы: поперечное сечение корпуса напоминало по форме скорлупу грецкого ореха, как у лоцманского бота.

Длина «Гефеста» по килю составляла 29,5 метра, длина по ватерлинии – 34,35 метра, а наибольшая длина – 37 метров. Ширина по ватерлинии без ледового пояса была 8,5 метров, глубина трюма – 4 метра.

– По моим подсчетам, – оживленно заговорил дядюшка, заметив наш интерес к его детищу, -при неполной загрузке осадка судна должна достигать 2,70 метра, водоизмещение при этом составит 280 тонн. Грузовместимость – 302 регистровые тонны. Киль судна изготовлен из двух балок индийского тика, доставленного из Шри-Ланки. Кильсон состоит из ситкинской ели с шириной боковых сторон 32,2 сантиметра. Все топтимберсы усилены железной оковкой во избежание деформации. Шпация – 55 см. Расстояние между шпангоутами не превышает 4 см. Все металлические детали конструкции «Гефеста» железные с гальваническим покрытием. Обшивка шхуны набрана в три слоя. Каждый слой, начиная от первого (7 см), толще предыдущего в среднем на 3 см. Каждый слой выстроган из английского дуба. Что касается «ледового пояса», он был сделан из самой твердой древесины – ятоба, которое было доставлено из Южной Америки. Пустоты между шпангоутами и слоями обшивки залиты специальной смесью «холдбархет», состоящей из смолы, вара и опилок. Таким образом, шхуна сохранит свою герметичность, даже если внешняя обшивка будет пробита насквозь, разумеется, это всего лишь в теории. Форштевень состоит из дубовых брусьев и усилен с внутренней стороны кницами из того же материала и железными продольными связями. Форма форштевня равна 30˚, это позволит судну влезать на ледяное поле и своей тяжестью взламывать его.

– Это шедевр, господин Туле! – восхищенно произнес Ларс Нансен. – Вы прекрасно подготовили судно к борьбе со льдами. Как Вам уже наверняка известно, корма является ахиллесовой пятой полярного судна! Что вы скажете о ней?

– Прекрасный вопрос, друг мой! Старнпост и рудерпост изготовлены из шотландского тиса, сам ахтерштевень состоит из двух штевней, между которыми установлены рулевой и винтовой колодцы, доходящие до верхней палубы. Шпангоуты в этом месте были укреплены бимсовыми кницами, поверх ледового пояса обшивки в месте ахтерштевня уложены плоские железные шины.

– Отлично! – Ларс Нансен остался доволен ответом. – Продолжайте, прошу Вас.

– Помимо всего прочего, «Гефест» имеет две палубы. Парусное вооружение как у марсельной шхуны. Мачта сделана из рижской ели, растущей к востоку от Одера между 53-й и 65-й параллелями. Всего будет две мачты. Как вы уже поняли, я не стал подвергать «Гефест» двухмесячной процедуре по проверки его «плавучести», т.к. мои расчеты верны и полностью полагаюсь на свои знания! – заявил дядюшка.

– Что за процедура? – поинтересовался я, ибо не знал морского дела так, как его знал мой очаровательный дядюшка и мой друг Ларс Нансен.

– О, я тебе сейчас всё объясню, дружок. Дело в том, что перед тем, как отправить корабль по воле волн, прежде его проверяют «на плавучесть». Корабль снимают со стапеля и спускают на воду без мачт, потом паровой буксир отгоняет корабль с мели на глубину, где корабль грузят балластом, и там он должен простоять два месяца прежде, чем на него установят мачты. Почти все капитаны судов делают так, но я не суеверный человек, к тому же, я все рассчитал, корабль поплывет как надо, – твердо сказал дядюшка.

– О, благодарю. Теперь я понял, – отозвался я. Дядюшка помолчав, продолжил рассказ об оснащении «Гефеста»:

– Такелаж состоит из пеньковых веревок. Для выработки электричества на «Гефесте» я установил динамо-машину, которая работает либо от вихревого двигателя, либо от ветряка.

– Интересно, что за вихревой двигатель, расскажите нам, господин Туле? – заинтригованно спросил зоолог.

– Эта та штуковина, которую докеры только что затащили в машинное отделение? – спросил я.

– Да, именно! Я назвал его вихревой двигатель! – он опять поднял палец вверх, как бы выражая всю гениальность своего изобретения.

– Как он работает? – поинтересовался я.

– Его движущей силой является вода. Это его топливо. Для запуска достаточно внешнего электродвигателя, который создает центробежную силу в роторе, которая в свою очередь придает движение воде внутри него. Ускорение движения воды приводит к реакции ротора и статора, вырабатывая подъемную силу. Дальше, с ростом скорости и в определенный момент, сопротивление потоков становится отрицательным, и движение ротора становится сомовоспроизводящим. Проще говоря, внутри двигателя создаются мини-торнадо, которые, завихряя воду, выталкивают ее, тем самым образую движущую силу. Это позволит увеличить скорость при попутном ветре без парусов в 25 узлов! Никакого горючего не требуется, только наличие воды, которой в океане с избытком. – наконец закончил дядюшка и молча ждал нашего ответа.

– Гениально! – воскликнул Ларс Нансен!

– Поддерживаю, это великолепно, дядюшка! Вы превзошли самого себя.

– Я всего лишь человек, жаждущий покорить Антарктику и только, – скромно сказал изобретатель. – Кстати говоря, на борту «Гефеста», есть еще много чего интересного, но об этом Вы узнаете уже во время экспедиции, которую я планирую начать чуть раньше положенного срока. Погода нынче переменчива, и нам нужно успеть пересечь океан до начала сезона дождей. Что там с командой, господин Нансен? – обратился он с вопросом к норвежцу.

– Хорошо, что Вы спросили. Я как раз назначил встречу с несколькими членами экипажа на сегодня в порту.

– Хорошо. Как скоро мы сможем познакомиться с ними? – уточнил дядюшка.

– Думаю, нам стоит подождать еще некоторое время.

Самсон Туле всегда старался продумать все наперед. Поэтому он и решил собрать команду до того дня, как шхуна отчалит от берега Петербурга. Дядюшка хотел взглянуть в глаза каждому из членов команды, чтобы убедиться в их порядочности и серьезных намерениях. Мы прошлись до конца набережной и неподалеку от ремонтной мастерской увидели трех молодых людей.

Трое мужчин были прилично одеты. Тот, что по внешним признакам был явно старше двух других, был одет в черный узкий редингот (сюртук) прекрасной выкройки, под которым элегантно сидел жилет темно-серого цвета с серебряными пуговицами, шею украшал платок белого цвета. Брюки черного цвета, достаточно укороченные, задевали лакированные английские оксфорды. В руках была трость из черного дерева. Джентльмен носил выразительные тонкие усы и черную шляпу-котелок. Сложно было представить, что человек, стоящий перед нами, китобой или матрос. Скорее он походил на барона. Однако вскоре мы выяснили, что его сын известный продавец виски на юге Англии.

Двое других были как две капли воды похожие друг на друга. То были братья-близнецы. Они были одеты по-простому и совершенно одинаково: серые визитки поверх белых рубах, серые штаны в коричневую клетку, заштопанные в некоторых местах большими заплатками и весьма потертые светло-коричневые остроносые ботинки. Оба были гладко выбриты, волосы были растрепаны в разные стороны.

Все трое были англичанами, судя по их внешнему виду. Тот, что с усами постоянно смотрел на свои карманные часы и, увидев нас, жестом показал своим товарищам следовать за ним.

– Добрый день, господа, – с английским акцентом сказал господин в шляпе. Мы поклонились.

– Разрешите представить вам моих друзей: капитана Туле и его племянника господина Курбатова, корабельного доктора, – Ларс Нансен представил нас так, чтобы в дальнейшем не было недопонимания в субординации. Затем он обратился к нам и представил троицу, – Господа, это Джеймс Ален, матрос-китобой, он же плотник; братья Томас и Генри Блэк, матросы.