Противно скуля, я выкупался в реке, смывая кровь, ведь это я только что совершил убийство. Вода струилась по моему обнажённому телу. Через минуту оборотень исчез в зарослях. В небе сияла полная луна.
Горячий пот противно щекотал спину, стекая на камни. Я вновь был в пещере, задыхаясь в жарком пару, отравленном ядовитыми миазмами. Если ты сильный духом, то легко преодолеваешь препятствия, где более слабый надолго бы застрял. Поэтому сильный слабого никогда не поймёт, просто потому, что никогда не испытывал такого давления, как слабый духом. Как говорится - один груз, а давит по-разному. Рассуждать легко. В реальности или во сне, я вдруг ощутил необычайную податливость своего характера.
Туман на мгновение разошёлся, и я очутился в тихом уютном кабинете. Стук в дверь и один за другим стали входить посетители, и очень многие подавляли волю мужчины, в теле которого я оказался, своей чрезмерной активностью, или даже внутренним излучением мужественности. В животе что-то противно сжималось, перестраиваясь в тон очередного посетителя. Внутренне содрогаясь, я был готов вынести ему приговор, как полу-стёртое чужое воспоминание всплыло из потаённых уголков изнасилованного мозга.
Это была даже не мысль, а чувство острой жалости к страданиям людей и желание как-то им помочь, не силой, а состраданием, не кулаком, но трудом, советом и если надо - деньгами. Наверное, нужны и такие люди.
Когда я высвободился из его сущности, то испытал огромное облегчение, и немного жалости. Такие люди сами всегда глубоко несчастны. Они сострадают, берут на себя тяжкий груз человеческой жестокости, а их пинают, и редко кто пожалеет. Такое положение дел, начинало меня беспокоить, я потерял ощущение реальности, так можно сводить с ума целые народы, просто дезориентировав их. Понемногу, шаг за шагом, я выбрался к озеру, как мне думалось.
Теперь оно напоминало бурлящий океан, полный густой клейкой жидкости, кипящей на медленном огне. И в нависшей над ним дымке мелькали картины, показавшиеся мне до боли знакомыми.
Я бросился вперёд, но, не пробежав и нескольких метров, отпрянул в сторону. Из воды на берег, вышли три чудовища и принялись бродить по камням. Одно из них стало собирать неуклюжими лапами гладкие булыжники, и, зачем-то обнюхивая, складывало их в кучу. Два других чудовища, не сойдясь во взглядах, принялись яростно биться, круша всё кругом. Мне стало неприятно. Сон это или нет, а вдруг не сон? От одного такого прикосновения, можно сразу копыта откинуть.
Приходилось рисковать. Стараясь не шуметь, я стороной обошёл их и вышел к озеру. Вверх поднимались смрадные испарения. Заглянув вниз, я увидел такое, что по телу, разгорячённому удушливым жаром, пробежал озноб.
Это действительно были картины моего мира. Заколдованные воды впитали в себя всю ненависть человечества, и напитанные ядом, кипели, варясь в чёрной злобе. В нём отражалась страшная действительность, лишённая смягчающих черт добра. Картины моего родного мира.
Террористы убивали тысячи женщин и детей ради "справедливости".
Миротворцы убивали десятки тысяч неповинных людей ради "мира".
Церковь разделяла людей, ради "правды".
И всюду главной причиной были тщеславие сильных мира сего, жажда власти, непреодолимого желания господствовать над всей землёй. И все прикрывались высшими идеалами, и всюду текла кровь, и верующие в бога люди, служили Сатане.
В последние дни наступят времена тяжкие. Люди, как никогда, стали самолюбивы, жадные до денег, горды, надменны, злоречивы, непокорные родителям, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримиримы, клеветники, невоздержанны, жестоки и ещё как жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, сластолюбивые, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся.
Озеро бурлило, распространяя смрад. И так везде и с самого начала времён. А ещё люди хотели есть, и в отчаянии, от безысходности, начинали пить.
Нет на земле справедливости, кроме той, что живёт с рождения в сердцах людей, и которая задавлена копытами людского стада, движимого эгоизмом. И в глубине озера, среди перекошенных ненавистью лиц, замерцал жёлтый огонёк.
Словно во сне я ступил на бурлящую поверхность озера, и медленно поплыл в сером тумане, и все, обезображенные низменными страстями лица, увидели меня, и из мрака потянулись дрожащие, испачканные кровью руки.
Не обращая внимания на мелькающие картины и скрежет зубов, я протянул руку и коснулся жёлтого камня.
Поверхность озера треснула, как стекло, и, со звоном рассыпалась в разверзшейся пасти бездны. Падая, я потерял сознание. Картины закружились в жутком хороводе - болезни, нищета, войны, и всё пропитано страхом, ледяным ужасом, застывшим в глубине расширенных зрачков. Воистину, это озеро было копилкой Сатаны.
Эмоция поднялась волной давящего страха, захлёстывая сознание, и швырнула в небытие. Приход в себя был болезненным, в глубине сердца стонала забитая камнями, а затем выжатая душа.
Я лежал на берегу озера и сжимал в руке жёлтый камень - ключ - саламандра. Рядом я увидел Велеса. Старик, в рваной одежде, грязный и растрёпанный, собирал камни, с блаженным видом нюхая их, будто цветы, и бросая их в кучу. Тут же сцепились Гаят с вампиром, одаривая друг друга мощными ударами. Я вспомнил про чудовищ, и чуть не рассмеялся, грязные и потрёпанные, мои друзья выглядели даже ещё страшнее.
- Карелл! - закричал я.
- Гаят! Дружище, очнитесь.
Они меня не слышали. Кряхтя, я поднялся, и подошёл ближе, только когда ключ оказался совсем рядом, они опомнились. Гаят молча опустился на землю, сокрушённо качая головой.
- Я думал, что бьюсь с Люцифером, - произнёс он.
- Ты хорошо сражаешься вампир, - добавил он, с некоторым уважением в голосе.
- И ты ничего.
