— Да, многие умирают, так и не поумнев, — кивнула она, думая о покойном отце.

Она выглянула в бойницу и увидела, что во дворе пылает костер. Слуги сновали возле повозок. Раймонд громогласно отдавал команды, лично руководя погрузкой.

— Но если человек еще в молодости сполна использует заложенные в него способности, он достигает величия. — Голос Кейра погрустнел. — Раймонд именно таков, но его величие — результат перенесенных страданий. Знаете ли вы, что это он отрубил мне пальцы?

Джулиана невольно взглянула на его искалеченную руку.

— Да. Чтобы освободить меня от рабства. Я благодарил его, а он рыдал.

— Рыдал?

Но Кейр, казалось, ее не слышал.

— Как вам известно, мы с Раймондом вместе были в сарацинском плену, в Тунисе. — Он оперся увечной рукой о подоконник, и Джулиана поневоле уставилась на обрубленные пальцы. — Впервые мы увидели друг друга, когда нас продавали на невольничьем рынке. Наш хозяин любил покупать сильных, рослых христианских рыцарей, а потом обламывать их, поручая им самую унизительную работу.

— Раймонд был кузнецом, как и вы?

— Нет, для этого ему пришлось бы согласиться сначала стать учеником.

Голос Кейра звучал ровно, бесстрастно, а Джулиана жадно слушала — наконец-то она узнает о Раймонде всю правду.

— И он… отказывался?

Кейр медленно обернулся к ней. Его зубы были стиснуты, глаза горели огнем, и Джулиана впервые с удивлением поняла, что он красив. До сих пор она смотрела только на Раймонда, а других мужчин не замечала. Но Кейр снова повернулся к бойнице, и ее мысли приняли иное направление.

— Когда я согласился учиться на кузнеца, Раймонд плюнул мне в лицо.

Теперь улыбка промелькнула на его губах.

— Раймонд на вас плюнул? — прошептала Джулиана.

— Да, он был непримирим. Говорил, что скорее умрет, чем покорится неверным. Но ему было невдомек, что смерть — сущий пустяк по сравнению с муками, на которые обрекают непокорных. Наш хозяин научил Раймонда умуразуму.

— Он бил его?

— С превеликим удовольствием. В конце концов я уже молил Бога, чтобы Раймонд поскорее сдался. Смотреть на это просто не было сил. Его тело представляло собой сплошную рану.

Стыдясь собственного любопытства, она спросила:

— Что же его сломало?

Кейр виновато покачал головой:

— Что-то я разболтался.

— Вовсе нет!

— Пойду-ка я лучше во двор, проверю повозки.

Чувствуя, что больше ничего узнать не удастся, Джулиана в отчаянии спросила:

— Но скажите, почему он рыдал?

Кейр заколебался:

— Вы имеете в виду ту историю с пальцами? Дело было так. Раймонд задумал наш побег. План был дерзкий, но он удался — благодаря Раймонду. — Кейр взглянул на Джулиану. — Вы ведь, наверно, слышали, что мы похитили сарацинский корабль и уплыли на нем в Нормандию?

— Да-да, слышала. Продолжайте.

— В порту, когда мы убегали от преследователей, мне защемило пальцы канатом. Я попросил Раймонда, чтобы он их отсек. Нож был не слишком острый…

Джулиана содрогнулась.

— Понимаете, он затупился, потому что перед этим мы перерезали им немало канатов, да еще подпилили прутья решетки.

Осмелев, Джулиана взяла его за руку и рассмотрела ее поближе.

На лице Кейра не дрогнул ни единый мускул.

— Потом настоящий хирург долго вынимал осколки костей, исправляя работу Раймонда.

Отдавая должное его мужеству, Джулиана крепко стиснула Кейру руку.

— С Раймондом из плена бежали восемь рыцарей, четыре матроса и две старухи, Валеска и Дагна. Никто не погиб. На сарацинском корабле, груженном товарами, мы добрались до христианского порта. Три пальца — небольшая плата за свободу, но Раймонд до сих пор не может себе простить, что так вышло. В общем, плен стал для него суровой школой. Да и сам я изменился. Прежде мне и в голову бы не пришло поступить к кому-нибудь на службу. Я считал, что тем самым себя унижу.

— А теперь?

— Я за Раймонда жизнь отдам, — заявил Кейр, выпятив подбородок. — Плен закалил Раймонда, сделал его таким, каков он есть. Но в то же время перенесенные страдания давят на него тяжелым грузом. Я человек не сентиментальный, но я очень хочу, чтобы Раймонд был счастлив. Не просто доволен или спокоен, а счастлив.

Он поклонился Джулиане, повернулся и пошел прочь.

Она задержалась у бойницы. Увидела, как Кейр вышел во двор, приблизился к Раймонду, и они стали о чем-то оживленно разговаривать, изредка указывая в сторону груженых повозок. Потом Раймонд достал из-под плаща какой-то кожаный мешочек и протянул Кейру. Деньги? Откуда у него деньги? И почему он отдает их Кейру?

Вот Кейр и Раймонд обнялись, и из конюшни вывели прекрасного боевого коня, самого лучшего во всем табуне. Судя по всему, Раймонд решил подарить жеребца другу — даже не спросив разрешения у Джулианы.

Еще вчера она обвинила бы его в воровстве, а сегодня лишь горько вздохнула. Все остается по-прежнему. Конфликт не разрешен. Раймонд думает, что может полновластно распоряжаться в ее владениях, но Джулиана считает иначе. И все же за минувшую ночь что-то изменилось. Их тела нашли общий язык, и Джулиана поняла; вдвоем они сильней, чем порознь. Они смогут не только сохранить свои земли, но и расширить их. И еще создать семью. Такую семью, которой Англия еще не видывала. И Франция тоже.

Сегодня утром Джулиана чувствовала себя словно бы родившейся заново. Она высунула из-под платья кончик ножки, покрутила ею и так, и этак. Вроде бы нога как нога, но на самом деле она тоже новорожденная. И руки. Выглядят по-прежнему, а по сути — это совсем другие, новые руки. Неужели она так изменилась со вчерашнего дня? Несколько простых слов, снежная ванна и страстная любовь — все это сотворило из нее другую женщину. Странное превращение: Джулиана словно распалась на множество кусочков, а потом слепилась вновь, целее прежней.

Чья-то робкая рука коснулась ее плеча:

— Миледи…

Джулиана обернулась и увидела перед собой Денниса. Она улыбнулась ему искренней улыбкой, уже не помня о своих былых сомнениях.

Юноша почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена. По-птичьи склонив голову набок, он вопросительно посмотрел на нее своими яркими глазами, но потом устыдился собственной дерзости, покраснел и потупил взор.

— Миледи, я хотел поблагодарить вас за доброту. — Голос его дрогнул. — Вы относитесь ко мне как к члену своей семьи. — Он запунцовел еще пуще. — Я хотел бы быть достойным такой чести.

— Ты вполне достоин быть членом моей семьи, — сказала она.

Деннис просиял:

— Правда?

— Всякий, кто осмелился противостоять сэру Джозефу, заслуживает уважения.

Тут Деннис смутился, и Джулиана сказала:

— Расскажи мне, что тебя тревожит.

— Лорд Раймонд все время толкует о чести. А что вы об этом знаете?

Она отвела длинную прядь, свисавшую ему на глаза, и задумалась. Деннис скороговоркой сказал:

— Лорд Раймонд говорит, что честь — это такой образ жизни. Лорд Питер научил его, что человек благородный должен думать благородно и действовать благородно.

— Это правда, — кивнула Джулиана. — Но лорду легче быть благородным, чем женщине или, скажем, мальчику. Лорд повинуется лишь королю и закону, а женщина или подросток беззащитны. Им часто приходится гораздо тяжелее, чем высокородному господину.

Деннис кивнул, признав:

— Да, я тоже так думаю.

— Поэтому, если ты, в глубине души боясь сэра Джозефа, все же сумел встать ему поперек дороги, это благородно вдвойне.

Нервно сжимая и разжимая пальцы, Деннис пробормотал:

— А еще я иногда ворую хлеб со стола.

Джулиана поняла, что должна его утешить, ободрить.

— Это потому, что ты голоден?

— Да. Или боюсь, что проголодаюсь.

Страх голода постоянно витал над этим мальчиком, и сердце Джулианы сжалось от сочувствия.

— Ну вот что. Я разрешаю тебе брать со стола столько хлеба, сколько ты захочешь. Теперь ты не будешь чувствовать себя вором.

Он просиял, но тут же снова насупился.