Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Да, да, это я. Сегодня у вас пресс-конференция, вы помните?

– Да… – вяло повторила она. – Вы не поменяли штаб-квартиру? То есть офис?

– Что? Офис? – Редактор, кажется, растерялся. – Нет, с чего вы взяли? Вы точно в порядке? Вы… кхм… что-то отмечали вчера?

– Нет! – От злости она немного взбодрилась. – Я не пила. Я скоро буду.

Модная писательница Дарья Зимина отложила телефон и со стоном встала из кресла. За окном стоял чудесный осенний день. Никакого тумана не было.

Сергей Беляков

Ау

– Ма-а-а-ааанька-а-а-а-аа!!!

Истошный вопль Караваева заметался эхом в каре бараков, понёсся в сторону леса и застрял в чаще. Шпагин вздрогнул от неожиданности, едва не выронив оловянную тарелку с кашей.

Во дворе пусто. Солнце натруженно катилось за горизонт, напоследок проталкивая толстый ломоть густо окрашенного жёлтой цветочной пыльцой воздуха сквозь зазор между стенами соседних бараков.

Старшина Караваев опять потерял из виду любимицу, корову Маньку, и в который уже раз исходил страхом, опасаясь, что строптивая тварь забежит в лес и угодит на зуб волкам или подорвётся на мине, которых в окружающей Фалькенхаген чащобе было куда больше, чем пацанов-снайперов в Треплине. Манька снабжала команду молоком, что было самое то – старшина не баловал их разнообразием рациона. Для «повышения надоя», как выражался старшина, он выгонял Маньку пастись за ворота форта, время от времени контролируя скотину трофейным цейссовским биноклем. Корову было видно и без оптики, но старшина любил пофасонить.

Лес наполнял воздух влагой и запахом хвои. Исполинские размеры елей подавляли, и таинственность древнего леса будила в Шпагине память о том детском трепете, который он испытывал, когда зачитывался сказками братьев Гримм. Во тьме чащобы наверняка водились драконы и принцессы, карлики и великаны, духи, маги…

Шпагин ткнул ложкой в ненавистный комок перловки. Перед глазами замаячила хрустящая белая скатерть, столовое серебро, сервизные тарелки, супница размером с три футбольных мяча, потом сам суп, с унтер-офицерскими медалями жира, как говаривал классик, а главное… Зузанна, проказница-служанка, с бёдрами таких форм, что Афродита изошла бы желчью, увидев их. Зузанна щедро подливала наваристый суп лейтенанту-химику, стреляя волглыми карими очами, и мягко улыбалась, когда он, словно невзначай, дотрагивался до её горячего бедра.

Лейтенант помотал головой и поставил тарелку на скамью, рядом с раскрытым научным журналом. Порыв ветра перелистал несколько страниц. Шпагин автоматически поймал взглядом название статьи на английском – «Валентность хлора в соединениях с другими галогенами. VII. Нестабильные соединения азота, фтора и хлора…», нахмурился, быстро закрыл журнал и обвёл взглядом двор.

Никого.

Он поднял голову. Турельная спарка на бывшей водонапорной башне, рядом с крайним бараком, зажужжала сервоприводом. Стволы спарки опустились в сторону леса.

– Вятка? – крикнул Шпагин.

– Cмольна! Шатуны лезут! – сдавленно ответили ему с башни.

Мгновением позже спарка зашлась в судорожном лае, открыв огонь по заросшему сорной травой брюквенному полю между лесом и фортом. Отзыв «Смольна» означал, что караул на башне заметил передвижение противника.

Фронт – если разорванную танковыми клиньями Рыбалко и Лелюшенко линию, разделяющую две воюющие стороны, можно было назвать фронтом – ушёл далеко. Невнятное бухание гаубиц и отдалённый вой «катюш» давали понять, где происходит главное событие, битва за Берлин. Причастность к войне здесь ощущалась только по редким «шатунам» – бродячим группам немцев, численностью от нескольких человек до полуроты, разношёрстных по составу и различных в агрессивности поведения.

На этот раз, если судить по тому, как резво и плотно затрещали шмайссеры за редутом, простым отпугиванием своры дело не закончится.

Шпагин подхватил автомат и сумку с рожками, на бегу заталкивая журнал в боковой карман комбеза. От углового барака к амбразурам уже сыпались горохом солдаты взвода охраны.

* * *

…В апреле сорок пятого десяток танков из бригады Лелюшенко замер у передового дота объекта Фалькенхаген, упрятанного глубоко в землю.

Незадолго до этого немцы эвакуировали наиболее ценное оборудование, документацию и персонал научного центра. Попытка захвата Фалькенхагена до начала эвакуации отрядом английских парашютистов провалилась – «джампмэнов» сжигали огнемётами в воздухе, до приземления.

Высаженный с брони танков десант быстро сломал сопротивление немногочисленного гарнизона охраны, который состоял в основном из пожилых солдат запаса, вооружённых неказистыми австрийскими винтарями. Немного крови попортил тот самый дот у крайней башни форта – умелый, экономный огонь пары МГ-42 долго не позволял десанту подобраться к воротам форта. В итоге дот расковыряли из подоспевшего «Зверобоя»-самоходки.

Злые, как черти, матросы-добровольцы десанта, прикреплённые к Лелюшенковской четвёртой бригаде, хотели было порешить пару десятков трясущихся от страха запасников, но рассудительный командир-танкист запретил бойню. Немцев заперли в одном из просторных помещений подземного бункера, до подхода тылов.

Бункер сам по себе был многократно больше объёмом, чем несколько бараков на поверхности, в которых размещался гарнизон охраны; насколько больше, никто не знал. Матросы с опаской заглядывали в длинные тёмные коридоры, не решаясь проверить, что в них находилось. Минирование подземных коммуникаций было популярным занятием у отступавших немцев.

После ухода сапёров, вычистивших верхние этажи бункера от фугасных зарядов, нижние уровни закрыли от греха подальше. Выложенные белым кафелем прохладные помещения верхнего уровня вот-вот должны разместить госпиталь-санаторий для танкистов бригады Лелюшенко.

Дело приняло другой оборот, когда в бригаду из Москвы прилетел сухощавый угрюмый капитан-химик в застиранной добела форме. Страшновато кося вниз-в-сторону правым глазом, капитан долго говорил с зам-по-тылу бригады, тихо, но наставительно убеждая последнего не спешить с открытием госпиталя в Фалькенхагене. Тыловик, полковник, пару раз спесиво обрывал младшего по званию. Тогда капитан достал из планшетки конверт, на котором посеревший лицом полковник увидел гриф «сов. секретно» рядом со штампом Четвёртого управления НКВД. Окончательно добила начальника шёпотом произнесённая фамилия «Судоплатов».

Вместе с капитаном Николаевым прилетела команда из пяти человек: четверо мужчин и миловидная, небольшого роста женщина, единственная из пяти, не носившая военную форму. Похоже, перелёт их здорово измотал: пока Николаев говорил с зам-по-тылу, все пятеро дружно распластались на полу в приёмной зале Хассельхофа у огромного камина, подложив вещмешки под головы, и зашлись таким могучим храпом, что снующие туда-сюда бесчисленные адъютанты, каптёрщики и прочая военно-хозяйственная братия почтительно обходили их лежбище стороной.

Упомянутая фамилия и письмо помогли капитану и его странной команде разжиться взводом охраны, коровой с поваром и хитрованом-старшиной Караваевым. Спустя три часа колонна из двух «виллисов», двух «студебеккеров», бронетранспортёра и трёх мотоциклеток двинулась из Хассельхофа на Треплин, а потом – на Фалькенхаген.

По прибытии на объект охрану разместили в бараках, окружающих монолит входного тамбура, который вёл в подземелье. Загадочная шестёрка «спецов», как сразу же окрестили приезжих из столицы, поселилась на первом уровне бункера. Капитан занял самый шикарный отсек, оснащённый собственным туалетом и даже ванной. Караваев был рад до предела: в углу внутреннего двора мощного форта, окружавшего бараки, в отдельном здании нашёлся стационарный генератор с приличным запасом солярки.

Спецы днями ковырялись в бункере, выползая на свет только для кормёжки и сна. Караваев попытался было робко выяснить, чем именно занимаются спецы в подземелье, но косой взор капитана отшил его на раз.

21
{"b":"725793","o":1}