– Понятно. – Хэдду действительно казалось, что он понимает. Во всяком случае, он не собирался дразнить Йена и не смеялся над ним.

– Но почему она тебя не прогонит, если любит другого?

– Она не понимает, что я ухаживаю за ней. – Как было унизительно в этом признаться! – И не осознает, что она любит того человека.

Мэри, вздрогнув, проснулась. Как это случалось последние четыре дня, она широко раскрытыми глазами неподвижно уставилась в серую предрассветную мглу, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.

Убийца.

Это слово эхом преследовало ее везде. Оно осталось у нее в сознании из ночного кошмара, кошмара, заполненного лакеями, которые обвиняюще указывали на нее пальцем, ожившими трупами, бесконечной дорогой на эшафот, над которым болталась петля виселицы.

Убийца!

Поднявшись с постели, она оделась в темное и на цыпочках подошла к куче записок, подсунутых за ночь ей под дверь. Она подобрала их и, подойдя окну, стала разбирать, пока не нашла ту, которую искала. Ту самую, с простой каплей воска вместо печати. Она уже знала, что в ней написано.

Убийца.

Это слово повторялось в каждой из них. Это единственное слово лишало ее покоя так, как это не могли бы сделать самые пространные обвинения.

Мэри знала, кто писал эти записки. Она его больше не встречала, да в этом и не было нужды. У всех камердинеров в ее кошмарах была та же ухмылка, все они так же являли собой угрозу, как и тот человек, которого она увидела тогда ночью в коридоре. Он преследовал ее.

Бросив взгляд на постель, где спала Джилл, Мэри отперла дверь. После того, как она получила первую записку, она попросила у миссис Бэггот ключ в надежде, что взаперти она сможет спать спокойнее, но она надеялась напрасно.

Мэри уже совсем приготовилась выскользнуть в дверь, когда Джилл громко прошептала:

– Будьте осторожны, мисс Фэрчайлд.

– Постараюсь, – неуверенно ответила Мэри.

Джилл явно не полагалась на здравомыслие своей госпожи. Она постоянно твердила, что блуждать одной по коридорам глупо и безрассудно. После получения первой записки Мэри подумала, что она, быть может, и права. Но она нигде не чувствовала себя в безопасности.

В коридоре она проворно подошла к окну, в алькове сломала печать и развернула листок.

«Убийца.

Семья Бессборо все еще предлагает вознаграждение за поимку. Сотни фунтов достаточно, чтобы купить мое молчание. Я дам знать, где и когда».

Бумага шелестела в дрожащей руке Мэри. Сотня фунтов? Он мог бы с таким же успехом запросить и тысячу. Хотя она и богатая наследница, но денег у нее нет и неизвестно, где их достать. Ловушка вот-вот захлопнется.

Она должна бежать отсюда – немедленно!

В панике она бросилась было обратно к себе в комнату. Резкое движение само по себе привело ее в чувство, вернув способность разумно рассуждать. Такое необдуманное поведение ни к чему не приведет. Если она попытается покинуть Фэрчайлд-Мэнор, Джилл пойдет прямо к леди Валери и все ей расскажет. Леди Валери пошлет за Себастьяном. Себастьян задержит ее и потребует объяснений. Плохо. Совсем плохо.

Мэри прислонилась к стене и в бессилии закрыла глаза. Она в капкане. Она понимала это. Но угрозы, содержащиеся в записках, делали необходимость найти дневник леди Валери еще более настоятельной. Она должна найти этот дневник. Причем как можно быстрее. Найти его и выбраться отсюда.

Ее решимость окрепла, и она немного успокоилась. Опустив записку в свой поместительный карман, она, как обычно, направилась на кухню.

Слуги, конечно, взглянули на нее, когда она вошла, но за последние четыре дня она утвердилась в своем положении. К ней привыкли. Каждое утро, пока они заканчивали свой завтрак и начинали долгие приготовления к предстоящему дню, она была с ними дружелюбна, учтива и ненавязчива. Они по-прежнему настороженно за ней наблюдали, но уже не вели себя так, словно видели в ней пушечное ядро, готовое вот-вот разорваться. Пора было приступать к делу. Пришло время наконец выяснить, у кого из ее родни находится дневник.

Миссис Бэггот налила в чайник кипятку и подошла к столу. Они обе сели завтракать. Мэри разливала чай и, между прочим, сказала:

– Я все ищу кого-нибудь, кто бы рассказал мне побольше о моей семье. Я надеюсь, вы мне поможете. Как давно вы служите у Фэрчайлдов?

Конечно, Мэри не сказала ей всю правду, но миссис Бэггот была слишком проницательна, чтобы что-то не заподозрить. В то же время она не могла даже и догадываться о подлинных причинах такого интереса со стороны Мэри, поэтому она с достоинством приняла у нее из рук чашку и произнесла:

– Я начинала здесь судомойкой, мисс Фэрчайлд, когда мне было всего восемь лет.

– Подумать только! – Мэри просто не могла поверить своей удаче. Миссис Бэггот, безусловно, должна знать все семейные тайны. – Редко кому удается так высоко подняться.

– Лучше ослиная голова, чем лошадиный хвост, – изрекла миссис Бэггот известную среди прислуги истину. – Должна вам сказать, что в жизни я ничего не видела, кроме тяжелой работы, но, когда судьба дает женщине такое лицо, как у меня, разве у нее есть выбор?

Мэри попыталась какими-то неопределенными звуками выразить свое несогласие, но тут же умолкла. Миссис Бэггот в этом не нуждалась. Она хотела, чтобы ее принимали за ту, кем она была на самом деле – умную, проницательную женщину, умеющую о себе позаботиться. Она не станет ради Мэри рисковать своим положением, она ясно дала это понять, но она оттаяла настолько, что теперь была готова немного посплетничать.

– Я полагаю, никто не знает мою семью лучше вас, – слегка польстила ей Мэри, так, в качестве пробного камня.

– Могу сказать не хвалясь, мисс Фэрчайлд, что это чистая правда.

– Тогда, быть может, вы все же могли бы мне помочь.

Миссис Бэггот с нарочитой медлительностью отмерила себе сахар в чашку.

– Может быть.

– Почему братья моего деда так жестоки ко мне? Лесли никогда не упускает случая высмеять меня или учить меня или…

– Мистер Лесли обращается с вами так же, как он обращается со всеми. – Экономка внезапно замолчала.

Ложка все звякала и звякала о фарфор. Миссис Бэггот энергично размешивала сахар. Вдруг, вынув ложку из чашки, она указала ею в сторону вертевшейся поблизости служанки.

– Что тебе здесь нужно, Салли?

Высокая неуклюжая девица пробормотала:

– Ничего, мэм.

– Тогда найди себе занятие где-нибудь подальше, а то я тебе его сама приищу. – Миссис Бэггот проследила глазами за медленно удалявшейся Салли и вытерла капли чая на столе. Снова повернувшись к Мэри, она сказала:

– Ваш дядя Лесли – вредный старикашка. Он только тогда и бывает доволен, когда ему удастся принести кому-то несчастье.

– Вам он, видно, приносил его много лет? – высказала догадку Мэри.

Звяк. Звяк.

– Да. Он и его братья. – Миссис Бэггот поджала губы, словно раскаиваясь в своей откровенности.

– Я-то думала, что он только со мной такой. Я не хотела бы показаться сварливой и неуживчивой, но я думаю, все мои двоюродные деды…

Она задумалась. Как же сказать – жестокие? Равнодушные? Любители поиздеваться над теми, кто не может дать им сдачи?

Звяк. Звяк.

Звук становился все громче, но голос миссис Бэггот понизился.

– Видите там у плиты Эмму?

Мэри давно обращала на нее внимание и удивлялась ее ловкости. Эмма размешивала, резала, толкла и все одной рукой. На другой полностью отсутствовали пальцы.

– У нее все очень здорово получается.

– С двумя руками у нее выходило куда лучше.

Звяк, звяк. Так и чашка скоро разобьется.

– Мистер Лесли однажды решил пошутить. Он поставил у себя в шкафу лисий капкан и приказал горничной сделать уборку в спальне.

Мэри с ужасом смотрела на Эмму, затем перевела взгляд на свою собеседницу.

– Вы хотите сказать…

– Что мистер Лесли посмеялся вволю, и вот вам результат.

Миссис Бэггот перестала наконец размешивать свой чай и махнула ложкой в сторону Эммы.