– Высокородные джентльмены воображают, что экономка глуха и слепа к их проделкам. – Она сохраняла спокойный холодный тон, стараясь не выдать волнение, вызываемое его позой. – Некоторым из них, мне кажется, доставляло большое удовольствие, когда я заставала их за этим занятием. – Она еще слегка отодвинулась.

– Мы как-нибудь поговорим и об этом. – Он вытащил подушки у нее из-под спины. – О том, чего вы насмотрелись и какие у вас еще были трудности. Вы расскажете мне обо всех, кто оскорблял и преследовал вас, и я заставлю их пожалеть об этом.

Мэри сидела неподвижно. Себастьян взял ее за руки и откинул на подушки. Они вздымались теперь вокруг нее, ограничивая поле зрения, как монашеский куколь. Она видела перед собой только Себастьяна, и его медлительность одновременно завораживала и пугала ее.

– Ну, не бойтесь так. – Он, как всегда, полностью подавлял ее своим видом. – Целоваться – очень приятное занятие. Женщинам оно обычно нравится, а у меня, говорят, это отлично получается.

– Скажите, какая скромность! – Мэри еще пыталась шутить.

Он лег рядом с ней, так что она оказалась зажатой между ним и стеной. Мэри изо всех сил пыталась справиться с острым ощущением неловкости и неудобства. Ей все равно не будет стоить большого труда с ним справиться, думала она. В ее распоряжении были надежные, временем испытанные средства.

Только когда он перекинул ногу через ее бедра и его руки стали гладить ее рукава, она вспомнила, что ее холодность еще никогда не останавливала его.

Его обычная суровость на некоторое время смягчилась, неизвестно почему, и очертания его губ казались даже нежными, когда он произнес:

– Я думаю, вас уже целовали раньше.

Разумнее было не вступать в пререкания.

– Да.

Мэри почувствовала, как он весь напрягся.

– И вы отвечали на поцелуй?

– Нет.

Мэри по опыту знала, что умелое обращение со стойкой для зонтов охладит любой пыл.

Он снова рассмеялся. Глаза его слегка прищурились, лениво и чувственно.

– Тогда позвольте мне вам показать, как это делается. – Он слегка коснулся губами ее губ.

Мэри вздрогнула и застыла при его прикосновении, но это не был настоящий поцелуй. Скорее приглашение к поцелую, если ей было угодно его принять. Ей не было угодно, но она не могла скрыть, по крайней мере от себя, что ей нравилось ощущать тепло его тела. Оно больше успокаивало ее, чем пугало.

Но его загрубевшие ладони двигались все выше, к ее обнаженным плечам.

Мэри вздрогнула. Страх вновь охватил ее.

Обнаженная кожа касалась обнаженной кожи.

В этом уже не было ничего успокаивающего. Такая близость обжигала.

Нет, она на это пойти не может. Она этого просто не выдержит. Что такого страшного в поцелуе, говорила она себе, пытаясь унять дрожь. Но он умело пользовался любой самой маленькой ее уступкой. Каждое прикосновение его пальцев напоминало ей сцену в кабинете, которую он разыграл, снимая с ее руки перчатку. Но тогда он сделал это, чтобы обмануть Фэрчайлдов.

Обмануть Фэрчайлдов. Ведь это была его цель – обмануть Фэрчайлдов. Он и сейчас просто репетирует, уговаривала себя Мэри.

– Благодарю вас, – сказала новоявленная наследница. – Я получила большое удовольствие.

Себастьян, не обращая внимания на эти слова, продолжал гладить ее плечи медленными круговыми движениями. Он поднял голову.

– У вас изумительно нежная кожа. Когда я ее нажимаю, – он так и сделал, – она бледнеет, а когда отпускаю, ее опять заливает розовая волна.

Он наблюдал за этими изменениями так пристально и внимательно, словно только это действительно и занимало его изобретательный ум.

Все еще уверенная в том, что безусловно сможет положить конец этой пытке, Мэри сказала:

– Вы же говорили только о поцелуе.

– Спасибо, что вы мне напомнили.

Себастьян наклонился к ней, но она уперлась рукой ему в шею.

– Мы уже поцеловались, вполне достаточно.

Поднеся ее ладонь к губам, он поцеловал ее, и она ощутила его близость всем своим существом. Он целовал ее кисть и сгиб ее локтя. Исходивший от него, ему одному свойственный запах словно одурманивал ее, и Мэри невольно расслабилась.

В конце каждого дня во время их долгого пути он на руках выносил ее из кареты. Ведь она так плохо переносила дорогу, тогда она опускала голову ему на плечо и вдыхала запах лошадей, зимней свежести и мыла. Это особенное сочетание отложилось у нее в сознании вместе с ощущением покоя и сочувствия. И сейчас она вспомнила о нем, чтобы разубедить саму себя.

Нет, он совершенно неопасен. Он просто слишком настойчив. Он не тронет ее. Ведь она же из семьи Фэрчайлдов.

Мэри закрыла глаза, чтобы хоть не видеть, как он ласкает ее нежную кожу. Не чувствовать этого она же не могла. Из семьи Фэрчайлдов. Он никогда этого не забудет. Она монотонно повторяла это про себя как заклинание. Видит Бог, она тоже не могла этого забыть.

– Я все слежу и слежу за вами, а вы так тщательно прячете ваши настроения, как веревку, на которой вас могут вздернуть.

Мэри широко раскрыла глаза. О чем это он? Что у него на уме?

– Я иногда чувствую, что мог бы полностью заручиться вашей помощью во всем, что мне нужно, если бы только знал ваши тайны.

Но ведь он их и знает, по крайней мере, одну, самую важную. Он знает об убийстве.

А впрочем, может быть, и нет. Может быть, она просто неправильно истолковала одну случайную фразу… Но спросить его она не смела.

Лучше отвлечь его внимание. Мэри опустила руку, защищавшую ее от него. Она исполнила его невысказанное требование. Она поцеловала его.

Мэри старалась проявить себя опытной, вспоминая, как много лет назад она практиковалась со своей подушкой.

Очевидно, ей это не удалось, потому что он тихо рассмеялся, обдавая ее щеку горячим дыханием.

– Нет, не так. Позвольте мне показать вам.

Мэри застыла в напряжении, ожидая повторения ситуации со стойкой для зонтов. Но все произошло совсем не так. Последовало еще одно легкое, как дуновение ветерка, прикосновение. В нем было столько нежности, что можно было подумать – Себастьяном движет сама доброта. Ни тени жестокости – неужели он всегда так обходится с преступницами?

Его прохладные пальцы скользили по ее теплой шее. Когда он касался ее так осторожно, так ласково, ей стоило больших усилий помнить о том, что он ее шантажирует.

Языком он пытался снять напряжение ее губ. Сейчас Мэри осознала, как никогда, всю полноту его желания. Ему хотелось проникнуть внутрь ее, задушить ее своей лаской. Она снова вся напряглась.

Мягко поглаживая ей шею, он сказал:

– Это не больше чем поцелуй.

Себастьян снова прижался губами к ее губам, все время усиливая нажим, пока каждая жилка в ее теле не запела – или по меньшей мере не замурлыкала про себя. Мэри не узнавала мелодию – она знала одно, если она не остережется, ей придется выучить и слова.

Себастьян снова коснулся языком на этот раз ее зубов, и Мэри ощутила его вкус. Вкус пудинга и еще какой-то неизъяснимый привкус, присущий только ему. Она осторожно шевельнула языком, чтобы лучше его распробовать, и он встретил ее на полпути.

Если бы его тело не удерживало ее своей тяжестью, Мэри слетела бы с постели. Но она только издала какой-то невнятный звук, а ее руки инстинктивно поднялись, чтобы оттолкнуть его.

Себастьян покорно отпустил ее и сел.

– Что случилось? – невинно спросил он.

– Что вы со мной сделали? Когда мы… – ей было ужасно неловко говорить об этом. Почему она еще должна ему что-то объяснять?

– Когда мы что? – Себастьян явно был намерен заставить ее говорить дальше.

– Ну, когда мы коснулись друг друга языком… – Господи, это же ужасно, разве с мужчинами говорят о таком?! – Мне… мне стало почти что больно.

– Как будто я вас… укусил?

– Нет! Как будто… – Мэри попыталась не высказывать эту мысль, но было уже поздно. – Как будто я ртом поймала падающую звезду.

Из их прикосновения родилась искра.

Нет, не так. Искра всегда была, они просто раздули ее, и вспыхнул пожар.