- Спасибо вам. Когда они обычно приходят?

- По-разному. Со вторника до четверга в вечернее время. Приходят, осматривают квартиру и уходят. Ты скажи, откуда приехал и на сколько?

- Из Севелласа. Отпуск – неделя, но, возможно, мне придется остаться здесь для обеспечения безопасности выборов. Через два-три дня приказ придет.

При упоминании Севелласа Матриния сгорбилась и посмотрела на него виноватым взглядом.

- Как они? – спросила она тихо.

- Могилы в порядке, - не изменив тона, ответил Ритемус. - За ними хорошо ухаживают. Кладбище разрослось в несколько раз после конца Фалькенарской войны. Город немного пострадал, но его быстро вернут к былому облику.

- Хорошо, - кивнула Матриния и отдала ему ключ. – Отдыхай.

Ритемус коротко кивнул в знак благодарности, и хозяйка засеменила по лестнице вниз. Он провернул ключ, услышал знакомый скрип и осторожно зашел в комнату, ожидая, несмотря на слова Матринии, увидеть чудовищную заброшенность и пустоту, но на стеллаже для верхней одежды и тумбе не было пыли, и солнце светило из другой комнаты из явно недавно чищенных окон. Из его нехитрого скарба, оставшегося дома вроде книг или вазы, в которой уже многие годы не было ни воды, ни цветов, не исчезло ничего – будто бы он только вчера ушел из дома. На старом паркете не было ни следа грязи от солдатских сапог – Матриния все вымыла или же заставила их чистить сапоги перед входом. В гостиной стекла были и вправду отмыты до блеска – только одно было разбито с краю, почти не заметно, а на втором отсутствовало застаревшее пятно эмалевой краски с подоконника, из чего Ритемус сделал вывод, что его меняли.

Граммофон по-прежнему стоял на прикроватном столике-тумбе, а в закрытом отделении – небольшая стопка пластинок. Он вынул наугад одну – ей оказалась «Ария о белом драконе», - положил в нишу, поставил сверху иглу и покрутил рукоятку. Из трубы скрипя и шурша, сначала тихо, словно бы издалека, а затем все громче и громче, заиграла музыка.

Удостоверившись, что мелодия не прервется, Ритемус пошел на кухню и налил в чайник воды. Наличие рабочих водопроводных труб его приятно удивило, и он несколько секунд просто смотрел на то, как льется вода из крана.

- Насколько же я одичал… - пробурчал он себе под нос. Месяцами он растапливал снег или носил котлы с водой из ближайших рек, и умывался из тех же котелков. В Севелласе водопровод тоже был, но работал с перебоями, и все равно он не придавал этому значения. А сейчас он задумался над тем, как же это просто – взял, повернул вентиль и получил воды, сколько душе угодно. Кажется, после возвращения с войны он тоже долго привыкал к мягкой постели, ярком свету ламп и теплому, безопасному дому… Или нет? К хорошему быстро привыкаешь.

Книгу он тоже выбрал наугад – сборник стихов золотого века арлакерийской поэзии. Он развалился в кресле, но не мог сосредоточиться на чтении. Ему было радостно от того, что он вернулся домой, что, в свою очередь значило, что война кончилась, и теперь в его жизни наступит новый светлый этап. И все же в эту радость вмешивалось что-то смутное. Он не мог расслабиться и не знал, чем занять себя следующую неделю. Спать, читать книги и слушать граммофон ему смертельно надоест к завтрашнему вечеру, а проводить время в такой праздности арлакерийскому офицеру не к лицу.

Еще около часа он пролистывал книгу, останавливая взгляд на понравившихся ему строках, не в силах запомнить их, и наконец решил, чем себя занять. Таремир мог выжить. А если выжил, то тоже мог искать Ритемуса. И почему не предположить, что он тоже решил заглянуть домой?

Он снял галифе и переоделся в брюки и рубашку, заблаговременно купленные в Севелласе, и спустился вниз, натолкнувшись на возвращающуюся домой Матринию.

- Госпожа Матриния, а дом Таремира цел?

Та несколько секунд стояла в задумчивости и ответила:

- Да, я проходила месяц назад последний раз мимо, и фасад точно был цел. Хотя район бомбили пуще нашего.

- Насчет бомбежек… Вы меняли окна?

- Да, те, что сильно пострадали. С той стороны упала бомба, и от удара выбило все стекла. С оставшимися соседями я склеила то, что можно было склеить, остальное пришлось докупать. Это ваши власти раздавали стекла по дешевке на главной площади полтора месяца тому назад. Так что… быть может, есть толк от новой власти. Только вот надолго ли?

Он не нашелся, что ответить, и сказал, что прогуляется по городу. Хозяйка предупредила его, чтобы он был осторожным – по ночам по городу ходят мародеры, и они могут на него напасть, если он будет неосторожен.

- Дорого заплатят, - хмыкнул он и вышел на улицу. Людей стало немного больше, и сдержанная послевоенная оживленность давала о себе знать. На душе стало заметно теплее и светлее, впрочем, как и на улице, но рука сама наталкивалась на спрятанный за пояс нож. Может, в столице и культурнее, но если и здесь случаются стычки между солдатами обеих армий-победительниц или вправду бродят деклассированные элементы, то лучше быть настороже.

Он шел по той же дороге, по которой шел перед отправкой на фронт, когда Матриния попросила его навестить племянника. Почти на каждом шагу висели плакаты, прославляющие Канцлера и Вождя, настенные рисунки, гласящие что-то наподобие «Вместе – к миру!» и, как всегда, в закоулках рисунки, поносящие двух лидеров – один боров, обвешанный орденами, другой - старец, опирающийся на палку и что-то гневно кричащий на Канцлера. На перекрестке пятно крови, - не на этом ли перекрестке в позапрошлом году сторонники революции тяжело ранили человека? – но ни одного зеваки – люди шли мимо, ничего не замечая. И начиная с этого перекрестка были заметны разрушения – некоторые дома лишились одного этажа, двух, были скошены по диагонали на половину и окружены воронками от снарядов. Еще квартал – и дом родственников Матринии предстал перед ним. Вернее, то что от него осталось – три стены, куски потолков и обрывок лестничной площадки. Фасадная стена снесена начисто, неведомым образом уцелело крыльцо с козырьком, а за ним высилась груда обломков, почти разобранная рабочими.

- Эй, - окликнул он рабочего, несущего очередной кирпичный блок в руках к телеге. – Не знаешь, из этого дома выжил кто-нибудь?

- Нет, - тот перевалил обломок через борт, вытер пот со лба грязной перчаткой и развел руками, - Я живу в нескольких кварталах отсюда, и, когда была бомбежка, я прибежал сюда помогать. Никого не осталось – всех либо завалило, либо угорели.

- То есть угорели?

- Самому интересно было, знаете ли. Когда дом обвалился, каким-то образом загорелись деревянные покрытия. Наверное, взрыв газа. Дом был как большой камин. Помню, кто-то истошно орал, а мы не могли подойти, потому что жар исходил такой, что приблизься любой к дому, получил бы сильные ожоги. Вот так и стояли, а потом еле ноги унесли – стена обвалилась… А почему вы интересуетесь – у вас здесь знакомые были? Соболезную.

- Нет. У одного знакомого родственники здесь жили, - замотал головой Ритемус, помолчал и добавил первое, что пришло на ум, - если бы мертвых можно было вернуть соболезнованиями и прошениями к Всевышнему, я бы только тем, наверное, и занимался. Что ж прощайте, удачи.

- До свидания.

Ритемус зашагал дальше по улице. Через квартал надо было свернуть налево, затем еще один квартал прямо, и за Арвессийским сквером – дом Таремира. Он повернул на перекрестке и его внимание поглотил сквер – половина деревьев была выкорчевана, на месте их были воронки, вокруг них росла трава или маленькие саженцы. Памятная стена по левую сторону от аллеи с мраморным троном перед ней и сидящими по обе стороны львами была немного покрыта выщерблинами; отчетливо виднелись въевшиеся намертво пятна копоти. Фонтан в центре сквера был похож на праздничный пирог, чьи края были объедены великаном, а потухшая свечка осталась не при делах и не извергала воду. И несмотря на это, здесь было очень много людей – целые семьи сидели на скамьях, прогуливались в брусчатке, стояли у павильонов со сладостями или прятались в тени деревьев.