- Я думал, все радуются, что все кончилось, - сказал он после нескольких минут молчания кондуктору, пожилому мужчине с небольшой щеткой усов и очках на проволоке вместо дужек, сидевшему впереди него и что-то писавшему карандашом в блокноте.

- На вашем лице я тоже много радости не вижу, господин офицер, - ответил он, на секунду посмотрев на Ритемуса, и обратно уткнулся в блокнот.

- Я только две недели как закончил воевать и просто еще не привык к мысли, что теперь едва ли услышу выстрелы.

- А мы боимся, что все начнется опять, - на этот раз кондуктор не поднял головы, - вечно эти «возрожденцы» и социал-демократы дерутся между собой. Каждый день кого-то мимо моего дома несут в больницу с разбитой головой или сломанными ребрами.

- Мои солдаты тоже встревают в стычки, и я их наказываю за это. Надеюсь, Вождь и Генерал поймут, что всем надоела война, и придут к консенсусу.

- Вы сами в это верите? – усмехнулся тот.

- Надеяться – последнее дело, - согласился Ритемус. - Но другого нам и не остается – мы слишком бессильны, чтобы повлиять на ход событий.

- Это верно. Вряд ли будет хуже, чем раньше. На улицах иногда стреляют – ловят противников власти, но сейчас куда спокойнее, чем полгода назад, - обратив взгляд куда-то в пустоту, сказал кондуктор. Водитель назвал по громкой связи остановку, Ритемус встал, попрощался и вышел из вагона.

На улице было пустынно. По пути домой в несколько кварталов ему встретились лишь пара человек, бредущих в противоположную сторону. На стене проглядывал знакомый полустертый от времени портрет короля, виденный им в последние дни пребывания в городе. Поднимался ветер, гонявший исполинские клубы пыли по улицам, словно бы город находился не на умеренных широтах, а где-нибудь в пустынях в Хинатан.

Дом тоже выглядел пустым. Постучав в дверь, он ждал несколько минут, прежде чем послышались шаркающие шаги, цепочка и замки открылись и в проем выглянула поседевшая старушечья голова.

- Госпожа Матриния, здравствуйте, - поприветствовал он, изо всех сил стремясь излучать вежливость. Матриния сильно щурилась, и, узнав его, не сильно изменила слегка расстроенного выражения лица.

- И тебе здоровья, Ритемус, - вздохнула она и открыла дверь, пропуская квартиранта. - Твоя квартира в целости и сохранности. Иногда приходят солдаты, которые проверяют, не взломаны ли замки. Я очень не хотела их впускать, когда в первый раз пришли, но они показали мне постановление, и сказали, что теперь ты старший офицер мятежной армии.

- Солдаты? – удивился он, снимая обувь, - никогда не слышал, чтобы мою квартиру охраняли. Я, признаться, думал, что от дома останутся руины к тому моменту, как я вернусь.

- И я тоже думала. Думала, что и меня убьют, и дом ограбят. Обошлось, - пожала она плечами, казалось, равнодушно, и спросила. – Чаю будешь?

- Не откажусь. Расскажете, что было здесь, пока я отсутствовал?

- Да что рассказывать… - сказала она, уходя в свою квартиру, - ничего хорошего. Сестру, ее мужа и племянника убило, когда ваши войска наступали сюда. Прямое попадание в дом. Никто из находившихся в нем не спасся. Да и до того тоже неспокойно было. Королевские солдаты иногда грабили дома без хозяев. Тяжело на них смотреть было, - тощие, грязные, перемотанные, чем попало, - она посадила гостя за стол и придвинула чашку и сахарницу. - Понятное дело, что в первый раз их выбили почти за неделю. Они остались только на заводах, оборонялись там, а потом подошла королевская гвардия, и выбила революционеров обратно. Вот так месяц и жили – все время стреляли. Слава Господу, здесь почти не стреляли, больше на востоке города. Когда в первый раз революционеров выгнали, они были очень злые, ставили мины, где попало, и много людей покалечило. А потом… Когда бунтовщики ваши взяли снова столицу, здесь ездили грузовики с громкоговорителями, рассказывали, кто такие революционеры и за что они воюют. Очень мешали спать. Зато стало спокойно. Через две недели начали выдавать карточки и провизию по ним. Немного, но я и тому была рада. Сейчас цены меньше стали, стало легче… Ритемус, я человек старый, я перестала удивляться даже таким вещам. Это уже третья война на моем веку, и в двух я могла погибнуть. Но не погибла, - она замолчала и налила кипяток в кружку.

- А ты где был все это время? – спросила она наконец, когда Ритемус выпил половину.

- Там, где мне и следовало быть - на войне. За это время я успел побывать в местах по всей стране. Сначала в Тиренаре отбивался от повстанцев, затем… затем, когда к Гиремасу на поезде ехали, нас повстанцы в плен взяли, правда, на следующий день нас уже освободили королевские войска. Потом, собственно, сражался на этом поле, там нашел одного старого товарища, который к повстанцам подался. Он был ранен, и я через лес отнес его к своим. Потом поразмыслил, нужно ли мне все это, и ушел с караваном крестьян-беженцев в деревню Доламин, что у Тендерума.

- Это где угольные промыслы?

- Да. Там я пробыл почти два месяца, и в начале ноября пришли гонцы повстанцев и попросили о помощи, потому что для отпора готовящейся интервенции минатанцев у них не хватало людей. Разумеется, мы согласились, и начало вторжения мы встретили неподалеку от Рателана. Там я спасся чудом, а дальше… я и уцелевшие собрали партизанский отряд и четыре месяца нападали на базы и караваны минатанцев. Потом повстанцы и возрожденцы выбили императорские войска, мои люди и я перешли на сторону повстанцев окончательно, а я попал на приемы к высоким чинам, и о наших действиях в тылу врага писали газеты. Слишком много почестей и славы для меня.

- Так это был ты… - Матриния слабо улыбнулась. – Я думал, это какой-то другой Ритемус. Я краем уха слышала, газеты не читала, потому что меня тошнит от военного пафоса. А когда он еще и революционный… хватит с меня революций и переворотов. Я женщина, для меня насилие чуждо. Война – удел мужчин, и у вас всегда чешутся кулаки, и вас не сдержать. Поэтому не мне тебя осуждать, - сказала она, выдерживая большие паузы задумчивости между словами.

- Кто-нибудь из жильцов остался в живых, кроме меня?

- Здесь осталась половина, когда начались военные действия, остальные покинули город. Те, что остались, живы все.

Ритемус кивнул головой, приподнялся и застыл, внезапно вспомнив:

- Госпожа Матриния, вы не видели Таремира?

Та стояла с неизменным измученным и отрешенным выражением лица, опершись о косяк и скрестив руки, и после недолгого забытья покачала головой.

- Нет, Ритемус, не знаю. Я мало знаю о людях, с которыми была хорошо знакома, пыталась их искать, но до остальных мне почти нет дела. В последнее время я перестала бояться выходить на улицу, но ясности это не внесло. Ладно, давай я тебя отведу, - она достала из маленького настенного шкафчика ключ и неспешно побрела к лестничной площадке.

- Я за все время сдала только одну квартиру, - продолжала она рассказывать, – когда бои прекратились. Был один молодой человек, очень нервный и беспокойный. Постоянно ходил в порванном пальто, в пробитой шляпе с большим саквояжем. Даже в столовой он был в пальто, хотя в остальном отличался хорошими манерами. Почти ни с кем не общался. Спустя месяц или чуть больше он с кем-то повздорил по телефону, а на следующий день испарился, оставив плату за два месяца. Мы думали, что это шпион, и ждали прихода республиканской полиции. Потом и вправду пришли солдаты, и мы сильно испугались. Но они просто спросили, где твоя квартира, ибо отныне ты офицер республиканской армии, и твое имущество находится под охраной новой власти.

Они дошли до нужного этажа, и Ритемус увидел отпечатки сургуча и небольшие клочки бумаги на замке.

- Они опечатывали дверь?

- Да, но потом я спросила: «Если Ритемус скоро приедет, значит, есть смысл прибраться?» Со второго раза мне позволили, и я мою полы и протираю пыль.