Ритемус кивнул. Больше ему ничего не надо было знать, а думать о будущем по-прежнему не хотелось.
***
Люминас шел впереди, выставив руки с винтовкой впереди и ломая сухие ветки кустарника, которые оглушительно хрустели и лопались, а за ним понуро брел Ритемус, придерживая неподтянутые лямки рюкзака с едой и личными вещами и смотря по сторонам, не следит ли кто за ними. Но повсюду были лишь одни деревья да кусты, а впереди раздавался шум шоссе – сотни голосов, слившихся в единый гул.
Проводник вдруг остановился, и Ритемус едва не врезался в него.
- Вот мы и пришли, - выдохнул он и выглянул в просвет между ветвями, откуда было видно дорогу. Он пожал руку Ритемусу. Тот виновато кивнул, и с трудом ворочая языком, сказал:
- Спасибо. Прощай, - и пожал руку.
- До скорой встречи. И удачи, - полным уверенности голосом сказал Люминас с легкой ухмылкой, похлопал его по плечу и, обойдя, быстрым шагом скрылся в лесу. До Ритемуса только спустя несколько мгновений дошел смысл слов, и он, озадаченный, долго смотрел вслед удаляющемуся хрусту. Прыснув, он пошел дальше, дивясь причудам этого странного революционера. Отчего это он так уверен, что Ритемус захочет примкнуть к этому сборищу самоубийц? Скоро королевские войска сметут их из Элимаса, и на арлакерийской земле (после волны арестов и расстрелов, разумеется) восстановится покой, и все будет как раньше, а король немного образумится, по крайней мере, на время.
Он вышел на придорожную полосу, и в глаза ему ударил яркий солнечный свет, от которого уже отвык. По длинной полосе асфальта, сколько хватало взора, от линии фронта шли люди, тысячи изможденных, согбенных долгим и тяжелым путем людей, как перед битвой у Гиремаса. Этот бесконечный поток пестрел красками, шумел и двигался медленно двигался бесформенным сочленением фигур, которые составляли в общем единый организм, и казалось было представить, чтобы хотя бы одна частичка отделилась от него – ведь отделившись, она, наверное, погибла бы. Сходства добавляло и гнетущее молчание: беженцы двигались в одну сторону, почти механически переставляя ноги и бессмысленно сверля землю упертыми перед собою взглядами на мученических ликах. Наверное, многие из них идут обратно – линия фронта таяла, и невозможно было предугадать, где вспыхнет следующий бой, где завтра станет тихо, а где война придет в места, никогда ее не знавшие…
- Эй, не мешайся! – гаркнул с козлов грубый голос, и Ритемус отпрыгнул, едва не задавленный лошадьми. – Чего прямо на дороге встал?
На него глядели два маленьких паучьих глаза, сверкающих над густой бородой, без остатка заполнившей всю нижнюю половину лица и горло. Старый засаленный плащ развевался на ветру порванными полами, а руки беспрестанно трясли полозьями, словно отбивали такт.
- Вы куда едете? – спросил Ритемус, стараясь не отставать. Где-то впереди возникло препятствие, и движение замедлилось.
- А тебе не все равно? - проревела борода, повысив тон. – Шпион, что ли?
- Нет, - замотал головой Ритемус. – Мне самому идти некуда, а так мог бы помочь…
- Молодой, шел бы ты своей дорогой, - с неприязнью ответил крестьянин. – Воевать за своего борова-короля против поганых повстанцев, как все военнообязанные, чтобы вконец похоронить эту проклятую Господом страну!
Ритемус нагло забрался на борт телеги, так, чтобы извозчик не достал до него. Глаза гневно сверкнули, прожигая его насквозь, и равнодушно отвернулись.
- В таком случае позвольте задать вопрос: почему же вы не воюете за короля? Вы вроде не так уж и стары, - с трудом он подавил иронию.
- Спасибо, дружок, навоевался уже. Фалькенара хватило вот так, - провел он левой рукой по горлу. – Страну защитил, а для нас что она сделала? «Спасибо, родные, идите по домам», и только! То ли дело при старом короле, тот знал, что со страной делать, не то, что этот сынок, чтоб он горел вечно в аду! Я когда воевал двадцать лет тому назад, нам и пенсии военные были, и льготы, а когда пришел этот боров, все отменили, еще и воевать заставили!.. – поток ненависти иссяк, и глаза вновь уперлись в Ритемуса. – А ты откуда путь держишь?
- Из Гиремаса, - ответил он.
- Так ты был там? Дезертир, значит?
- Дезертир? – переспросил Ритемус и рассказал придуманные на ходу детали. - Нет, мы гнали мятежников в лес, попали в засаду. Нас выжило всего несколько человек, и мы два дня плутали по лесу. Потом наткнулись на покинутую деревню, поели, бросили старые вещи и разбрелись в разные стороны.
- А, тогда понимаю, - протянула борода, - Я тебя не осудил бы, если бы ты был дезертиром. Сам не хочу против своих воевать. У меня вон брат к мятежникам ушел почти полгода назад, с тех пор не слышал от него ничего. Эх, жив был бы сейчас старый король… Так ты куда идешь?
- Не знаю, - честно ответил Ритемус, - Подальше от войны.
- Вот это правильно, - одобрительно ухнул крестьянин. – К черту эти распри. Ладно, останешься с нами. Что делать умеешь?
- Как и любой солдат – все.
- Это хорошо. Меня зовут Видерим, - он протянул огромную лапу и после рукопожатия продолжил, - Мы уехали почти все деревней – девять семей, - Ритемус увидел вереницы телег с бегающими вокруг них детьми. Возницы бросали в него осторожные неприветливые взгляды, переглядывались между собой и общались короткими фразами, которые явно имели прямое отношение к нему.
- Ты их не бойся, - заметил крестьянин волнение солдата. – Здесь все такие. На дороге все больше мародеров. Они нападают с оружием, иногда просто воруют, если не доглядел. С нами было только один раз - мы постреляли поверх голов, они и ушли восвояси. Революционеры или просто бандиты – черт их разберет, но чужаков, ясное дело, никто не любит. Только одних пустили, когда у Тиренара были, фалькенарцы. Толковые ребята, из всякого мусора стоящие вещи делают…
- Вы сказали про фалькенарцев? А Северана среди них нет?
- Северан? Да, точно, это их старейшина. А что, ты его знаешь?
Последних слов Ритемус уже не слышал. Он спрыгнул с борта и побежал назад, спотыкаясь о выбоины, осыпаемый проклятиями возниц, под копытами чьих коней он едва не был затоптан. Придерживая рукой съезжающую на лоб фуражку, он спрашивал на бегу, где Северан, и ему либо указывали назад, либо посылали к черту.
- Ритемус, ты ли это? – спросил удивленный голос с одной из телег. Ему подали руку, и он взмахнул на борт, оказавшись между Севераном и тем фалькенарцем, что вез его на полустанок, откуда он уехал в Тиренар. Остальные в телеге посмотрели на него и отвернулись, продолжая говорить на своем неблагозвучном для арлакерийского уха языке.
- Видишь, Вомеш, вернулся к нам наш боец, - сказал на арлакерийском Северан, не переставая улыбаться. Ритемус хотел поздороваться и с другим фалькенарцем, но тот вперил в него презрительный взгляд, не удосужившись протянуть руку, и Ритемус просто кивнул. – Все-таки решил оставить оружие? И где же ты был все это время?
- Поначалу не смог, Северан, - виновато ответил он. – Я как раз из Гиремаса.
Северан затряс головой в непонимании.
- Но ты ушел оттуда, как я понимаю, - пробормотал он. – Почему?
Ритемус рассказал ему правду про Люминаса. Северан ни разу не перебил, и даже остальные фалькенарцы, прекратив болтать на изобилующем глухими согласными языке, затаили дыхание.
- А вы почему уехали? – спросил, закончив рассказ, Ритемус.
- После того, как ты ушел, к нам пришли революционеры. Сначала спрашивали, не видели ли мы королевских разведчиков поблизости, и хотели реквизировать зерно. Мы люди бедные, поэтому нас пожалели, а когда узнали, что мы фалькенарцы, так совсем вежливо распрощались и ушли. Затем была очередная битва за Тиренар, и монархисты выбили повстанцев из всех близлежащих деревень и наведались к нам, перекопали все вверх дном в поисках укрытых врагов короля и унесли с собой барашка Вомеша. Потом два дня вокруг нас стреляли, и снова наведались королевские солдаты. Пока они были у нас, к нашей деревне подошли мятежники, расстреляли их и исчезли – лишь чудом мы в живых остались. Потом все затихло, но мы решили собраться, пока не поздно, и уехали. Все ненужное либо оставили, либо обменяли или продали, чтобы жить потом на что-то. Впрочем, - задумчиво почесал он бороду, невесело усмехнулся он, - скоро деньги станут просто фантиками, как в Фалькенаре после войны. Только для растопки да для самокруток сгодятся. Как видишь, прибились к Видериму, и теперь в Доламин едем, деревушка есть такая, в лесной глуши. Уж там точно нас война не тронет.
