- Сожалею, - сказал Ритемус. «Наконец, этот скряга получил по заслугам», - подумал он.

- Его мало кто любил, со мной он обходился не всегда справедливо, и все равно жалко его почему-то, - уже без должного терзания по родителю сказал юноша.

- Это война. Она никого не щадит, никого.

- Да, вы правы… Будете что-нибудь заказывать?

- Да, крепкий черный чай, а я пока посмотрю меню.

Юноша исчез в ту же секунду, а Ритемус тупо пялился на картинки блюд с подписями, не в силах собраться с мыслями – в голове ворочалась вязкая тяжелая масса, из которой он не мог выбрать, о чем стоит поразмыслить. Здесь были и теплые мысли об уцелевшем доме, и о том, что он снова сможет возвращаться домой к себе, в свою уютную маленькую квартиру, о том, что госпожа Матриния жива, что город уцелел… И все же его терзало что-то тяжелое и смутное.

Он дробью стукнул пальцами по столу, словно выводя себя из транса. Он завидовал в этот момент тем, кому удавалось залить горе вином, но он-то пил спиртное крайне редко, и он не представлял себе, каково это – быть беспомощной, блеющей какой-то бред скотиной, только что бывшей человеком, и в то же время – быть отстраненным на какое-то от проблем сущего. Раньше его спасали прогулки по паркам, но теперь все в городе напоминало о войне, куда ни взгляни, и остаются только книги – самодостаточные и замкнутые в себе, чтобы не пустить реальность внутрь.

Официант принес чай, и крепость напитка немного приободрила Ритемуса. Он постарался развлечься подслушиванием чужих разговорах. Тем было несколько – бытовые трудности, проблемы с продовольствием и вести с фронтов, и все это он уже слышал, проходя по городу. У кого-то убили брата, мужа или сына, власти снизили цены на масло, но подняли на хлеб, свет дают рано утром или поздно вечером. Над последним он смеялся – солдаты месяцами живут без доступа к нормальным клозетам, а они без электричества жить не могут.

- Гражданин, не желаете газету? – перед ним возник мальчуган в поеденной до дыр молью синей кепке почтальона со стопкой газет под мышкой и маленькой сумкой наперевес.

- Да, пожалуй, - Ритемус отсыпал горстку медяков и разложил газету на столе. «Крылья правды» - гласили большие черные буквы вверху страницы. Разумеется, победоносная армия республиканцев громила всех в пух и прах, остаткам королевской армии отмеривалось не более недели. В одной из колонок, посвященных предвыборной компании, попадались скромные и ненавязчивые выпады в сторону Канцлера и Совета Возрождения, тут же смешиваясь с утверждениями, что Вождь устремлен к бесконфликтному существованию с «коллегами». На следующей странице говорилось о зверствах монархистов, от злобы (вернее, от голода), грабящих поселения, и завершался этот пассаж неестественными хвалебными песнями в честь черно-желтой армии. Одна из последних колонок повествовала о награждениях рядовых бойцов, произведенных лично Вождем, выехавшим на фронтовую полосу. Это вызвало у Ритемуса едкую усмешку, напомнив о словах, сказанных Люминасом – что Вождь пусть и силен и духом, и умом, но тело уже не позволяет ему совершать дальние поездки.

- Я смотрю, ты тоже не можешь читать это без улыбки? – за стол сел человек в легкой куртке и кепи, чей широкий козырек закрывал верхнюю половину лица. Ритемус опустил руки с газетой на стол. Незнакомец старался не поднимать голову, хотя высокий ворот совсем не летней куртки частично закрывал скулы и рот, скрывая лицо.

- Да, но что делать, - разве может быть другой пропаганда?

- Прошу прощения, я не спросил разрешения сесть… - сказал после недолгой паузы пришелец, по-прежнему избегая смотреть Ритемусу в глаза.

- Можно, Тар. Тебе можно. Ты что здесь делаешь?

Таремир выдохнул, снял кепи, резко опустил ее на стол и расстегнул куртку.

- Это не от тебя я прячусь. Я не хочу, чтобы меня видели на улице. Здесь меня вряд ли заметят, благо многолюдно… Как ты?

- Тебя преследуют?

- Нет, но подсматривают.

- Боятся, что убежишь в стан врага? – улыбнулся Ритемус.

- В том числе, - помрачнел Таремир и почти угрожающе понизил голос, - И чтобы не общался с офицерами армии потенциального противника.

- Потенциального? Хочешь сказать…

- Хочу. Да, я перешел к «возрожденцам». Они очень деловые люди – намекнули, что либо мы переходим на их сторону, либо нам будут здорово мешать жить. Как именно мешать – не сказали, но я понял, что убивать и марать руки ненужной кровью никто не собирается, а вот попортить репутацию они смогут запросто. К тому же… - он свесил голову и замолчал.

- «К тому же» что?

- Я последовал твоему совету. Я вывел семью из города через кольцо окружения ваших войск, а затем они попались «возрожденцам», а следом и я пришел. К тому моменту в партии Союза Возрождения уже были многие мои сослуживцы, перешедшие ранее на ту сторону фронта, и потому наше пленение было быстрым и безболезненным. И о проблемах, которые могут меня настигнуть в случае, если я буду себя плохо вести, рассказали тоже они, потому что и они были подвержены этому. Поверь, Ритемус, если бы не семья, я бы перешел к вам от «возрожденцев», и ничего бы не боялся, ведь мы бы снова обрели друг друга. Но получилось, к сожалению, именно так.

- Как говорится у фалькенарцев, «свинья зарыла тебе желудь под самыми толстыми корнями». Мне не за что тебя винить. Будешь что-нибудь?

- Да, я пока сюда спешил, только чашку кофе на станции выпил, и все. Все равно – чаю или простой воды. Да и поесть не прочь. Тут все так же дорого?

- Нет, республиканцы убили жмота четыре месяца назад – пытался обдурить. Его сын официантом работает, он же мне и рассказал. Я, разумеется, посочувствовал, однако он, судя по всему, не особенно страдает.

- Ха, думаю, на его надгробии добрых слов написано прямо пропорционально его скупости, - и тут же подавил смешок, краем глаза заметив юношу.

- Будете что-нибудь заказывать?

- Чаю и… пусть будет жареный цыпленок с картофелем, тоже жареным. От вареного уже тошнит, ей-богу.

Юноша кивнул, записал в блокноте и ушел, а Таремир покосился ему вслед.

- Надеюсь, он не будет похожим на отца. Кстати, цены действительно неплохи на общем фоне. Кто-то боится повторить судьбу предыдущего владельца, а? – и вновь коротко рассмеялся. По крайней мере, подумал Ритемус, он становится похожим на самого себя, на того Таремира, который был до войны, с неминуемой нотой иронии в каждом предложении, а нынешний, угрюмый и серьезный, понемногу растворяется.

- Да, я тоже надеюсь, - растерянно ответил Ритемус, занятый этими мыслями. Из-за окон-витрин донесся нестройный шум репродуктора и сотен марширующих ног. Проезжую часть и вправду заполонили сотни черных фигур, сливающихся воедино из-за сумерек и иногда разделяемых опадающими солнечными лучами. Это были гражданские – светлые брюки, рубашки, сумки, легкие пальто, шляпы и кепки, - несущие знамена республики, портреты Вождя. В верхнем левом углу знамен уже был нововведенный элемент – венок из пшеничных колосьев, скорее похожий на подкову из-за обращенной вверх незамкнутой части, и снизу он был проткнут мечом. Посетители ресторана замолкли, чтобы расслышать, что кричат митингующие. В основном это были короткие выкрики вроде «Да здравствует республика!», «Долой несправедливость и нищету!», «Всю власть народу!». Все это дополнялось периодически пробуждающимся из спячки репродуктором в раскрашенном в черно-желтый грузовике, плетущемся позади первой колонны, в которой на глаз было человек четыреста. Что говорит человек в кузове, было не разобрать – мегафон гнусавил как больной с гайморитом в тяжелой форме. Удалось различить в общем гуле только фразу «… падаль скоро прекратит сопротивление и сдастся, и самая большая заслуга в борьбе с нею принадлежит войску и правительству Республики! Никто другой не достоин чести быть возвеличенным в веках! И никто другой не достоин управлять нашей страной, кроме Вождя и его верных соратников! Так будем же едины и….» - дальнейшие слова были заглушены раскатистым человеческим ревом.